Ознакомительная версия.
– Да нет, не послышалось, но это ничего. Спасибо тебе, дорогой коллега.
– Алёна… – мягко проговорил Егор, – у меня такое ощущение, что мои сведения тебя ужасно расстроили. Это так?
– Да почему? – вздохнула она. – Ты подтвердил то, что я и так знала. Чудес не бывает. Спасибо тебе. Буду рада помочь ответно. Так что обращайся, если что. Слушай… а тот ювелир, он не описывал внешность подробней… да нет, это ерунда! Спасибо, Егор! До связи!
И она решительно отключилась.
Затем набрала записанный номер… и только покачала головой, когда на дисплее показалась надпись: «Номер занят. Повторный набор». Она ждала минут пять, но так и не дождалась ответа, абонент с кем-то упорно разговаривал и разговаривал.
А впрочем, о чем ей с ним говорить? В самом деле – чудес не бывает.
Алёна нажала на сброс и присела на скамейку, грустно глядя на табличку с названием улицы Маразлиевской.
Вообще нужно было, конечно, позвонить Арнольду и сообщить о том, что выяснил Егор. Но позвонить Арнольду Алёна не могла, потому что по-прежнему не знала его телефона. Какой-то заколдованный круг!
Конечно, вполне возможно, Арнольд уже на Лонжероне, ищет ее. И если она позвонит на спасательную станцию Ромке, то сможет связаться с его дядюшкой.
Но пока не хотелось. Она так странно себя чувствовала…
Но почему? Из-за чего это ощущение потери, ну из-за чего?! Только из-за сходства двух фраз, не более. Нет, еще из-за того, что брякнул, сам того не зная, Ромка.
Чепуха, случайность? Совпадение? Двойная игра? Рассчитанный обман? Да? Нет?
Неведомо. Одно ясно: то, что произошло вчера, не может повториться до тех пор, пока Алёна этого ответа не найдет. Пусть у нее паранойя, пусть она ревнивая дура, но…
Но понятно: ей пока лучше держаться подальше от Арнольда.
Пусть подумает, что она испугалась авантюры, в которую вмешалась. Да пусть подумает все, что угодно! Главное, пока не встречаться с ним.
А может, совсем уехать из Одессы? Правда что! Плюнуть на все – и уехать. Если она так испереживалась из-за какой-то ерунды, то что будет, если начнут открываться совсем уж душераздирающие тайны? И что, если эти тайны окажутся опасными?
Ну, значит, окажутся. Не привыкать стать. Из Одессы она никуда не уедет. Сегодня очередная милонга – где-то на Пироговской, в Доме офицеров. Завтра с утра у Алёны индивид с аргентинским преподом. Вечером опять милонга. Неохота уезжать-то! А охота… охота все поставить на места.
Все же Дева есть Дева.
Мимо медленно, выжидающе проехало такси. Водила сигналил из окошка и глазами, и улыбкой, и всеми фибрами души. Однако Алёне хотелось прогуляться. Какой-то добродушный старикан, у которого она спросила дорогу, рассказал, придерживая на поводке веселую, очень ухоженную дворняжку, что, если свернуть за угол, можно в два счета выйти на Греческую, а уж оттуда до Дерибасовской она знала, как добраться.
И Алёна пошла… дорога заняла, однако, не два счета, а около часу, потому что она не торопилась, ей хотелось обо всем хорошенько и спокойно подумать, и к тому времени, когда она своим ключом открыла дверь гостиничного подъезда, весь перечень вопросов, которые нужно будет задать разным людям, выстроился в голове, и ей уже не терпелось начать их задавать.
* * *
Человек, которому Алена звонила, и в самом деле не мог ответить: он был занят другим разговором. Разговор этот длился чуть не полчаса и носил самый невероятный характер – настолько невероятный, что этот человек, даже согласившись вступить в предложенную ему игру, еще не вполне верил тому, что слышал, и все искал в этом какой-то подвох.
Он мельком взглянул на сообщение о неотвеченных вызовах, поступавших, пока телефон был занят, однако номер был незнакомый, а потому он не стал перезванивать. Мало ли кто там, может, опять менты активизировались, ну и пусть названивают, раз больше делать нечего. Если то, что он только что узнал, правда, значит, от него скоро отстанут. В полном смысле. Потому что сегодня вечером он получит то, что так хотел получить, а совсем скоро, уладив все неприятности, сможет сняться с якоря. Получив наконец Лору!
Неужели это правда – то, что он сейчас услышал?! Неужели близость смерти способна так изменить людей?!
Да уж, никогда не знаешь, что придется испытать и как себя в этом случае поведешь. Сейчас-то он здоров, как бык, а случись с ним то, что случилось с тем, кто ему позвонил… Неизвестно, конечно, как бы он себя повел. Тоже, наверное, начал бы искать везде, где только можно, бабки на лечение. Хотя… хотя все равно помирать!
Но хоть потом, не так сразу, когда-нибудь, не сейчас…
Он задумчиво поднялся на палубу.
Тот, кто ему звонил, пообещал страховку. Кое-что на тот случай, если на берегу его все же сцапают. Мало ли, в самом деле, что стукнет в голову ментам! Вдруг решат изменить меру пресечения?! Пока у него всего лишь подписка о невыезде, которая его никак не ограничивает.
Он недоверчиво покачал головой. Нет, рано мечтать. Надо сначала получить доказательства… эту самую страховку… Тогда можно будет если не поверить, то хотя бы начать верить.
* * *
Мария Васильевна стояла у балюстрады и смотрела в темное море. Вниз уступами уходил прекрасный сад. Оттуда при каждом порыве ветра доносилось благоухание акаций и лип, которое сейчас заглушало все остальные садовые ароматы и запах моря. Когда вечерами было неспокойно на душе, не было для нее ничего лучше, чем пройти через оранжерею, которая лежала между дворцом Воронцовых и колоннадой на берегу, и ощутить биение свежего ветра в лицо.
Она смотрела в звездное небо, нависшее над неровно вздыхающим внизу, под обрывом, морем, и украдкой даже от самой себя смахивала слезы. Хотелось бы думать, что глаза слезятся от ветра, но она-то знала, что просто плачет.
Плачет о том, что за каждой встречей неизбежно следует разлука, как за рождением – смерть. Не сразу – после нескольких блаженных мгновений (а это именно мгновения в сравнении с вечностью!), во время которых человек успеет поверить, что поймал счастье, как чудную птицу, что оно будет всегда сидеть в клетке его чувств. Но…
О, это проклятое «но», которое неотступно следует за нами и порой высовывается из-за левого плеча, подобно лукавому!
…Вот так же она стояла здесь в ту первую ночь, когда новый городской голова прибыл наконец в свою резиденцию, побывав на торжественном обеде в свою честь и почтив своим присутствием бал. Мария Васильевна обожала танцевать и готова была оставаться на балу до полуночи, несмотря на усталость, однако при первом же взгляде, которым она окинула танцующих, настроение ее резко упало, а усиливающаяся мигрень сделала пребывание светлейшей княгини на балу, конечно же, невозможным.
Того, кого она мечтала увидеть, не было.
Семен Михайлович сочувствовал жене, но был искренне рад уехать. Ему не терпелось оказаться в доме, где прошло его детство. Он первым делом бросился в детскую. Она была очень скромно, но мило обустроена, на стенах висели портреты графа Михаила Семеновича в молодости и князя Семена Михайловича ребенком. На этом небольшом портретике была надпись: «Хочу жить, чтобы вас любить!» В полу были вделаны инкрустированные камнем солнечные часы, напоминающие молодым, как быстро летит время…
Но на все эти милые мужу детали, которые навевали ему прекрасные воспоминания, Мария Васильевна смотрела равнодушно, как и на окружающую ее роскошь.
На стенах кругом висели итальянские картины. Двери столовой – с янтарными ручками и филенками под ляпис-лазурь и бронзу – доставили из Михайловского дворца в Петербурге.
Семен Михайлович восторженно рассказывал, что камин из очень дорогой мозаики en pierres fines, то есть украшенный драгоценными камнями, тоже был доставлен из Михайловского дворца и куплен старшим Воронцовым за непомерно высокую цену. Император Александр распродал все имущество рокового дворца, где был убит его отец, а саму комнату, где совершилось убийство, замуровали, чтобы ее никто и никогда не нашел.
Марии Васильевне было страшно смотреть на вещи из Михайловского дворца, воспоминания детства мужа ее ничуть не умиляли, а итальянскую живопись она никогда не любила, в отличие, скажем, от французской.
Ее снедало странное нетерпение. Это было не то страх, не то предчувствие счастья.
Наконец муж уснул, а Мария Васильевна в одном пеньюаре, накинув только большую кашемировую шаль, выбралась из дворца. Она примерно запомнила путь, который вел к колоннаде, и прошла туда по слабо освещенной галерее, которая вилась вокруг оранжереи и была украшена испанской мебелью.
Она встала над морем в безотчетной надежде на чудо, которого ждала с того мгновения, как ее глаза встретились с глазами Григория Маразли.
Что-то должно было случиться! Он придет! Он не может не прийти! Каждый, самый легкий шорох чудился ей его шагами! Конечно, вокруг дворца есть охрана, но разве это остановит мужчину, который хочет… хочет…
Ознакомительная версия.
