- На выход под занавес не больше десяти минут. Начнем с этого, - сказал Князь и показал глазами на высокого юношу у буфета.
Это был Алексей Северцев. Стоя в очереди в камеру хранения ручного багажа, он захотел пить, и это привело его в буфет. Поставив чемодан, он попросил бутылку фруктовой воды.
Князь взглядом дал знак Толику и Серому, чтоб они пока отошли. Когда будет нужно, он их позовет.
- Разве московские гости пьют фруктовую воду?
Алексей повернулся на голос, прозвучавший мягко и приятно. Перед ним стоял незнакомый интеллигентный мужчина.
Незнакомец улыбнулся и продолжал в дружеском тоне:
- Пиво! Рекомендую! Такого пива, дружище, ты у себя в деревне не пил.
Северцев застенчиво кивнул головой и вместо фруктовой воды попросил кружку пива.
- А первое дело к пиву - это бутерброд с икоркой, - мягко поучал Князь. Нужно, брат, привыкать к столичной культуре.
Северцев благодарно улыбнулся и заказал бутерброд с икрой. По натуре он быстро сходился с людьми, а сосед за стойкой ему показался добродушным и общительным.
После выпитой кружки глаза Северцева заблестели, и ему захотелось поговорить, высказать свое первое впечатление о Москве. Он заказал еще две кружки.
- Прошу вас выпить со мной.
- Не смею отказаться. С удовольствием. Только прежде нужно познакомиться. А то неприлично, пьем, вроде бы как приятели, а друг друга не знаем. - Князь протянул руку и представился: - Константин Сергеевич, инженер Московского индустриального завода, ну, а для вас просто Костя.
- Алексей Северцев. Приехал поступать в университет.
- О, по такому торжественному поводу, - Князь повернулся к буфетчице, налей-ка нам, красавица, по сто грамм московской. Вы не возражаете, обратился он к Северцеву, - если мы выпьем за ваше поступление? Хорошая, говорят, примета.
Алексей замялся.
- Нет, нет, что вы!.. Я только с поезда, мне нужно ехать в университет.
- Чепуха! Сто грамм для такой фигуры - как слону дробина. Пока доедете все выветрится. Ну, за наше знакомство и за ваше поступление.
Князь чокнулся и, почувствовав на своем плече чью-то руку, обернулся. Сзади стояли Толик и Серый.
- О! Ваше студенческое крещение мы можем провести в настоящем студенческом кругу. Знакомьтесь. Мой старый приятель Толик Люхин, студент Московского юридического института, большой знаток уголовного права и криминалистики. А это - Геннадий Серов, или просто Серый. Способностей самых заурядных. Хотел стать хирургом, да душонка слабовата. Из операционной его всегда выносили на носилках. При виде крови с ним делается дурно. Теперь студент-фармацевт. Не огорчайся, Серый, аптекарь из тебя получится потрясающий.
Пока Северцев знакомился с Толиком и Серым, Князь заказал по сто граммов водки и для них.
Северцев еще раз попытался отказаться, но тут его новые знакомые выразили такую обиду и так принялись уговаривать, что устоять он не смог.
- Ну, друзья, пьем! Пьем за новую студенческую единицу. - Князь чокнулся со всеми и, морщась и фыркая, поднес ко рту дрожащей рукой стакан. Пил он тяжело, с дрожью, как пьют алкоголики.
Выпил и Северцев.
Подкладывая ему бутерброд с икрой, Князь сказал:
- Хорошо, Алешенька, что ты встретил меня и моих друзей. Мы тебе можем помочь. Москва - это столица. Да, кстати, в Московском университете у меня дядя, правда, не директор, но делами ворочает большими. Будут недоразумения рассчитывай на меня.
Северцев уже чувствовал опьянение. Тронутый вниманием своих новых знакомых, он не находил слов благодарности.
- Спасибо вам. Я очень рад, что встретил вас. Только мне пора ехать. Ведь я еще не определился с общежитием. А знакомых в Москве нет.
- Голубчик! - самым искренним упреком перебил его Князь. - У тебя в Москве есть новые друзья! Ты что, не веришь в возможности своих друзей!
- Нет, почему? Я рад, что познакомился с вами, но мне не хотелось бы стеснять вас.
- Толик, Алеше с дороги нужно отдохнуть. Ты это можешь организовать? спросил Князь с видом некоторой озабоченности.
Толик ответил спокойно и, как всегда, не глядя в глаза тому, с кем разговаривает:
- Отдельная дачная комната с окнами в сад и чистая постель в его распоряжении.
Ответом Толика Князь был доволен.
- Ну вот, а ты волновался. Только учти, Алеша, до сентября еще полтора месяца. Придется пока без стипендии. Выдержишь?
- Ничего, выдержу. В прошлом отчетном году получили неплохо, по десять рублей и по килограмму-меду на трудодень. Хватит на харчи и на квартиру.
Словно что-то подсчитывая в уме, Князь сморщил лоб и поднял глаза к потолку.
- Это я на всякий случай, Алешенька. Москва хоть и большая деревня, а у тетки не пообедаешь.
С буфетчицей за всех рассчитывался Толик. Когда Северцев полез в карман за деньгами, Князь остановил его:
- Не горячись, Алеша, твои тугрики тебе еще пригодятся. А сейчас, братцы, я предлагаю перейти в ресторанчик и перехватить чего-нибудь горяченького. Только не здесь, не на вокзале. Алешенька, тебе не показалось, что на этом вокзале пахнет онучами и лошадиным потом?
Северцев улыбнулся, но ничего не ответил.
- Э, брат, чтоб это унюхать - нужно быть москвичом. Ты взгляни - нет почти ни одного солидного пассажира, одни мешки, котомки да деревянные сундуки с воблой и кренделями. Уж если в ресторан, то лучше "Чайки" не найдешь. Там стены дышат ландышем, а официанточки!.. Эх, Алешенька, начинай жить по-студенчески, по-столичному, а главное - держись за друзей и умей ценить дружбу.
Упоминание о ресторане в первую минуту насторожило Северцева, но когда Князь упрекнул его за неуважение к друзьям, он махнул на все рукой и решил предоставить себя во власть своих новых знакомых.
Перед выходом, когда он нагнулся и хотел взять с пола свой чемодан, Князь вежливо и настойчиво отстранил его руку и с упреком посмотрел на Толика.
- Ты только сегодня невнимателен или вообще невоспитан? Алеша устал с дороги, а ты не можешь поднести его чемоданчик.
Толик молча взял чемодан Северцева, и все четверо направились к выходу.
Северцев захмелел быстро. По его счастливой улыбке можно было судить, что ему все нравилось: Москва, новые друзья, шум города и этот особенный, лихорадочный тонус движения людей и машин, который свойствен только столице.
5
Было три часа дня, когда Виктор Ленчик со студентками-однокурсницами ожидал электропоезд на Малаховку, где у его родителей была дача. В воздухе дрожало знойное марево. У тележек с газированной водой стояли длинные очереди. Люди спешили скорей вырваться из раскаленных стен города в дачную свежесть Подмосковья.
Прохаживаясь по перрону, в широкополой соломенной шляпе, Виктор рассказывал спутницам о том, как профессор Киселев на экзамене по уголовному процессу незаслуженно снизил ему отметку. Высокий ростом, Ленчик был красив. Кожа его нежного, холеного лица была бледновато-матовой. Говорил он быстро и запальчиво, отчего его и без того выразительные и нервные губы дрожали в изломах, сдвигались в гримасах пренебрежения и иронии. Длинный серый пиджак, узенькие короткие брюки, зеленый галстук с ярко-красной полосой посредине обращали внимание прохожих. Даже маленькие темные усики, напоминающие крылья бабочки, и те как бы кричали: "Взгляните!" И кое-кто "взглядывал".
- Я отвечал ему блестяще! Обоснованные положения, богатые иллюстрации и, представьте себе, - тройка. Да, да тройка! Нет, это возмутительно! Гробить за то, что я не посещал его скучные лекции, - это хамство!
У входа в вокзал Ленчика остановил сержант милиции Захаров. Взяв под козырек, он вежливо проговорил:
- Молодой человек, ведь есть же урна для этого...
- Какая урна? Причем здесь урна? - удивился Ленчик, точно не понимая, о чем идет речь.
- Та, мимо которой вы бросили окурок.
- Ах, вот оно что, окурок, - с издевкой в тоне и с медовой улыбочкой протянул Ленчик, незаметно кося взглядом на девушек. У него мелькнула мысль: "Завтра девчонки обязательно разнесут по факультету, как Ленчик ловко разыграл милиционера". Увлеченный этой своей ролью, он сочувственно покачал головой: Вот ведь беда-то какая - промазал. Метился в урну, и на вот тебе - промах. Пардон. - Ленчик круто повернулся и, вскинув голову, направился к девушкам.
- Гражданин, вернитесь, - приказал Захаров.
Не повернувшись на оклик, Ленчик прибавил шагу.
- Гражданин! - строже и громче окликнул Захаров и короткой трелью свистка остудил пыл Ленчика.
Ленчик вернулся. Всем своим возмутившимся существом он как бы вопрошал: "Ну что ты привязался? Чего тебе нужно, Степа-лёпа?.."
- Я вас слушаю, - в голосе Ленчика по-прежнему слышалась издевка.
Это высокомерие в тоне и барские манеры выхоленного молодчика не столько взбудоражили в Захарове его мужское самолюбие, сколько обдали грязью милицейский мундир, службу, пост... "Ах, ты так, пижон? Тогда держись! Будем разговаривать по инструкции..."
