С цветами, если вас это так сильно трогает, – сухо, почти назидательно сообщила она. – В остальные дни мы предпочитаем смотреть и пересматривать записи спектаклей Михаила Михайловича. И вспоминать те, от которых, увы, записей не осталось. И записывать свои воспоминания.
– Да кому ваши убогие воспоминания интересны? – Балаян, казалось, готова была не то расплакаться, не то кинуться в драку.
Но Джульетту нападки не задевали, скорее уж – забавляли:
– Не скажите, не скажите. Свидетельства очевидцев – это, знаете ли, интереснейший источник информации. Не только наши с Норой воспоминания, есть и другие, готовые ими делиться. Мы их, представьте, какой ужас, еще и обсуждаем. Потому что наследие Шумилина – именно в этом. В его ролях, в его невероятной профессиональной изобретательности. А сидеть на могилке, представляя, что это брачная постель – это смешно и пошло.
Полина Германовна, вскочив, бросилась на снисходительно усмехавшуюся Джульетту, но та довольно ловко отразила нападение. Из-за разницы в росте Полина Германовна никак не могла дотянуться до лица противницы – мешал выставленный вперед огуречно-зеленый локоть. Но кто сказал, что она не старалась?
Охрану, что ли, позвать на подмогу, Сомов-то, наверное, за дверью еще дожидается, подумала уже Арина, но тут лежавший на столе телефон залился трелью. Схватив аппарат, она выскочила в коридор, надеясь, что кабинет уцелеет. Цирк! А вроде интеллигентные дамы. Но если вовсе передерутся – им же хуже. Или лучше, как посмотреть.
Сомов действительно маялся под дверью. То ли понял давешнюю Аринину сигнализацию, то ли сам сообразил. Вот и молодец. Она мотнула головой:
– Присмотри там, чтоб до смерти друг друга не поубивали.
И нажала «принять вызов», даже не взглянув – кто это:
– Вершина слушает!
– Арина Марковна, добрый день, – пробасила трубка.
– Здравствуйте.
– Вы мне давеча свою визитку оставили. Химик я. Помните?
– Разумеется, – дверь в кабинет она оставила приоткрытой, приглядывая вполглаза за усмирением дамских разборок, поэтому приходилось следить, чтоб дамы не услышали лишнего.
– Ах да, вам же неудобно, должно быть. Зовите меня… ну хоть Иван Иванычем, после паспортные данные запишете.
– У вас… что-то случилось, Иван Иваныч? Или появилась новая информация?
– Появилась, можно и так сказать. Вы бы подъехали. И криминалистов с собой возьмите.
Арина быстро взглянула на прижавшуюся к подоконнику, но продолжавшую сверлить ее взглядом Лину, на стоящих слева желтую и зеленую, которых Сомов аккуратно, но явно крепко придерживал за плечи.
– Это срочно, Иван Иваныч? Я немного… – она осеклась, подумав, что требование привезти криминалистов может означать только одно – на кладбище обнаружился свежий труп. И хорошо, если только один.
– Да не пугайтесь, – из трубки раздался короткий смешок. – Все живы. Похоже, гроб шумилинский нашелся.
– Похоже?
– Похоже, Арина Марковна. Судя по тому, что от него осталось, должен быть он. Других-то вроде не пропадало.
– Уточните, пожалуйста.
– Сгорел он. Не дотла, мы, когда почуяли и нашли, откуда тянет, ну одеялко набросили, в общем, потушили, как смогли, так что криминалистам будет, что посмотреть. Но не так чтобы много. Мы ведь не сразу поняли.
– Спасибо, Иван Иваныч! Я поняла. Учту вашу информацию.
– Выгоняйте своего свидетеля или кто вас там сейчас слушает и приезжайте. Мы постережем, чтоб никто не сунулся.
* * *
Больше всего это место напоминало Арине череду заброшенных гаражей. Только не железных и даже не кирпичных, а сложенных из бледных известняковых блоков. И боксы были раза в два, а где и в три крупнее типичного гаража. Бараки? Нет, не похоже. Старые мастерские, о которых говорил Стрелецкий?
В прошлый раз они с ним досюда не дошли. Строго говоря, место находилось, хоть и вплотную к кладбищу, но уже за его официально обозначенной территорией.
Череда «бараков» как будто вырастала из невысокого известнякового обрыва, слева от крайнего провала в каменной стене имелась расщелина, ведущая в небольшой «карман», наполовину затянутый плетями ежевики и каких-то неведомых трав, наполовину черный. Запах гари – не душистый, как от костра или печки, а едкий, словно жгли какую-то химию, – заполнял все пространство «кармана».
– Меня-то зачем сюда притащили? – недовольно сморщилась Мирская, покопавшись в присыпанных песком обгоревших останках под вонючими обугленными ошметками бывшего «одеялка».
– Слав, ты чего? – удивилась Арина. – Кто, если не ты, должен биологию обследовать? У нас тут не Британия и не Штаты, отдельных патологоанатомов по костям не имеется. Как их там? Судебные антропологи?
– Положим, имеются они и у нас, хотя отчасти ты права. Только где ты видишь кости? – почему-то Ярослава нынче находилась в довольно дурном расположении духа.
– Я не вижу, – терпеливо пояснила Арина. – Но это же явно остатки шумилинского гроба, я фотографии с похорон специально изучала, вон ручка бронзовая, один в один как на тех снимках. Хоть и обгоревшая, но вполне опознаваемая. И вон щепка, не до конца обгоревшая, еще лак виден. Да и откуда тут другому взяться?
– И что? Гроб в наличии, может, даже и шумилинский, а костей, извини, нет.
– Как – нет? – почти возмущенно спросила Арина.
– Ох, ладно, поучаствую, – вздохнула судмедэксперт. – Но пока ничего похожего не наблюдаю.
– Говорят, потушили быстро, не могло же все прогореть. Или могло?
Мирская покачала головой:
– Вряд ли. И дело не в том, быстро или не быстро. Но это ж не крематорий, не та температура, чтоб тело, даже мумифицированное, до пепла выгорело. И пепел в основном черный, видишь? Даже тряпичные ошметки кое-где имеются, видимо, с внутренней обивки. Это вы так оперативно потушили? – обернулась она к сидевшему на каменной осыпи Химику, за которым прятались еще двое, этих Арина не знала. – Спасибо вам. Хотя толку…
Седой предводитель кладбищенской братии только кивнул едва заметно. Арина же не унималась:
– Хочешь сказать, ты вот так, с ходу, видишь, есть среди этой мешанины обгоревшие кости или нет?
– Про череп не забывай, – назидательно пояснила Ярослава. – Его так запросто не ликвидируешь. Да и весь прочий костяк тоже. Тут даже куски внутренней обивки частично сохранились, значит, не только обгорелый скелет, тут и кожные лоскуты должны быть, и, к слову, остатки похоронного костюма. Но – нет, дорогая, не вижу ничего похожего. Думаешь, мне впервые приходится жертв пожара осматривать?
– Костюма, говоришь… Может, костюм синтетический был, оплавился и все. Голову, в смысле череп, могли в другое место унести. Ну чтобы нам жизнь медом не казалась. И потом… Жертвы пожаров обычно свежие, то есть воды в них девяносто процентов. Или сколько там в человеческом теле? А тут, считай, мумия.
– Это да, тут почвы любопытные, приходилось пару раз эксгумировать, тела не столько гниют, сколько мумифицируются. Но сама подумай:
