— Где ты опустил письмо? Помнишь место?
— Это было какое-то почтовое отделение.
— Не уличный ящик? Ты уверен?
— Да. Уверен.
— Тогда мы спасены.
Но нет, они еще не были спасены. Каминные часы показывали без десяти семь. Первая выемка писем производится в восемь. Они поймали такси и кинулись на поиски. Роже путался, не мог вспомнить, потом внезапно просил водителя остановить машину.
— Пора бы вам решить, куда же вам нужно, — ворчал шофер.
Наконец Роже узнал улицу. Они вышли из такси.
— Попробуй поговорить с контролером. — И Кристиана объяснила Роже, что он должен делать.
Он медленно трезвел, в душе просыпалась надежда. Об убитой им женщине они подумают позже. Кристиана права — произошел несчастный случай. И ему не грозит пожизненное заключение. Он вошел в здание почты, и к нему сразу же вышел служащий.
— Видите ли, — начал Роже, — я хочу забрать одно письмо, которое опустил по ошибке. Думаю, это не слишком сложно сделать?
— К сожалению, это не так. Правило гласит: «Никто не имеет права прикасаться к корреспонденции до прихода служащего из бюро по разборке писем».
— Это очень важно! — настаивал Роже. — В этом письме речь идет о разрыве, я писал его, совершенно потеряв голову — вы же знаете, как это бывает… Я с вами откровенен. Клянусь вам. Вот мои документы… Посмотрите…
Контролер колебался. А ведь все было проще простого: открыть окошечко, порыться в письмах, найти нужное… Увы! Запрещено… Роже настаивал:
— Я узнаю его с первого взгляда, — сказал он.
— Об этом не может быть и речи, — отрезал служащий. — Вы прекрасно понимаете, что я не могу позволить первому встречному рыться в письмах… брать все, что ему понравится. Это запрещено.
— Умоляю, поищите его сами. Я написал его в гостинице «Континенталь», желтый конверт с названием гостиницы в верхнем левом углу!..
Служащий открыл окошко, и Роже увидел письма.
— Кому адресовано письмо? — спросил контролер.
— К… кому?..
— Поверьте, дело тут не в моем любопытстве, — объяснил он. — Я сразу же забуду фамилию дамы…
Роже молчал. Он не мог… нет, это невозможно. Контролер никогда не согласится… Он пожал плечами.
— Нет, я не могу, — пробормотал он.
— Мне очень жаль. Но поставьте себя на мое место… Увидите, все будет нормально. Просто напишите ей немедленно другое письмо!
Роже вышел на улицу совершенно потерянный. Без десяти восемь. Кристиана ждет его в кафе напротив.
— Он отказал, — сказал Роже.
Время тянулось мучительно медленно. Они сидели молча, не решаясь заговорить. Возле почты остановился пикапчик… Вот он отъехал, погрузив мешки с письмами. Кристиана взяла Роже за руку. Все потеряно…
— Пойдем домой, — сказал он.
Они направились в центр. Открывались первые магазины, ранние туристы фотографировали старинный дворец герцогов Бургундских. Роже сошел с тротуара, пропуская человека-рекламу, а тот всучил ему рекламный проспект:
«Мадам Тереза, ясновидящая, гадает на картах.
Прошлое, настоящее, будущее».
Роже, грустно улыбнувшись, показал листок Кристиане, скомкал и бросил его в лужицу.
— Слишком поздно, — сказал он.
Но Кристиана внезапно остановилась.
— Тереза… Тереза… Постой!.. У тебя есть деньги? Дай мне пять тысяч франков!
Она догнала человека-рекламу, выхватила у него стопку проспектов…
— Я покупаю у вас все, скорее… Вот деньги… Этого хватит, не так ли?.. Не беспокойтесь, я сама их раздам.
Она бежит назад к Роже, а онемевший от изумления человек развязывает тесемки, державшие на его плечах деревянный щит.
— Быстрее!.. В «Континенталь»!.. Давай, мы еще успеем.
Увидев пять тысяч франков, портье мгновенно принес им стопку желтых конвертов с монограммой «Континенталь».
Они устроились в уголке и лихорадочно принялись за работу. Роже надписывал каждый конверт:
«Господину Прокурору Республики,
Дворец правосудия,
Дижон»
А Кристиана сворачивала рекламные проспекты, клала их в конверт и наклеивала марки.
— Понимаешь, — объяснила она, — завтра утром он откроет одно, два, десять писем, обнаружит в каждом рекламный проспект и решит, что это просто глупая шутка. Прокурор не станет попусту тратить время… он выкинет в корзину все остальные конверты.
Потом они ходили от одного почтового ящика к другому, стараясь побыстрее избавиться от конвертов, которые Роже нес в чемодане, одолженном у портье. Он опускал их по десять, пятнадцать сразу, они смеялись как дети, строили планы на будущее… Опасность отступала, таяла… Конечно, будет следствие, но вряд ли полиция что-то выяснит… Да, убитая женщина… надо постараться все разузнать, может быть, послать денег ее семье… Главное — выжить, ведь жизнь так прекрасна!
Обнаружив утром на своем столе гору одинаковых конвертов, прокурор разъярился и вызвал помощника.
— Что это такое?.. Глупая шутка?.. Уберите немедленно!
И все-таки он выбрал наугад одно письмо, вскрыл его и прочел:
«Этой ночью я несколькими выстрелами убил свою любовницу…»
Лион
Длинный больничный коридор. Санитар бесшумно катит маленькую тележку на резиновых колесиках. Он останавливается перед дверью палаты № 33. Санитар готовит тарелки, хлеб, питье для Робера Мерюза, потом своим ключом открывает дверь.
Мерюз не поднимает головы. Он набрасывает карандашом ряд цифр, быстро делает линейкой на полу какие-то замеры и заносит полученные данные на листок. Санитар ставит поднос на столик возле кровати, подходит к Мерюзу и с любопытством заглядывает ему через плечо.
— Что это? — спрашивает он.
— План… План, учитывающий все размеры этой палаты, — отвечает Мерюз. — Можете проверить… Здесь все! У меня есть опыт, будьте уверены. Так вот, учитывая все проемы, полезные поверхности… возраст здания… а это очень важно… осадку, северный фасад… и соседство… — он презрительно усмехается, — поверьте, именно соседство влияет на образ жизни… да, да… Так вот, я слишком много плачу за свое проживание, слишком много…
— Вы позволите? — говорит санитар, протягивая руку к покрытому цифрами и рисунками листку.
— Прошу вас. Отнесите эти расчеты кому следует. Я согласен платить, но с учетом внесенных поправок. Дело принципа.
Мерюз видит поднос и хмурит брови.
— Заберите это! — Тон его категоричен. — Я не буду есть, пока не добьюсь своего.
Он вскакивает и начинает нервно прохаживаться Санитар смотрит на него с жалостью.
— Или, — продолжает Мерюз, — пусть мне предоставят другую палату, побольше… поудобнее… Скажем, палату номер четырнадцать. Я ее видел, когда ходил на консультацию. Она прекрасна: во-первых, покрашена в голубой цвет, а во-вторых, выходит окнами в парк…
— И все же, господин Мерюз, — говорит санитар, — вам следует поесть.
— Нет. Есть я не буду.
Мерюз смотрит на поднос и добавляет:
— В комнате номер четырнадцать наверняка и кормят лучше. Да, несомненно, ведь она и сама лучше.
— Уверяю вас, что…
— Я знаю, что говорю. Если бы я жил в четырнадцатой, вы не осмелились бы предложить мне кровяную колбасу… Да, не осмелились…
Санитар забирает поднос и направляется к двери, не спуская глаз с Мерюза, который, кажется, вышел из себя. Он тихо закрывает дверь, вынимает ключ и идет к главврачу.
Тот внимательно изучает неряшливые листки и качает головой.
— В сущности, то, что он говорит, не так уж и глупо. Мерюз прав. Вся проблема с этими больными заключается в том, что опасными они становятся тогда, когда начинают рассуждать логично. Он вам не угрожал?
— Нет. Но он очень возбужден. Притом должен заметить, он ничего не ел уже два дня.
— Постарайтесь не раздражать его. Этот человек всегда хочет быть правым, любой ценой. Пока речь идет о каких-то там теориях, все не так страшно. Но если эти люди решают применить теорию на практике, то возникает опасность. Вот тогда никто уже не предскажет, до какого предела они способны дойти, стремясь доказать, доказать во что бы то ни стало… Некоторые доказательства очень дорого стоили. Помните случай с Боваллоном?
— Тот кассир, что убил своего тестя?
— Да. Он находился здесь два года. Очень аккуратный, педантичный, вежливый, степенный молодой человек. Но он без конца рассуждал, рассуждал… Его тоже увольняли с работы раз шесть, как и Мерюза. И ему хотелось отомстить… семье, бывшим работодателям, фирме, всем… Ему нужен был только предлог, веская причина… можно даже сказать, законное основание, которое выставило бы его жертвы в невыгодном свете, а его — благородным страдальцем. Хм! Выписать его было непростительной ошибкой.
Врач покрутил перед глазами листок.
