— Н-да, я ведь тоже здесь работаю, как ты сам же мне напомнил. Почему же нет?
— Браво. Мы устроим им перекрестный допрос. — Монсен вложил фотографии в конверт и снова засунул его в карман. Убери эту несчастную газету — и за дело!
Первым допрашивали Гюндерсена. Он вел себя спокойно и сдержанно.
Сегодня ночью, в то время, когда вы находились в ванной комнате, за вами наблюдала фру Хаген… Что вы искали в аптечке?
Страховой агент был готов к этому вопросу и ответил без запинки:
— Когда я умывался, то обнаружил, что дверца аптечки открыта. Мне показалось это любопытным. Я вспомнил, что Моллерюд побывал в ванной сразу же по окончании игры и выглядел очень возбужденным. Я заподозрил, что он лазил в аптечку именно за успокаивающими таблетками. Когда Крон выступил со своими обвинениями, он сказал, что Хаген имеет «власть» над Моллерюдом — как его лечащий врач — и может заставить того сделать все, что угодно. Итак, я искал в аптечке именно наркотики. Найди я их, это было бы доказательством того, что Крон правильно возмущался шулерской игрой. Я тоже был заинтересован, ибо сам потерял несколько тысяч крон…
— Вы нашли то, что искали?
— Нет.
Монсен поднял глаза от записной книжки.
— А сами вы тоже считали, что доктор Хаген обладает над Моллерюдом определенной властью?
Гюндерсен задумался.
— Да… Несколько недель назад я стал свидетелем одной интересной сцены. Мне нужно было проконсультироваться у доктора Хагена по поводу прострела. Вместе со мной в приемной сидел Моллерюд. Он выглядел очень возбужденным и нервозным — точно так же, как и сегодня ночью после игры. Он вошел в кабинет до меня, а когда вышел вновь — был совсем другим человеком: веселым, почти неестественно радостным. Я заметил странный, жутковатый блеск в его глазах.
Монсен внезапно поменял тему. Он сообщил о том, что Крон, по его собственным словам, увидел в бинокль, стоя внизу у дороги. Гюндерсен с возмущением перебил полицейского:
— Нет, я не лазил через окно. Я вышел через прихожую. И сразу поехал домой. Меня не удивляет, что у Крона появились галлюцинации в том возбужденном состоянии, в котором он находился сегодня ночью.
— Во всяком случае, следы ботинок — не галлюцинация, — сухо заметил Монсен. — Их сфотографировали. Ну, к этому мы еще вернемся.
Вангли вставил:
— Вчера вы говорили с Хагеном о полисе по страхованию жизни. Какова величина страховой суммы?
— 200 000 крон.
— А кому была бы выплачена эта сумма в случае смерти Хагена?
— Жене.
— Какие отношения были между супругами?
Гюндерсен скорчил гримасу.
— В последнее время — более чем прохладные. Ее совсем не радовали его запои, а он, со своей стороны, рассматривал ее как приживалку. Думаю, что развод был не за горами.
— Разрешите задать вам под конец один нескромный вопрос, — проговорил Вангли с доброжелательной улыбкой. — Что общего человек с вашим характером и образованием может иметь с таким персонажем, как Хаген?
Гюндерсен был, видимо, польщен вопросом и ответил с предельной откровенностью.
— Мы друзья со школьной скамьи. Он был отличным парнем в прежние годы… Но в последнее время с ним стало твориться что-то неладное. Например, чтобы оформить у меня полис по страхованию жизни, он представил липовую медицинскую справку, и лишь недавно я узнал, что он страдал тяжелым пороком сердца… Но настоящий шок я испытал сегодня ночью: даже не подозревал, что он превратился в пьяницу и шулера!..
Фру Хаген также была спокойна во время допроса, отвечая на вопросы бойко и деловито. Она привела себя в порядок по этому случаю и уже не казалась такой неряхой, как ночью, волосы были тщательно причесаны, жемчужно-серый выходной костюм безупречен. Конечно, когда мужчины собираются для расследования убийства, нужно быть одетой иначе, чем для их покерных сеансов.
Она отказалась поверить в то, что ее муж жульничал по время игры.
— Нечестным он никогда не был, хотя мог быть и грубым, и бесцеремонным, особенно когда пьян.
— Стало быть, вы оказались свидетельницей жестокой сцены, разыгравшейся после партии в покер, — вставил Вангли сочувственным тоном. — Как вы на нее реагировали?
— Я была глубоко потрясена. Казалось, что в воздухе витала идея убийства.
Она рассказала, чем занималась, когда гости разошлись. А потом нагрянул Гюндерсен за своим пальто.
Теперь настал черед Монсена.
— Как я понимаю, Гюндерсен был несколько минут один в комнате, где спал ваш муж, не правда ли?
— Да, конечно, после того, как побывал в ванной. Он находился в комнате, пока развешивал у печки испачканное пальто.
— Вы видели, чем он там занимался?
— Нет, он закрыл за собой дверь.
— Он потушил свет, когда вышел оттуда?
— Дайте подумать.. По-моему, нет…
— Следовательно, свет в комнате горел и после ухода Гюндерсена?
— Да…
— Спасибо. Продолжайте.
Женщина сняла перчатки и взяла их в правую руку. Затем достала зажигалку и портсигар из кармана костюма.
— Здесь можно курить?
— Да, пожалуйста. —Вангли пододвинул пепельницу.
Она зажгла сигарету и сделала глубокую затяжку.
— Когда Гюндерсен ушел, я продолжила мытье посуды. Несколько минут спустя из комнаты послышался какой-то звук. Я приложила ухо к стене и стала слушать. Вдруг раздался крик: «Пошел вон! Я сказал, пошел вон!» И я услышала звон разбитого бокала, который упал на пол…
— Эту деталь вы не упомянули во время ночного допроса. — заметил Монсен.
— Нет, я сначала не придала этому значения, я часто слышала, как он разговаривает сам с собой по ночам.
— Почему вы не вошли к нему?
— Просто не осмелилась. Однажды с ним случился приступ белой горячки, и он был очень опасен. Теперь я понимаю, что в комнате с ним мог находиться кто-то еще… Было примерно без четверти двенадцать. А через семь-восемь минут позвонил Крон.
Тут вмешался Вангли:
— А когда Крон открыл дверь комнаты, в ней было темно?
— Да. Ведь он зажег люстру.
— Вы не входили туда после ухода Гюндерсена, тогда свет был зажжен. Стало быть, кто-то потушил его в этот промежуток времени?
— Да, конечно. — Она слегка поежилась, будто от озноба. — Наверное, убийца.
— Что вы сделали прежде всего, когда узнали, что ваш муж отравлен?
Она потушила окурок, вдавив его в пепельницу.
— Я пошла в ванную, так как имела определенное подозрение. В аптечке стояли сердечные лекарства, которые принимал мой муж. С самой нижней полки исчез пузырек со скополамином. Я видела его там до прихода гостей, следовательно, кто-то из них взял его.
Моллерюд вибрировал в полицейской конторе еще сильнее, чем во время дознания на вилле Хагена. Глаза бегали, руки не успокаивались ни на минуту. Казалось, он был на грани коллапса.
Но Монсен выглядел беспощадным.
— Отпечатки ваших пальцев найдены на аптечке Хагена, а также на пузырьках и мензурках. Вы что-то принимали, пока были в ванной?
— Да-а! — ответил допрашиваемый, задыхаясь.
— Вы видели пузырек с черепом на нижней полке?
— Нет… не могу вспомнить…
Монсен с инквизиторским видом перегнулся через конторку.
— Разве вы не помните, как попросту изъяли его и положили себе в карман?
— Нет! Нет! — панически выкрикивал художник. Он закрыл лицо руками на несколько секунд. Затем вновь показались глаза. — Я искал нечто другое… ибо мои нервы были… я пытался найти амфетамин.
— А что такое амфетамин? — Вангли сделал вид, что не знает этого.
— Один из барбитуратов — какие-то такие таблетки, которые применяются в медицине для лечения… нервозных состояний.
Монсену часто приходилось иметь дело с наркоманами. Он имел нюх на этот тип людей, и такое узнавание не доставляло ему радости.
— Стало быть, вы лечились у доктора Хагена, и он давал вам это «успокаивающее» средство?
— Да-а!
— И постепенно вы впали в зависимость от пилюлек?
— Да, я уже не мог обходиться без них. — Моллерюд быстро прибавил: — Но теперь буду отвыкать.
Вангли посмотрел на него и кивнул с состраданием.
— Именно так доктор Хаген и приобрел власть над вами — власть, которой он злоупотреблял?
— Да, это так. — Ответ прозвучал непроизвольно, художник развел руками. — Но я не занимался шулерством сегодня вечером! Я бы никогда не пошел на это!
Вновь вступил Монсен:
— Никогда бы не пошел? А что же вас заставлял делать Хаген?
Моллерюд запнулся, но тут же нашелся:
— Он заставлял меня быть своим партнером на этих сеансах. У нас была секретная система оповещения, с помощью которой мы сообщали друг другу, какие имеем карты на руках…
— Система оповещения?
— Да — код, наподобие того, которым пользуются «телепаты», «читающие» чужие мысли. Столько и столько-то слов означают это и то, первые буквы в словах сообщают нечто другое и так далее. Когда один из нас имел особенно сильную карту, мы вместе старались поднять ставки. Таким образом или увеличивался выигрыш, или противник выбывал из игры.
