Молодцы американцы, подумал Джерихо и тут же решил, что эта стройка — подходящее место для завтрашней прогулки. Поскольку предстояло пройти по крайней мере на три мили больше, чем до сих пор, он вышел раньше обычного, сразу после обеда.
Быстро зашагал по лужайкам вдоль речки Кем, прошел мимо библиотеки Рена и словно покрытых сахарной глазурью башенок колледжа св. Джона, мимо спортплощадки, на которой гоняли мяч две дюжины мальчишек в лиловых майках, потом, повернув налево и тяжело ступая, двинулся вдоль Мэдингли-роуд. Через десять минут он оказался в открытом поле.
Кайт с мрачным видом предсказывал снегопад, но снега не было; несмотря на холод, день выдался солнечным, а небо выглядело просто великолепно — раскинувшийся над плоской равниной Восточной Англии чистый голубой купол, на многие мили испещренный серебряными крапинками самолетов и белыми царапинами инверсионных следов. До войны Джерихо почти каждую неделю совершал велосипедные прогулки по этим спокойным, радующим глаз окрестностям и почти не встречал здесь автомобилей. Теперь, прижимая его к обочине, мимо бесконечной вереницей с грохотом проносились большие американские грузовики с закрытыми маскировочным брезентом кузовами — они были быстрее, современнее английских армейских машин. Из кузовов выглядывали белые лица американцев-авиаторов. Иногда солдаты кричали и махали руками, и он смущенно, по-английски нелепо махал в ответ.
Так он дошел до места, откуда была видна новая база, и остановился у дороги, наблюдая, как вдали одна за другой поднимаются в воздух три «летающие крепости» — огромные машины, слишком тяжелые, как показалось Джерихо, чтобы оторваться от земли. С отчаянным ревом, захватывая воздух, чтобы освободиться от земли, они тяжело катились по новенькой бетонной дорожке, пока под ними вдруг не появлялась узкая полоска света, которая становилась все шире — и «крепости» взмывали ввысь.
Джерихо простоял так почти полчаса, вдыхая вибрирующий вместе с моторами холодный воздух со слабым запахом горючего. Никогда еще он не видел такой мощи. Окаменелости четвертичного периода теперь уже точно превратились в пыль, подумал он с мрачным восхищением. Вспомнил афоризм Цицерона, который любил повторять Этвуд: «Nervos belli, pecuniam infinitam». Опора войны — неограниченные деньги.
Он взглянул на часы. Чтобы вернуться засветло, пора уходить.
Пройдя около мили, услышал позади шум мотора. Его обогнал джип и, вильнув, остановился. Закутанный в плотную шинель водитель приподнялся и поманил рукой.
— Эй, парень! Хочешь, подброшу?
— Было бы любезно с вашей стороны. Благодарю.
— Прыгай.
Американец не был настроен на разговор, что вполне устраивало Джерихо. Держась за сиденье, он смотрел вперед. Гремя на ухабах, машина мчалась по сельским дорогам в сторону города. Сбросив его позади колледжа, водитель махнул рукой, дал полный газ и умчался. Джерихо посмотрел ему вслед, повернулся и прошел в ворота.
До войны Джерихо больше всего любил пройти эти триста ярдов в это время дня и года: тропинка бежала по ковру розовато-лиловых и желтых крокусов, истертые ногами камни освещались причудливыми фонарями времен королевы Виктории, слева высились шпили капеллы, справа мерцали огни колледжа. Но сейчас крокусы запаздывали, фонари не зажигались с 1939 года, а стационарная цистерна с водой портила знаменитый вид на капеллу. В колледже светилось только одно окно, и, подойдя к зданию, он понял, что это окно его комнаты.
Нахмурив брови, Джерихо остановился. Неужели он не выключил лампу на письменном столе? Он взглянул на окно и увидел тень, уловил движение. В тусклом желтом квадрате окна маячила человеческая фигура. Спустя две секунды свет зажегся в спальне.
Неужели?
Он побежал. Через полминуты он был уже на лестнице и, грохоча башмаками по истертым ступеням, взлетел к себе на площадку.
— Клэр?! — закричал он. — Клэр? Дверь в его комнаты была настежь.
— Спокойно, старина, — послышался изнутри мужской голос, — не то переломаешь ноги.
На диване против двери лежал Гай Логи — рослый, страшный как мертвец, лет на десять старше Джерихо. Голова на одном подлокотнике, костлявые ноги свесились через другой, длинные руки мирно сложены на животе. В зубах он держал трубку. К потолку поднимались, вырастая, извиваясь, рассеиваясь и тая в сизом тумане, кольца дыма. Вынув трубку, Гай будто непроизвольно зевнул и открыл глаза.
— О, мой бог. Извини. — Перекинув ноги через подлокотник, он сел. — Привет, Том.
— Пожалуйста, не вставай, — сказал Джерихо. — Очень прошу: чувствуй себя как дома. Может, чаю?
— Чаю? Блестящая мысль.
До войны Логи возглавлял отделение математики в одной из больших старинных частных школ. Был членом университетских сборных по регби и хоккею. Обидчикам спуску не давал и за словом в карман не лез. Логи подошел к Джерихо и взял за плечи, поворачивая к свету.
— Ну-ка, дай на тебя взглянуть, старина. Да, действительно выглядишь чертовски неважно.
— Я был вполне здоров, — возразил Джерихо, освобождаясь из его рук.
— Извини, что вошли. Мы стучали. Нас впустил один малый, привратник.
— Нас?
В спальне послышался шум.
— Приехали на машине с флажком. Произвели огромное впечатление на вашего мистера Кайта, — продолжал Логи, следя за взглядом Джерихо. — А-а, это. Это Леверет. Не обращай внимания. — Вынув изо рта трубку, Логи крикнул: — Мистер Леверет! Познакомьтесь с мистером Джерихо. Со знаменитым мистером Джерихо.
В дверях спальни появился маленький худощавый человечек.
— Добрый день, сэр. — Леверет был в плаще и мягкой фетровой шляпе. Легкий северный акцент.
— Какого черта вам здесь надо?
— Просто проверяет, что ты здесь один, — ласково промолвил Логи.
— Разумеется, черт возьми, совсем один!
— В подъезде больше никого, сэр? — спросил Леверет. — А в помещениях наверху и внизу?
Джерихо разъяренно всплеснул руками:
— Гай, какого черта?
— По-моему, все чисто, — заверил Леверет Логи. — Маскировочные занавески я там задернул. — Он обернулся к Джерихо. — Не возражаете, если задерну и здесь? — Не дожидаясь разрешения, подошел к маленькому освинцованному окошку, открыл; сняв шляпу, высунул голову наружу, взглянул вверх, вниз, налево и направо. С реки поднимался морозный туман, студеный воздух наполнил комнату. Удовлетворенный осмотром, Леверет убрал голову, закрыл окно и задернул штору.
Логи нарушил короткое молчание. Сказал, потирая руки:
— Нельзя ли развести какой-нибудь огонь, Том? Я, похоже, забыл, как здесь бывает зимой. Хуже, чем в школе. А чай? Ты же говорил. Хотите чаю, мистер Леверет?
— Я бы с удовольствием, сэр.
— А как насчет тостов? Том, я видел хлеб на кухне. Тосты, да еще у камина. Все равно что вернуться в прошлое, не так ли?
Джерихо поглядел на приятеля и открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Взял с каминной полки коробок спичек, зажег одну и поднес к газовой горелке. Давления, как обычно, не хватало, и спичка потухла. Чиркнул другую — на этот раз камин зажегся. По отверстиям пробежала голубая змейка. Через площадку перешел на кухоньку, наполнил чайник и поставил на плитку. В хлебнице действительно оказалась буханка — должно быть, миссис Саксмундхэм положила на неделе. Джерихо отпилил три серых ломтя. Нашел в буфете каплю маргарина на щербатой тарелке и стоявшую с довоенных времен банку с джемом, на удивление приличным, несмотря на белый налет плесени сверху, который Джерихо соскоблил. Разложив эти яства на подносе, он стал глядеть на чайник.
Может быть, все это сон? Он снова заглянул в гостиную — нет, не сон: Логи опять разлегся на диване, а Леверет, тиская в руках шляпу, неловко примостился на краешке стула и походил на не совсем надежного свидетеля с плохо выученными показаниями, ожидавшего вызова в зал суда.
Все ясно, они привезли плохие новости. Исполняющий обязанности главы барака номер восемь не трясся бы пятьдесят миль по сельским проселкам в чертовом драгоценном авто заместителя директора ради простого визита вежливости. Его собираются уволить. «Извини, старина, но пассажиров мы не возим…» На Джерихо внезапно навалилась усталость. Тыльной стороной ладони он потер лоб. От переносицы к вискам разрасталась знакомая головная боль.
А он-то подумал, что это она. Смешно. Почти полминуты, пока бежал к светящемуся окну, он был счастлив. Грустно.
Закипел чайник. Джерихо открыл банку с чаем, обнаружив, что время превратило чайные листья в пыль. Все равно. Насыпал ее в чайник для заварки и залил кипятком.
Логи попробовал чай и объявил его напитком богов.
* * *
Потом молча сидели в полутьме. Только слабый свет настольной лампы за спиной да голубые огоньки в камине у ног. Шипенье газовой горелки. Из-за светомаскировочной занавески доносились слабые всплески и печальное кряканье утки. Логи, вытянув длинные ноги, сидел на полу, вертя в руках трубку. Джерихо, ссутулившись, примостился в кресле и рассеянно тыкал ковер вилкой для поджаривания тостов. Леверета попросили покараулить снаружи.
