- Не станет, - сказал Андрей, не сводя глаз с ребят на жестком ковре.
- Что не станет? - не понял Станислав.
- Известно не станет.
- А, - и тренер, повидавший многое" со свернутым носом и с кистями рук, усыпанными хрящевыми наростами, делавшими кулак не то кувалдой, не то булавой, посмотрел на Андрея озадаченно, - Послушай... Ты недавно в нашем городе... Я не знаю, откуда ты приехал, что тебя заставило, но здесь не останешься.
- Это видно?
- Ты не заводишь связей. Я немного тебя узнал в этом зале, на этих матах... Мне бы хотелось верить, что ты с толком распорядишься оружием, которое тебе даст китаец... Что ты не станешь вышибалой, наемным убийцей...
- Не стану. - Андрей в упор посмотрел в синие глаза тренера, словно удивляясь, что приходится столь простые вещи повторять несколько раз.
- У тебя что-то случилось в жизни?
- Да.
- И ты еще там?
- Да.
- Хочешь расквитаться?
- Уже.
- А здесь... Скрываешься?
- Нет. Я же на работе, прописан... Со своими документами. Нет, я не скрываюсь. С этим у меня все в порядке.
- Это хорошо, - кивнул Станислав.
- Веди меня к своему китайцу, Слава... Все будет нормально.
- Готовь тысячу долларов.
Китаец Чан жил в маленьком частном домике с вишневым садом. Участок был огорожен забором, вдоль которого росли густые кусты, полностью скрывающие от прохожих и дворик, и сад, и все, что в саду происходило. Площадка для занятий была под деревьями, здесь же стоял плетеный столик с самоваром и банкой вишневого варенья. Под вишнями за этим столиком и сидели на следующий день Андрей, Станислав и Чан. Китаец пил чай вприкуску, улыбался, кивал головой. Был он лет пятидесяти, впрочем, ему можно было дать и сорок лет, и шестьдесят. На нем была полотняная рубашка, свободные штаны и какие-то шлепанцы. Андрей с некоторым сомнением смотрел на худые, беспомощные руки китайца. Тот поймал его взгляд, улыбнулся виновато, успокаивающе положил свою смуглую ладонь на плечо.
- Когда начнем? - спросил Андрей, прерывая затянувшееся молчание - все пили чай, прихлебывали и щурились на мелкие лучики солнца, пробивающиеся сквозь вишневую листву.
- Сейчас, - ответил китаец и опять виновато улыбнулся.
- Деньги, - напомнил Станислав.
Андрей вынул из кармана десять зеленоватых бумажек и молча положил их на стол. Китаец с легкой небрежностью сдвинул деньги на край стола и продолжал пить чай. Взглянув на Андрея, он сказал, улыбнувшись:
- Ты хороший человек... Я вижу... Не злой, не глупый, не спесивый... Это хорошо, - китаец успокаивающе похлопал Андрея по руке. И Андрей почувствовал, как что-то нахлынуло на него, он с трудом: удержался, чтобы не расплакаться, даже вынужден был прикрыть глаза чашкой. Китаец уже без улыбки опять похлопал его своей смуглой ладошкой - все, дескать, в порядке. Он сделал неприметный знак Станиславу и тот сразу же поднялся, оставив чашку, пожал руку китайцу, подмигнул Андрею и ушел.
Андрей и раньше замечал за собой слабость - он готов заплакать при самом невинном проявлении сочувствия к нему, поддержки. Он все еще находился во взвинченном состоянии, напряжение событий прошлого года не покидало его.
- Есть время, - сказал китаец, глядя в пространство вишневого сада, и есть человек. И больше ничего нет. Время и человек.
Не зная что ответить, Андрей согласно кивнул.
- Мертвые остаются с нами, - сказал китаец, глядя Андрею в глаза. Они всегда с нами, - он невесомым движением ладошки сделал круг вокруг себя.
Андрей опять кивнул.
- Им нравится, когда мы помним и, думаем о них хорошо, - Чан испытующе посмотрел на Андрея, словно желая убедиться, что тот слышит его, понимает, согласен с ним. - Им нравится, когда мы живем хорошо, - Чан замолчал, решив, видимо, что для первого раза сказал достаточно.
- А что значит жить хорошо? - спросил Андрей.
- Жить хорошо? - китаец чуть шевельнул почти незаметными бровями. - Не ссориться с собой, не обижать себя, не обманывать себя... Это им нравится.
Андрей опять промолчал, не чувствуя себя готовым к такому разговору. И что-то подсказало - китаец прав, он произнес слова, которые ему хотелось услышать.
- Пошли, - сказал Чан. - Тебе надо переодеться.
Занятия начались немедленно и продолжались три месяца. Андрей даже не заметил, как промелькнуло жаркое лето, как наступила осень, сухая, ясная, теплая осень украинских степей. Китаец потребовал, чтобы Андрей приходил к нему через день, но обязательно. Пришлось уволиться с автобазы, поскольку дальние рейсы не позволяли выдерживать это условие. Когда закончились три месяца, он отнес китайцу еще тысячу долларов и занятия продолжались. Но теперь уже каждый день. Андрей чувствовал, что меняется. Он стал сдержаннее, невозмутимее, спокойнее. Чай перед занятием и немногословные откровения китайца были не просто приятны, они стали необходимы и Андрей уже с утра думал о том, как он придет в вишневый сад, как они с Чаном выпьют чаю, посидят молча, как Чан скажет что-то новое или продолжит вчерашние свои слова. Однажды, когда Андрей опаздывал и вбежал в сад запыхавшись, он увидел, что китаец уже сидит на своем месте, пьет чай из блюдечка и смотрит черными глазами в ясное украинское небо.
Андрей поклонился, поздоровался, сел напротив.
- Опоздал немного, - сказал он.
- Опоздал, потому что торопился, - ответил китаец. - Не надо торопиться. За временем не угонишься. Уходит автобус - пусть уходит. Это не твой автобус. Улетает самолет - пусть летит. Это не твой самолет. Уходит девушка - пусть идет. Это не твоя девушка.
- А если умирает девушка? - неожиданно спросил Андрей.
- Значит, она не уходит, - Чан твердо посмотрел Андрею в глаза. - Она остается.
- Со мной?
- С тобой.
Андрей невольно оглянулся, но, кроме трепещущих на земле и в листве солнечных бликов, ничего не увидел. И смешавшись, поднял к лицу чашку.
- Она здесь, - сказал китаец чуть слышно. - Я ее вижу. Ты мне не веришь? - спросил он, поймав ускользающий взгляд Андрея. - Тебе сказать какая она?
- Да.
- У нее длинные рыжие волосы. На ней синие джинсы и полотняная куртка с молниями...
- Она что-нибудь говорит?
- Молчит, - сказал китаец, глядя в вишневую листву.
- Зачем она здесь? - Андрей спросил, не поднимая глаз от стола - он боялся столкнуться взглядом со Светой.
- Ты сам ее вызвал. Все время вызываешь... Не отпускаешь...
- Это плохо?
- Для тебя плохо.
- Она хочет, чтобы я ее отпустил? - в голосе Андрея невольно прозвучала обида.
- Нет, - ответил китаец.
- Как же мне быть?
- Живи, - ответил Чан и Андрей понял, что продолжать этот разговор не следует, что-то подсказывало - остановись. Но он не мог не задать еще один вопрос...
- Скажи... Ты можешь научить меня видеть подобные вещи?
- Да, - помолчав, ответил китаец. - Но это слишком...
- Дорого? - уточнил Андрей.
- Нет, - китаец сделал отбрасывающий жест рукой, словно его заподозрили в чем-то недостойном. - Это слишком долго, опасно, потребует много жертв от тебя. Ты молод, тебе рано видеть... И потом.., должно быть позволение высших сил, - закончил китаец.
- Как я буду знать, что такое позволение есть?
- Если позволение будет, ты узнаешь. Однажды проснешься и почувствуешь - можно. А если спрашиваешь, значит рано. Собираешься уехать? - неожиданно спросил Чан.
- Откуда ты знаешь? - изумился Андрей.
- Поезжай, - с какой-то отстраненностью произнес китаец, закрыв глаза. По лицу его скользили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. Пора.
- Я привык к тебе...
- Это хорошо.
- Мы еще увидимся?
- Ты опять приедешь сюда... Застанешь меня живым или мертвым, но увидимся, - произнес китаец странноватые слова и улыбнулся виновато.
***
За неделю Андрей собрался, купил билет, попрощался с теткой и выехал в свой город. И теперь, глядя со, второй полки на знакомые пригороды, чувствовал, что все еще не избавился от оцепенения в душе. Без радости возвращался, настороженно, с опаской. Его никто не встречал, он не сообщил о своем приезде даже матери. В купе молча собрался, кивнул попутчикам и вышел на перрон. Домой отправился пешком. И, проходя квартал за кварталом, словно здоровался с городом.
Едва позвонил в дверь, мать открыла тут же, словно стояла в прихожей и ждала его. Она припала к его груди и на какое-то время замерла.
- Ну и слава Богу, - проговорила, наконец. - И слава Богу... И ладно. И хорошо.
Андрей бросил на вешалку куртку, сумку оставил на полу, присел к кухонному столику.
- Как тут у вас?
- Все хорошо, Андрюша, все хорошо.
- Никто не искал, никто не звонил, никому я не нужен?
- Вроде, не звонили... Все знают, что тебя нет в городе... Чего звонить...
- Опустел, значит, город, обезлюдел.
- Не скажи... Такие толпы по магазинам носятся - того и гляди затопчут! А, знаешь... - обернулась мать от плиты, - был звонок... Совсем недавно... Как же он назвался? Тут у меня записано на календаре... Вот, Павел Николаевич. Знаешь такого?
