Ознакомительная версия.
Квартира оказалась мрачной, обширной, и было ясно, что ремонта в ней не было долгие годы. Повсюду в углах – протечки, паркет визжал, темные дубовые шашки подпрыгивали под ногами, а когда в ванной неожиданно раздался душераздирающий рев, следователь с непривычки подскочил. Но это оказалась водопроводная труба.
Собственно, дело было скорее экстравагантным, чем интересным. Имелся явный случай самоубийства, причем у женщины можно было предположить истерию. Самоубийца предпочла привлечь к себе всеобщее внимание, наложив на себя руки в общественном месте. Имелась предсмертная записка, написанная в последние минуты жизни – о времени красноречиво свидетельствовал торговый счет. Обыск ее сумки не дал никаких интересных результатов – ни оружия, ни наркотиков. Впрочем, насчет наличия наркотиков и алкоголя в ее крови выводов еще сделано не было.
И в общем, дело гроша ломаного не стоило. По свидетельству барменши, женщина в последние минуты своей жизни очень нервничала и явно была в ссоре с кавалером. Но возникало несколько вопросов.
Кто был этот мужчина? Почему он так предусмотрительно скрылся из кафе, если не ожидал подобной развязки? Странным казалось и содержание короткой записки. Следователь прочел ее несколько раз, и сперва текст не показался ему необычным, но потом его кое-что насторожило.
«Кто-то должен умереть». Не «я должна», а именно «кто-то». Тут было что-то неясное, и это не нравилось ему больше всего.
Наконец хозяин пришел в себя. Он сам сходил в кухню, напился воды из-под крана, еще раз выслушал расказ о том, как умерла дочь, спросил, где тело, как его забрать, и в дальнейшем держался с относительным самообладанием.
– А где муж вашей дочери? – задали ему вопрос. Первой версией насчет загадочного незнакомца в кафе была именно эта. Предполагаемый развод – иначе для чего самоубийца принесла с собой свидетельство о браке?
– Муж? – пробормотал тот. – Который?
– То есть?!
– Первый, второй или третий?
Следователь оторопел. С паспортом Юлии Федоровны он ознакомился самым подробным образом и обнаружил там всего одну запись о браке. Правда, паспорт был нового образца и выдали его всего несколько месяцев назад.
– Вот этот, – и он показал мужчине свидетельство о браке. Тот взглянул и отмахнулся:
– Не знаю. Я его видел-то несколько раз.
– А фотография его у вас есть?
– Нет, – как будто даже с обидой ответил тот. – Зачем он мне?
– Но… – Следователь слегка растерялся. И эта квартира, и этот человек начинали производить на него неоднозначное впечатление. Казалось, все было так просто, сумрачно и буднично… И в то же время чего-то он не понимал – чем дальше, тем больше.
– А выглядел он, – продолжал припоминать хозяин, – вроде как вы. Среднего роста, плечистый, глаза серые… И бородка. Хотя я давно его не видел – может, он ее сбрил.
– Блондин, брюнет?
– Блондин!
Деталь не совпадала с описанием барменши, но внимания на это обращать не стоило. Цвета глаз барменша припомнить не могла – мужчина сидел слишком далеко от стойки. Но зато отлично помнила проступившую синеватую щетину на щеках – а это исключало то, что мужчина был перекрашенным блондином.
– Он курил?
– Что? – растерялся хозяин. – Да… Нет… Не помню! Почему вы спрашиваете?
– Вы что же – совсем с ним не познакомились, с зятем?
Тот отмахнулся:
– Очень нужно! Ее дела – это ее дела, а меня это не касается. Если хотите – посмотрите: вот тут она жила.
– А где жил ее муж? Не с нею?
– Понятия не имею, где он обитал. Поженились, Юля познакомила его со мной – и делу конец. Говорю – он тут был раза три. В последние годы вроде бы они не виделись.
– Собирались разводиться?
– А кто их знает! Я не спрашивал – какое мне дело! Третий раз замуж вышла, так что мне переживать? Может, вышла бы и в четвертый…
Мужчина говорил все с большим раздражением и, казалось, без особой любви к погибшей дочери. Было видно, что настойчивые вопросы следователя подняли с его души всю осевшую на дне муть, все обиды и неприятные вопроминания.
– Вот, сами ищите, что хотите! – он настежь распахнул дверь в конце коридора. За нею обнаружилась большая комната в два окна. Следователь только мотнул головой – вся его квартира, где он обитал с женой и маленькой дочкой, была такого же размера.
Эта комната как будто попала сюда из другой квартиры – контраст был очень велик. Вместо запотевших, линялых обоев – нежная пастельная краска. Евроокна, блестящий пол из ламината. Мебели немного, но вся стильная: огромная низкая кровать под ярким синим покрывалом, несколько стульчиков из хромированной стали, в углу компьютер, под самым потолком на подставке привинчен телевизор. На полу у окна – огромная, и недешевая, драцена. Следователь моментально оценил растение, поскольку жена все просила купить драцену, а он все отговаривал ее: займет много места, дорого, и вообще – зачем? Она же настаивала. Но это растение, уходящее тремя раскидистыми кронами в потолок, было куда внушительней того, которое присмотрела в магазине его супруга.
– Сделала все, как в дешевом телесериале, – неожиданно заявил за его спиной осиротевший отец.
– Что?! – очнулся следователь.
– Все по моде. Своего-то вкуса нет. Не было, – поправился он. – Ей главное было – чтобы не хуже, чем у других.
Он говорил с неприязнью, как будто его оскорблял контраст нарядной, дорого обставленной комнаты с остальной частью квартиры, где обитал он сам.
– Ваша дочь жила здесь одна?
– Да.
– Но к ней кто-нибудь приходил в гости? Мужчины, подруги?
Отец покачал головой:
– Я в ее дела давно не вмешивался. В последние дни мы даже не разговаривали, поссорились.
– Из-за чего?
– А вам и это надо знать? – довольно язвительно переспросил тот. – Из-за денег. Отцу родному жалко лишний рубль дать, а другим – пожалуйста. Нет, мне уже ничего не надо, ее-то, дуру, было жалко. На что тратится? В холодильнике пусто, сама ходит как чумичка, хоть бы оделась прилично. Я ей сказал: «Будешь дальше так себя вести – никогда нормально замуж не выйдешь, так и будут тебя бросать. А ты не маленькая, тебе тридцать три года. Пора о будущем подумать!»
– А на что же она тратила деньги? Где работала? – спросил следователь, снова оценивая интерьер.
– То здесь, то там. Вечно у нее было так! Найдет хорошую работу, а через два месяца говорит: не сложились отношения с коллективом, ухожу. А тратилась на пустяки. Думаю, на мужиков, – резко заметил отец. – Все никак не могла так замуж выйти, чтобы раз и навсегда. Внешность у нее была не то, чтобы…
Следователь безмолвно согласился.
– Ну, она и думала их деньгами увлечь. Дура – нет?!
– И все-таки подумайте, может, был среди ее знакомых…
Но когда хозяин квартиры услышал описание внешности того мужчины, что был с Юлией Федоровной в последние минуты, он только развел руками. И сказал, что все может быть – ведь его дочь, как на грех, умудрялась выбирать в спутники жизни привлекательных мужчин, хотя не стоило бы ей этого делать. Добавил также, что, по его мнению, все зарились не на дочь, а на ее квартиру – слепому ясно, поскольку все три мужа, как на подбор, были иногородние.
– И она всех сразу прописывала. Потом, когда разводилась, правда, выписывала, проблем не возникало… Но я все равно волновался – ведь так можно и на улице остаться! Нет, грех жаловаться – кое-какие мозги у нее были. Вот счастья не было.
И вдруг, совершенно неожиданно, мужчина заплакал. Это настолько не вязалось с его последними, холодными и даже циничными высказываниями о родном детище, что следователь растерялся. А потом подумал, что, вероятно, истерия в этой семье – наследственная, и еще – драцену он жене не купит, как бы та ни просила. Потому что ни одна драцена еще никому счастья не принесла.
Расследование двинулось по двум направлениям. Главным образом пытались выяснить личность смуглого брюнета, так загадочно (и главное, своевременно) исчезнувшего из кафе, а также найти последнего мужа покойной, поскольку та почему-то захватила с собой свидетельство о браке. Никто не знал, являлись ли эти мужчины одним и тем же человеком и для чего блондину с бородкой нужно было бы маскироваться под брюнета с щетиной, но все-таки поиски шли.
Для обнаружения брюнета решили обследовать сослуживцев покойной, и обнаружилась странная вещь. В вещах Юлии Федоровны, среди прочих бумаг, обнаружили и трудовую книжку. Единственная запись в ней свидетельстствовала лишь о том, что она окончила гуманитарный вуз. Запись была сделана одиннадцать лет назад. Далее – пробел. Это не согласовывалось со свидетельством ее отца, который уверял, что дочь периодически устраивалась на работу. Обратились в местную налоговую инспекцию. У Юлии Федоровны Чистяковой не оказалось даже ИНН. Следовательно, женщина налогов государству не платила и вернее всего нигде не работала. Во всяком случае не работала легально.
Ознакомительная версия.
