— А вчера?
— Ночью мы были на моей даче, каждый приехал на своей машине, так как я рано утром должен был ехать по делам в Лейкленд, а она — на работу. Я хотел, чтобы она бросила работу, но Луэлл сказала, что будет чувствовать себя бездельницей. Она никогда не брала у меня ни цента, не принимала дорогих подарков — только мелочи, а отдавала мне все, чем располагала. Она уехала первая, а я, убравшись после завтрака, отправился в Лейкленд. Возвращаюсь в город около трех, и первый, кого встречаю, выйдя из машины, — Чарли Бест. Он и сообщил мне о смерти Луэлл. Я был ошеломлен, а вечером напился, как никогда в жизни.
— Она не говорила, что будет делать после работы?
— Вечером мы собирались поехать в кино под открытым небом, я должен был за ней заехать в шесть, хотели сначала пообедать. Не помню, чтобы она говорила, что будет делать до шести.
— Ты когда-нибудь ездил с ней туда поплавать?
— Ведь тебе известно, Харв, какой из меня пловец. Раза два ездили туда вместе, я смотрел, как она плавает. Поддразнивал ее, говорил: слишком долго держу этот участок, пора его продавать, потому что ездят туда все, кому не лень, загрязняют. А она не понимала, шучу я или говорю серьезно. Она поплавает, потом мы закусываем, и Луэлл дремлет на солнышке, а я любуюсь ею, размышляя, насколько счастлив может быть иногда человек.
— Наверно, хорошо плавала?
— Скользила по воде как рыба, а когда выходила, дыхание было ровным.
— Это всего лишь обычное расследование, Сэм.
— Тебе виднее, Харв. — Сэм Кимбер, поднявшись, выпрямился во весь рост — сто девяносто восемь. — У меня к тебе небольшая просьба. Луэлл и я доверяли друг другу. В этой истории с налогами она для меня вела записи, и сейчас мне нужны ее бумаги. Хотелось забрать их в ее квартире.
— Где они? Я распоряжусь, и тебе их передадут.
— Точно не знаю, я просил, чтоб не оставляла на виду.
— Как они выглядят?
— Понимаешь, Харв, мне лучше зайти самому.
Сэм подождал, надеясь, что держится естественно и непринужденно. Никогда еще он не говорил с Харвом Уэлмо так осмотрительно, и это понятно: теперь он ему не доверял. Возможно, из-за этого процесса в связи с налогами. Нетрудно догадаться, какие слухи дошли до Харва: у Сэма Кимбера куча неприятностей, его собираются прижать за уклонение от налогов и, если удастся, посадить в тюрьму. Однако, если Харв верит слухам, когда все уляжется, его ждут неприятные открытия. Что ж, парни из Джэксонвилла грозили обвинением в мошенничестве, но не имели малейшей надежды, чтобы это прошло в суде. Есть же правила, как поступают в определенных случаях. Они тайком, как обычно, разработали план, начали вдруг ревизию и затребовали восемьсот двадцать две тысячи долларов — штрафы, задолженность по налогам. Такое кровопускание действительно могло привести его к краху. Однако Сэм задействовал своих специалистов по налогам, собственных законников, поставил их на линию огня и они начали считать. Последний иск составлял уже триста сорок тысяч а их встречная сумма — сто семьдесят тысяч, которые он обязуется уплатить в рассрочку за три месяца. Джес Гейбл предполагал, что компромиссная сумма окажется около двухсот двадцати пяти тысяч. В конце концов как пояснил Джеймс, у них на руках его сводный и детальный личный счет, и если затребуют больше, заставят избавиться от стольких прибыльных предприятий, что это будет означать — убить курицу, несущую золотые яйца. Основательно его выпотрошат, но, откровенно говоря, достать такую сумму — проблема несложная.
Однако существовало одно небольшое обстоятельство, которое он увел у них из-под носа, и если оно отразилось бы на его счету, кануло бы в их ненасытной утробе. Сто шесть тысяч наличными. Когда началась проверка, ревизоры по суду получили разрешение заморозить все его счета, о которых было известно, но два самых важных ускользнули, в основном потому, что Сэм был слишком осторожен. Так что он быстренько съездил в два соседних городка, сложил деньги в голубую аэрофлотовскую сумочку и начал думать, что, черт возьми, с ними делать. После раздумий, забраковав несколько ненадежных тайников, он просто отдал сумочку Луэлл, попросив спрятать, а чтобы успокоить ее любопытство, сказал, что там деньги, но сколько — не говорил. Объяснил, что деньги — для покупки земли, их синдикат передал ему в большой тайне, лично, в документах это не отражено, и он не может рисковать, чтобы чиновники из налогового управления зацапали сумму, использовав как доказательство уклонения от налогов. Повторял: он сумеет доказать, что деньги ему не принадлежат, но тогда придется раскрыть многое, и сделка, порученная ему, сорвется. Для Луэлл этого было достаточно, она обещала спрятать в надежное место и забыть о них. Смешно, подумал Сэм, глядя, как Харв не может решиться, но из-за смерти Луэлл эти деньги словно потеряли значение. Вроде осталось гораздо меньше вещей, на которые их можно потратить. Все равно эта крупная сумма наличными пригодится для будущих операций.
Харв наконец решился и, вздохнув, написал миссис Кэри записку с просьбой пустить Сэма в квартиру, чтобы он взял личные вещи. Передал листок Сэму со словами:
— Я велел ей держать квартиру на замке, пока суд не решит, кому принадлежат вещи. Приедет кто-нибудь из ее родни. Наверное, договорятся с Хансоном.
Сэм Кимбер с вежливой улыбкой, но решительно захлопнул дверь перед носом миссис Кэри. Когда он оказался один в маленькой знакомой квартире, на него вдруг нахлынула слабость, усталость. Опустившись на кушетку, он прислушался, и ему почудилось — вот в кухоньке раздается звяканье посуды, ее веселое хмыканье, стук каблучков. В этой квартире они никогда не занимались любовью, Луэлл раз и навсегда дала это понять. Но ее присутствие сейчас ощущалось почти осязаемо. И ему стало еще хуже, когда начал осматривать шкаф с одеждой в спальне. Здесь стоял ее запах, и все платья на вешалке так знакомы. Убедившись, что голубой сумочки в шкафу нет, он устало сел на ее кровать, пытаясь решить, где еще поискать, но обнаружил, что думает только о ней, представляя себе ее поддразнивание, теплую, влюбленную улыбку, кокетливые движения платья и бедер. А иногда бывала так серьезна, печальна, что все его шутки, попытки развеселить оказывались тщетными. Из-за мягких черт лица, узкой талии, небольшой груди она производила впечатление хрупкости, но на самом деле была крепкой и сильной. Ей не нравилась собственная фигура — бедра, считала она, чересчур широкие, полные. Откровенно говоря, и бедра, и ноги не назовешь совершенными, в самом деле широковаты, тяжеловаты, хотя и не настолько, как думала она, — их сладкое, дорогое бремя для него теперь утрачено навсегда. Сэм громко вздохнул, и этот звук в пустой комнате напугал его.
Через какое-то время, обшарив все возможные тайники, он убедился, что сумочки в квартире нет, и открытие привело его в смятение. Может, она передала сумочку кому-нибудь на хранение? Но тогда она непременно попросила бы у него разрешения. Право решать она охотно предоставила ему и не однажды повторяла, что в ее жизни он первый настоящий мужчина — надежный, уверенный, рядом с которым она чувствует себя девчонкой.
Когда он выходил из квартиры, миссис Кэри стояла с ключом в руках и с выражением осуждения на морщинистом лице.
— Довольно долго вы там пробыли. Нашли, что нужно?
— Спасибо, да.
Резко повернув ключ в скважине замка, она объявила:
— Вы достаточно стары, Сэм Кимбер, чтобы годиться ей в отцы.
— Вы совершенно правы, Марта.
— Не счесть, сколько раз вообще не ночевала дома. Возможно, была с вами. А может, нет. Разве найдешь управу на старого сумасшедшего, когда он начинает бегать за блондинками?
— Кто-нибудь побывал в квартире после того, что случилось?
— Разве что имел свой ключ. Если я начну регистрировать все приходы-уходы, у меня ни на что не останется времени.
— Это ее ключ?
— Для каждой квартиры есть два ключа, а этот запасной. Передайте Харву, пусть пришлет ее ключ или даст деньги на новый.
— Вчера вы ее видели?
— Заметила. Мы особенно никогда не разговаривали. Видела ее, когда возвращалась от доктора Нила, сразу после полудня, а потом, так через полчаса, затарахтела на своей машине. В предыдущую ночь вообще не была дома, вернулась под утро в другом платье, не в том, в котором уходила, вот я и подумала, что живет еще где-то, но полагаю, об этом вы знаете больше меня.
— Пожалуй, знаю, — ответил Сэм, подмигивая ей так, что старуха задохнулась от возмущения, прошипев:
— Это уж слишком!
Выйдя из дома, он сел в свой огромный светлый “крайслер” и тихонько двинулся по Лимонной улице, включив на полную мощность кондиционер но перед тем опустил стекла, чтобы выветрить горячий воздух. Закрыв опять окна, ощутил, как машина словно без его участия неестественно тихо скользит сквозь ослепительный послеполуденный зной. Проехал через центр городка, мимо застывших автомобилей, пустых тротуаров и сверкающих витрин. Подъезжая к повороту на стоянку позади своей конторы заколебался было, но направился дальше. В конце Лимонной улицы миновал небольшой парк за мавританскими крышами общественных зданий и через несколько минут обнаружил, что город остался позади, а он направляется к месту ее смерти. Минут через десять свернул направо. Через восемьсот метров — поворот налево, на заросшую песчаную дорогу. Ветки бились о машину, пока Сэм продирался еще двести метров до принадлежавшего ему участка, а потом съехал на берег озера. Испокон веков оно называлось Дайкир, но второй владелец, застроивший противоположный берег, переименовал озеро во Фламинго. Кимберу принадлежало восемьсот метров этого берега, о котором никто не заботился и не благоустраивал. Его радовало, что там никто почти не останавливается.
