Вдруг я услышала сзади голос:
– А ты чего здесь высматриваешь, партизанка?
Я вздрогнула от неожиданности и повернулась. Передо мной стоял дедок лет семидесяти с лишним. Он был в старых, видавших виды шортах, спортивной линялой майке и галошах на босу ногу. На голове дедка красовалась какая-то детская голубая кепка с вышитым на ней зайчиком, лицо и руки его были коричневого цвета от избытка солнца. Очевидно, он загорал с самого начала весны, если к середине мая успел стать похожим на негра.
Я поздоровалась, постаравшись придать своему голосу и выражению лица как можно больше беспечности:
– Я, дедушка, здесь просто гуляю.
– Я не дедушка, я здешний сторож, Гаврила Силантич, – уставив руки в бока, строго сказал дедок. – И просто гулять тутова нельзя, потому как место это я охраняю. Понятно тебе, партизанка?
– А-а… Понятно. Только я не совсем просто гуляю, – объяснила я Гавриле Силантьевичу, – я смотрю, не продает ли кто здесь дачу…
– Не-а, здесь никто не продает, – категорично заявил мой новый знакомый. – Когда кто хочет продать дачу, так перво-наперво мне говорят и на воротах бумажку вешают. А раз никто не говорил мне ничего и на воротах бумажка не висит, так, стало быть, никто и не продает! Поняла?
– Поняла, – кивнула я, согласившись с такими убедительными доводами. – А одни мои знакомые знаете как дачу купили? Совершенно случайно! Приехали к друзьям на их дачу, ходили, гуляли по дачному поселку и набрели на одну, в которой пожилая одинокая женщина жила. У нее незадолго до того умер муж. А дом у нее красивый, с такой, знаете, большой верандой… Сад там и все такое… Мои знакомые взяли да и спросили ее просто так, наудачу: не собираетесь ли, мол, тетя, дачу продавать? А та возьми и скажи: «Как же, собираюсь! Мужа нет, а без него я с ней не справляюсь, тяжело…» И тут же о цене сговорились, представляете?! Вот я и думаю: может, и мне повезет, и я найду здесь того, кто хочет дачу продать? Не подскажете, нет ли в этом товариществе такой пожилой одинокой тети, которая не осиливает дачу и согласилась бы ее продать?
Гаврила Силантьевич задумался, почесал небритый подбородок:
– Ну, если такая и есть, так это токмо Аркадьевна, больше пожилых и одиноких тут нет. Муж у ей годов пятнадцать тому к молодухе сбег, вот она одна и тянет дачку-то! У нее, правда, дочь имеется, зять и внук, да не больно-то они, смотрю, ей помогают…
– А где дача этой Аркадьевны? Далеко? – оживилась я.
– А вот как в ворота зайдешь, по правой, стало быть, стороне и стоит. Пятый дом от етих вот ворот, поняла, партизанка?
– Спасибо, Гаврила Силантьевич! – с чувством поблагодарила я и пошла по дороге, считая ворота в заборе.
Он был высоким, местами сплошным, местами – из штакетника. Из-за забора свешивались ветки яблонь, груш и вишен. За штакетником виднелись участки с деревьями и кустами и небольшие двухэтажные кирпичные дома. Во многих местах забор был оплетен виноградом и плющом, кое-где вдоль него росли кусты сирени и акации. Но вот наконец и пятая по счету дача. Я остановилась и посмотрела на небо. Солнце было уже совсем низко, оно готовилось сесть за горизонт…
Это был старый двухэтажный кирпичный дом за высоким дощатым забором, потемневшим от времени. Я заглянула в щель между досок, но увидела только деревья, кусты и клумбы с цветами. Дом стоял в глубине роскошного сада. Он был, в общем-то, небольшой, судя по окнам, на три-четыре комнатки, плюс кухня и просторная застекленная веранда. Хозяйку нигде не было видно. «Значит, она сидит в доме», – решила я. Подойдя к калитке, я толкнула ее, но она не поддалась: все правильно, Серафима Аркадьевна, зайдя на свой участок, заперла ее изнутри.
Вдоль забора росли большие кусты лесного орешника. Заросли его были густыми. «Лучшей маскировки не придумать», – решила я. Все-таки торчать на дороге возле чужой дачи не очень-то хорошо: кому-то могло показаться это странным. Тот же сторож, заметив меня здесь, заподозрил бы неладное. Я протиснулась в кусты, пожалев о том, что на мне новые джинсы и ветровка: еще порву их о ветки, чего доброго! Но сбегать домой и переодеться все равно не получится, и, похоже, мне придется следить за дачей Серафимы Аркадьевны из этого наблюдательного пункта довольно долго.
Я постаралась облокотиться спиной о старую толстую ветку, я почти села на нее, чтобы снять напряжение с ног. Найдя в заборе хорошую щель, через которую был виден практически весь участок, я припала к ней лицом.
Я рассматривала крылечко, на которое в любой момент могла выйти Серафима Аркадьевна. Время тянулось медленно. Я несколько раз меняла положение тела, но оно все равно уставало.
Вдруг я увидела, как графиня вышла из своего дома и пошла по дорожке, выложенной тротуарной плиткой, к забору. Она принялась обходить свой участок по периметру, оглядываясь по сторонам. «Что это с ней? – подумала я. – Что за ритуал?» Женщина шла вдоль своей ограды, периодически поднимаясь на цыпочки и заглядывая за нее. Вот она остановилась в одном месте и припала к доскам лицом, пытаясь, как и я, рассмотреть что-то сквозь щели. Это уже становится интересным. Она что, тоже партизанит за кем-то? «Скорее всего, – подумала я, – она пытается проверить, есть ли кто из ее соседей на дачах. Не иначе, как замышляет что-то…»
И тут я увидела, как женщина с трудом отодвигает одну из досок забора в сторону. Неужели Серафима Аркадьевна решила проникнуть на чужую территорию, пока соседей нет на даче? А то, что их нет, это я знала точно: проходя мимо того участка, на который она сейчас посягала, я видела на калитке большой амбарный замок.
Точно, бабушка начала с трудом протискиваться в щель в заборе. Вот она уже наполовину скрылась в ней. Надо было что-то делать, сейчас она перелезет к соседям, и я отсюда, из своих кустов, при всем желании не увижу, чем она будет там заниматься.
Я осторожно выбралась из своего укрытия и подошла к соседскому забору. А он, оказывается, совсем хлипкий! Есть доски, которые даже шатаются. Ну-ка, ну-ка…
Я шла вдоль почерневшего от времени забора и трогала все доски подряд. Наконец я наткнулась на такую, которая буквально болталась на одном верхнем гвозде. Я несколько раз качнула нижний край доски взад-вперед, а потом с силой дернула на себя…
Я протискивалась в щель, снова жалея, что оделась сегодня во все новое. Раздался тихий звук разрываемой ткани. Черт! Ветровка… Где-то в области плеча. Ну, надо же!..
Я осторожно шла по саду, стараясь держаться за кустами и деревьями. Хорошо, что все они были старые, и их огромная крона создавала под ними такую тень, что я в своей серой ветровке и синих джинсах была, как в маскировочной одежде, и издалека казалась практически не заметна. Да и солнце уже село, и становилось сумеречно, а уж здесь, в плотной тени деревьев, вообще почти ничего не было видно. Я обогнула угол дома и выглянула из-за него осторожно.
В противоположном от входа углу сада была круглая беседка – обвитое диким виноградом сооружение из досок и реек. Стоя на коленях возле него, Серафима Аркадьевна просунула под низ беседки руку и пыталась что-то вытащить оттуда. Ей это не особо удавалось: очевидно, предмет был большим и с трудом проходил в неширокое отверстие. Я на цыпочках приблизилась к бабушке. Она была до того увлечена своим занятием, что не заметила меня, стоящую буквально в трех метрах от нее. Подождав некоторое время и видя, как женщина мучается, я спросила Серафиму Аркадьевну:
– Помочь?
Она вскрикнула и выпрямилась, но все еще стояла на коленях, зато в руке ее был сверток, завернутый в темную тряпку. Достала-таки!
– Татьяна?! Что вы здесь делаете?!
– Удивительно, но тот же самый вопрос я хотела задать вам, – сказала я, опускаясь на корточки рядом с пожилой дамой.
Она все еще продолжала стоять на коленях, изумленно хлопая ресницами.
– Поднимайтесь, Серафима Аркадьевна, – сказала я и протянула ей руку.
Она машинально взяла ее и поднялась с колен, приняв естественное положение тела.
– Что вы здесь все-таки делаете? – почти возмущенно спросила женщина снова.
– Очевидно, то же самое, что и вы! – ответила я. – Я же вам сказала совсем недавно, в городе, что сегодня вечером буду изымать пистолет, орудие убийства. Вот я приехала сюда за этим. А вы, Серафима Аркадьевна, никак решили помочь следствию и сделали это за меня? Ведь я права, это у вас пистолетик, да? Пожалуйста, покажите мне вашу находку!
Я кивнула на сверток и протянула к нему руку. Графиня посмотрела на меня испуганно:
– Я… вы понимаете…
– Я все понимаю, – сказала я, – давайте, давайте сюда это…
Серафима Аркадьевна медленно подняла свою руку и подала сверток мне. Я взяла его и сразу ощутила тяжесть металла, длинный ствол, прямоугольную рукоятку. Я развернула тряпку: передо мной лежал пистолет системы Макарова.
– Ну, что же вы, Серафима Аркадьевна! Полиция с ног, можно сказать, сбилась в поисках орудия преступления, а вы его укрываете…
