Моран отметил на листке время и скорость и сунул его в тот же карман, что и первый. Раздался грохот, как от морского прибоя, и он закричал:
- Касание, Фрэнк, касание...
- Нет еще.
Моран глянул, туго ли затянут ремень безопасности на Таунсе, подтянул свой, приподнял колени и, уперев ноги в перекладину кресла, а руки положив свободно на колени, усилием воли заставил себя расслабиться.
Шасси нырнуло в плотный песок, и как только упал нос, Таунс отжал рычаг. Машина задергалась, и в тот самый миг, когда колеса ударились о землю и гидравлика приняла на себя первый, второй и третий удары, а на ветровом стекле рассыпалась груда песка, мимо проплыла черная дюна. Дернулась кабина, бешено затрясло приборную доску на антивибрационной стенке. Сзади кто-то кричал.
"Скайтрак" последний раз ударился о землю и закружился на месте. Колесо на что-то наткнулось, машина отскочила бумерангом, беспорядочно затряслась, упираясь стойками шасси и принимая удар на фюзеляж. Сквозь шум слышно было, как треснул лонжерон. Моран успел услышать, как оборвалось крепление груза и как груз всей своей тяжестью проломил обшивку, когда самолет в последний раз дернулся всем корпусом. Потом кровь переполнила одну сторону головы, и штурман потерял сознание. Кто-то завизжал. И все затихло.
ГЛАВА 3
Снаружи, куда выбежал, прикрыв лицо руками, Тилни, сквозь пелену взмывающих песчинок фильтровалось золотое свечение. Кольцо окрестных дюн отбрасывало горбы теней. Среди следов валялась опора шасси. Порывы ветра едва не валили с ног худого Тилни.
Пассажиры выбрались наружу, чтобы размяться, и разглядывали золотое небо и причудливые горбатые дюны; молча они бродили взад-вперед.
Крепко прижав к груди обезьянку, Робертс сидел на земле, пытаясь успокоить животное. Открытый рот обезьянки исказила гримаса страха, сквозь рубашку Робертс чувствовал ее острые зубы. Она испачкала его, но он этого не замечал, повторяя раз за разом: "Бимбо... все хорошо, Бимбо", - и гладил похожую на кокосовый орех головку.
Моран очнулся, как только кончилось дерганье. Отстегнул ремень, выбрался из кресла и с удивлением вслушался в шорох песка.
Таунс высвободился из своего ремня и какое-то время продолжал сидеть, уставившись прямо перед собой. Его лицо было пепельным.
- Ты цел, Франки?
После показавшейся долгой паузы Таунс ответил; "Угу". Он встал и, качаясь, прошел в дверь, а Моран вспомнил, что кто-то дико кричал. Он пошел следом.
Свет в главном отсеке был тусклым. Кто-то открыл дверь, ее качало на ветру. При посадке скалой пропороло фюзеляж, и ботинки Морана ступили прямо в песок. Один из пассажиров поинтересовался:
- Свет работает?
Выключатели потерялись в жеваных складках обшивки, и Моран, вернувшись в кабину, попробовал включить аварийную цепь, но и она не работала. У Кроу и Бедами оказался электрический фонарик. При его свете они увидели на полу, там, где скала пробила фюзеляж, безжизненное тело. Кроу отвел в сторону фонарик и осмотрелся. К ним присоединились Моран и Лумис; Таунс принес из кабины аварийный фонарь, о котором забыл Моран.
Жертв оказалось две. Оба трупа уложили рядом, в задней части главного отсека. Среди груза была незакрепленная клеть с тяжелыми буровыми наконечниками. Она проломила переборку и вдребезги разнесла несколько задних сидений. Целый час ушел на то, чтобы вытащить из-под обломков юношу-немца. Таунс дал ему морфий из аварийного набора, и он затих. Уложив его на два передних сиденья и закрепив тело привязными ремнями, Кроу с Бедами вышли наружу и закурили, заслонив от ветра зажигалку. Они молчали, прислонясь к корпусу самолета. Слушали, как внутри бравый вояка Харрис отдавал какие-то команды своему сержанту.
- Утихает, Дейв, - заметил Кроу.
- Что?
- Ветер.
- Поздновато.
В песчаной пелене мелькнула чья-то фигура. Вот она вовсе исчезла из виду, и Кроу сказал:
- Что там за идиот?
Они с Бедами отправились посмотреть, кто это, и вскоре привели Тилни.
- Будешь слоняться, Тили, запросто потеряешься.
Юноша не отрывал рук от лица. Он хныкал, и его усадили к Робертсону.
- Вот еще с ним понянчись, Роб. Ради бога, не отпускай его от себя. В этой кутерьме отойдешь на десять шагов и уже не найдешь дороги обратно, - сказал Кроу.
В самолете капитан Харрис разговаривал с юношей-блондином, припоминая те немногие слова по-немецки, которые знал. Глаза у Кепеля были ясные и спокойные, хотя зрачки оставались расширенными от наркотика. Он почему-то отвечал по-английски: может, оттого, что владел им лучше, чем Харрис немецким.
- Пожалуйста, не нужно больше наркотика. Теперь боль не такая сильная, благодарю вас.
Он небрежно раскуривал сигарету, будто довольный, что может шевелить руками. Кровотечение было слабым, но Лумис, ощупав и осмотрев парня, сказал, что раздроблен таз и сломаны обе ноги. Его нельзя передвигать.
Первый солнечный луч проник через отверстие, где раньше был иллюминатор, и упал на густые яркие волосы Кепеля. К нему обратился капитан Харрис:
- Если тебе что-нибудь понадобится, зови меня или кого другого. Между подушками под тобой есть дырка: внизу брезентовый мешок. Тебе, видишь ли, нельзя двигаться, поэтому если захочешь в уборную... Все устроено очень удобно. - И он улыбнулся докторской улыбкой. - Теперь надо подумать, как привлечь к нам помощь. Спасателей.
- Благодарю, капитан. Вы ведь капитан?
- Так точно. Меня зовут Харрис. А это сержант Уотсон.
- Отто Кепель. Так меня зовут.
Сержант Уотсон, вытянувшись вдоль стенки отсека, думал: "Бог мой, как на слете бойскаутов! Все эти церемонии, а рядом распластан искалеченный мальчишка. Еще один повод покрасоваться для проклятого Харриса. Не хватает только барабанщика".
- Я понял, капитан, что... - лицо юноши растянулось в болезненной гримасе, - что есть жертвы.
- Э... да. Да.
- Сколько?
- Двое. Бедняги, - Он выпрямился. - Тебе повезло. Теперь нам нужно все здесь организовать.
Прихватив с собой сержанта, он приступил к детальному осмотру самолета. Из подручного материала они выложат на песке сигнал "SOS", как только затихнет ветер. Уотсон ему показался чересчур спокойным, но, кажется, он всегда такой. Надежный парень, если, конечно, правильно себя с ним вести. Хорошо иметь такого под рукой.
Пока они осматривались, рядом остановился невысокий человек, назвавшийся Стрингером. Он слушал внимательно капитана Харриса, и тот был доволен, что у него есть аудитория: действовать им нужно сообща, а большинство этих парней, вероятно, не имеют представления о том, как выжить в пустыне.
В пять часов ветер внезапно прекратился, песчаная пелена в момент осела, и сразу же со стороны западных дюн ослепило яркое солнце.
Моран обратился к Таунсу:
- Спать нам придется внутри, Фрэнки.
Нелегко было теперь называть его "Фрэнки": взгляд Таунса был отрешенный, наглухо закрытый для всего внешнего. Моран знал: он думает сейчас о расследовании. Два слова погубят тридцатилетнюю карьеру. Ошибка пилота. Правило совершенно ясное: в случае неисправности радио и полного отсутствия контакта с землей командиры воздушных судов тотчас же ложатся на курс в сторону ближайшей из намеченных запасных посадочных площадок и там приземляются, независимо от имеющегося запаса топлива и ограничений на вес самолета при нормальных условиях.
- Если спать будем внутри, - продолжал он, обращаясь к Таунсу, - то придется вынести этих двоих. Верно?
Таунс делал над собой усилие, чтобы понять смысл сказанного. Лицо его сейчас было много старше. Молча он последовал за Мораном, взял из аварийного комплекта лопату, вырыл в песке две неглубокие траншеи. Им помогал Лумис.
Все прочие держались особняком, будто их это не касалось. Погибших обернули в белый парашютный шелк, когда прибудут спасатели, тела нужно будет извлечь из песка и увезти с собой. Таунс едва сдерживал желание сейчас же поделиться с Мораном и Лумисом всем, что было у него на душе, вложить это в обычные слова, которые, быть может, освободят его от кошмара. Он бы сказал: это я убил их, своими руками.
Лопата блестела на ярком солнце. Утихший ветер оставил после себя гулкую тишину, в ней ясно разносились голоса людей. Когда дело было закончено, Лумис сказал:
- Думаю, это место надо отметить. - Он направился к самолету и вернулся с куском изогнутой трубы. Форма ее напоминала крест.
Солнце коснулось края вытянутых дюн к западу от места посадки, когда к Таунсу подошел капитан Харрис.
- Мы считаем, что нужно принять организационные решения. Вы согласны?
Лицо Таунса уже не было столь отрешенным, и все же он спросил:
- Почему я?
- Ну, разумеется, я должен обратиться к вам как командиру судна.
Сержант Уотсон смачно плюнул на песок.
Наблюдавший за Таунсом Моран отметил его удивленный взгляд. Это было вообще первое чувство, которое проявилось на лице пилота с того момента, как пепельно-бледный Таунс принял решение садиться. Командир долго разглядывал разбитый фюзеляж с крыльями, торчавшими, как сломанные кости. Вдруг он громко засмеялся, откинув голову и зажмурив глаза. Моран смущенно отвернулся.
