– Куда же ему, бедному, еще ходить? Гулять его никто не выводит…
– Да, французскими духами у вас здесь явно не пахнет!.. А ваш туалет? Я извиняюсь, но где дамская комната? – спросила я, оглядывая помещение и не находя никакой двери.
Элеонора подвела меня к яме в углу подвала. В ней виднелась большая железная труба, проходящая в полу. В трубе была приличных размеров дыра, через которую было видно, что внизу течет вода. От ямы несло, извиняюсь, дерьмом.
– Это – канализация, общая для всего дома, – объяснила Элеонора. – Постарайся попасть в дыру.
Женщина отошла от меня. Да, это вам не чешская сантехника, что стояла у меня дома и была, оказывается, потрясающе красивой и удобной. Пришлось кое-как пристроиться на корточки и пописать в эту чертову яму.
– Ну, гад, выйду отсюда – получишь у меня по полной! – сказала я, скрипнув от злости зубами.
– Ты сначала выйди, – горько усмехнулась Элеонора.
Я огляделась. И вдруг меня осенило: красная комната – в ней дыра, в дыре – вода! И две яркие лампочки, которые гадалка могла принять за два солнца. Значит, она не ошиблась! Значит, Соня не зря заплатила гадалке три тысячи…
– Подвал находится под ателье? – догадалась я.
Элеонора кивнула:
– Да. Здесь толстые стены, как видишь, без окон. Хорошая изоляция звука. Вход и выход только один.
– Дамы, как же вы здесь живете?!
– Мы не живем, выживаем, – всхлипнула Ольга.
– А у меня, кажется, есть план побега!.. – сказала я задумчиво.
– Ты шутишь? – Элеонора посмотрела на меня с надеждой.
– Могу поделиться, если хотите.
Женщины, оставив свои машинки, столпились возле меня.
– Говори! – приказала Мария Федоровна, которую все здесь звали просто тетя Маша.
Я внимательно оглядела женщин.
– Нужна одна очень хорошая артистка…
– Я – артистка! – выступила вперед тетя Маша. – Я могу петь…
– Нет, пожалуй, артистками придется побыть всем. Только учтите, умение петь вам не понадобится, – предупредила я, – скорее, даже наоборот…
– Наоборот? Это как? – опешили все.
– А вот слушайте…
Через полчаса, получив инструкции, все расселись по своим местам.
– Ну что, готовы? – спросила я.
Все женщины дружно закивали. Алла спрятала за спину толстую веревку, сплетенную нами из нескольких длинных лоскутов порванной ткани.
– Ну, девочки, с богом! – Я поднялась по лестнице без перил на самый верх к железной двери и забарабанила в нее кулаками что есть мочи: – Эй, вы там!..
Стучать пришлось долго, минут пять, может, больше.
– Не откроют! Ой, не откроют… – заскулила Ольга.
Я повернулась и погрозила ей кулаком. Она тотчас замолчала и закрыла рот обеими руками. Я снова забарабанила в дверь.
Наконец за ней послышался грубый мужской голос:
– Чего стучишь, идиотка? Жить надоело?!.
– У нас покойница! – крикнула я как можно громче.
– Чего ты несешь, дура? Какая покойница? Мозги поехали?
Но в замке заскрежетал ключ, и вскоре дверь приоткрылась.
– Быстро сошла вниз! – приказал мне появившийся в проеме Ящик. В руке он держал обрезок тонкой железной трубы.
Я, хромая и всем своим видом изображая несчастную больную, еле передвигающую ноги, спустилась по ступеням вниз и встала в стороне, держась за голову обеими руками. Ящик посмотрел на меня подозрительно. Он не спешил спускаться в подвал следом за мной.
– Ну и где покойница?
Я кивнула на лежащую на своем матрасе Марию Федоровну. Она распласталась на нем в неестественной позе, заломив одну руку под себя.
– Мы думали, она спит, а она уже больше часа не подает признаков жизни, и пульса у нее нет, – сказала, притворно всхлипнув, Ольга.
– «Пульса нет!» – передразнил Ольгу Ящик. – Тоже мне, медики, блин!
Он покосился на Аллу, которая сидела на корточках в углу, закрыв ладонями лицо, и раскачивалась взад-вперед, как китайский болванчик.
– У меня муж врач, – снова всхлипнув, сказала Ольга, – и я знаю, как у человека пульс проверять. Умерла она, точно вам говорю… Остывать уже начала…
Тарас все-таки решился подойти к Марии Федоровне. Он брезгливо толкнул женщину ногой. Она качнулась, но не шевельнулась. Вот что значит хорошая артистка! Ольга заголосила.
– Заткнись, сука! – рявкнул на нее парень и для острастки замахнулся обрезком трубы.
Он нагнулся к Марии Федоровне, разглядывая ее лицо. Я тут же подскочила к нему, не зря же когда-то ходила в секцию карате. Ударив парня в болевую точку на шее ребром ладони, второй удар я нанесла ногой в печень, а третий по голове. Он повалился на Марию Федоровну, как колода.
– Девочки, работаем! – скомандовала я.
Все женщины, как кошки, кинулись к молодому человеку. «Покойница» тоже резво вскочила на ноги и дала парню хорошего пинка ногой в пах. Через минуту он лежал на земле, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту, благо тряпок в комнате было хоть отбавляй. Проделав все это, мы опустились на стулья, чтобы перевести дух. Я кинулась наверх в открытую дверь, но она с грохотом захлопнулась перед моим носом. В проеме я успела заметить Капитолину. Щелкнул засов. Увы! Долгожданная свобода не встретила нас радостно у входа.
– Это Капка! – крикнула Элеонора. – Моя падчерица… Вот гадина! Капка, открой, тварь!
– Не открою! – послышалось из-за двери.
– Татьяна, что же теперь делать? – спросила Алла с отчаянием в голосе.
Я посмотрела на лежащего на полу Тараса:
– А вот мы сейчас будем разбираться с Ящиком.
– Это Тарас Коробкин, Капитолинкин хахаль. А Ящик – это его кличка… – сказала Элеонора.
– Между прочим, он еще и уголовник! – добавила я.
Подойдя к столу, на котором были разложены ткань, картонные фигуры, которые портные, насколько мне известно, называют лекалами, и большие мощные ножницы, я выбрала последние.
– Хорошие ножнички, – сказала я, беря в руку тяжелый инструмент, – маникюр ими, конечно, не сделаешь…
– Это портновские, для раскроя, – объяснила Элеонора.
– Ну что же, – сказала я как можно громче, – отлично! Тогда сейчас я раскрою ими нашего пленного.
Я подошла к Ящику. Он начал приходить в себя после серии моих ударов, застонал, пошевелился…
– Капитолина! – крикнула я, чтобы девушка меня слышала. – Что у твоего возлюбленного тебе дороже всего? Может, уши? У меня в руках портновские ножницы. Хочешь, я сделаю твоему Ящику косметическую операцию по изменению формы ушей? А то они у него какие-то лопоухие…
За дверью было тихо.
– Не откроет, – с уверенностью сказала Элеонора и покачала головой.
– Плохо вы знаете девушек! – усмехнулась я. – Капитолина! А может, ему нос отрезать? Как он тебе без носа? Будешь жить с таким уродом или оплатишь ему пластическую операцию? Она, кстати, очень дорогая! Тысяч пятьсот, не меньше! Есть у тебя лишних «пол-лимона»?
Я посмотрела на Ящика. Он пялился на меня широко открытыми от ужаса глазами.
– Ой, а мы уже в себя пришли и даже глазки открыли! – Я повертела ножницами возле лица Ящика. – А тебе самому что больше мешает: уши или нос?
Я схватила парня за нос и сделала вид, что собираюсь отхватить его кончик.
– Элеонора, дайте мне какую-нибудь тряпку, да побольше, – попросила я, – сейчас здесь все будет в крови…
Ящик замычал и задергался, попытался оттолкнуть меня ногами. Но Мария Федоровна замахнулась на него обрезком его же трубы, который он выронил, когда падал без чувств. Я выдернула кляп у него изо рта. Ящик разразился грязными ругательствами.
– Знаешь что, дружок, ты уж давай употребляй парламентские выражения, при дамах-то. А то я нервная: у меня детство трудное было. За такие слова я еще и твое хозяйство могу отчекрыжить, и тогда бросит тебя твоя Капитолина, потому что мужиком ты уже не будешь никогда. Если, конечно, выживешь после кастрации, – добавила я многозначительно и начала расстегивать ширинку его брюк.
– Капка! Открой дверь, сука! – завопил Ящик так, что у меня заложило уши.
– Ай-яй-яй, что же ты так некорректно со своей возлюбленной-то?! – пожурила я пленника.
– Открывай, Капка! – крикнула Элеонора. – Здесь твоего Тараса уже начали ножницами кромсать!..
Наверху громыхнул железный засов. Алла, которая стояла на лестнице, подскочила к двери и вцепилась мертвой хваткой в показавшуюся в дверном проеме девушку. Через минуту, тоже связанная и с кляпом во рту, она лежала рядом со своим кавалером.
– Ну все, девочки, враг повержен, – сказала я, опускаясь на ближайший стул, – поздравим друг друга с победой…
– Может, ее на матрас положить? Что же она прямо на земле… – спросила сердобольная Алла.
– Перебьется! – отрезала Мария Федоровна и пошла к лестнице.
Все мы поднялись наверх и вышли из подвала в ту подсобку, где я ночевала прошлой ночью. Тюки с обрезками ткани были отвалены от стены. Так вот под какой шум я здесь засыпала, осенило вдруг меня. Четыре швейных машинки работали, и их тарахтенье сливалось в гул и было похоже на шум работающей вытяжки. Как же я не догадалась?!
