Так бы они и смылись, если б не случай. Ох уж этот случай! Сколько тщательнейшим образом разработанных планов рушится из-за его величества случая. Вот и на этот раз.
Хотя, учитывая число алкоголиков в нашей стране, особой случайности в этом случае не было. Просто какому-то подвыпившему типу, сидевшему (а у нас таких тысячи) за рулем своей "вольво", надоело плестись в бесконечной веренице еле двигающихся машин, и он резко свернул на резервную полосу. Такси преступников врезалось в "вольво". Треск, грохот, скрежет, крики... Сбежался народ, появился регулировщик, подоспели преследователи. Грабителей схватили и отправили куда надо. Следствие недолгое - все и так ясно.
Оказывается, нет. Те четверо признают свою вину - а куда деваться, их сто свидетелей видели, служащие банка, прохожие... А вот тот, что сидел за рулем, все отрицает. Меня, мол, заставили, пригрозили, что если сбегу, то найдут и убьют. Он ни в чем не виноват, только сидел в машине, никого не грабил, никого не убивал. Сидел, дрожал от страха. Те четверо подтверждают.
И тут к нам поступает записка. Написана явно женской рукой. В записке сказано, что не только этот липовый таксист был в сговоре с преступниками, но он-то и есть главарь шайки, он разработал весь план, и вообще это не первое их ограбление, и все это можно доказать. Но писавшая боится за свою жизнь и потому в полицию не идет, а, вот, пишет. И если в полиции хотят получить доказательства, то пусть принесут положенную денежную награду на место встречи, которое автор письма укажет по телефону. Зачем такие сложности, почему сначала писала, а потом собиралась звонить - неясно. Ну, женщина ведь, чего вы хотите? Словом, позвонила она раза два еще, в конце концов договорились встретиться на каком-то пустыре, в подъезде заброшенного дома, что выходит на маленькую площадь. На площади фонарь, и, если что не так, ей, наверное, из этого подъезда все будет видно и она сумеет куда-нибудь спрятаться. Ну, не знаю. Такие вот условия. И начальник говорит:
- Вот вы, Леруа, с напарником пойдете туда к десяти вечера, отдадите ей деньги и возьмете доказательства. Да не забудьте расписку у нее взять, а заодно и проверьте документы, мало ли что, может быть, ее придется свидетелем вызвать? Доказательства, что принесет, тоже проверьте, не липа ли? Да будьте поосторожнее, все же с деньгами идете. Мало ли что они там задумали - может, сообщники.
Вечером мы с Гонсалесом отправляемся на эту дурацкую операцию. У меня к ней душа не лежит. Какой-то пустырь, развалины, народу кругом никого, непонятная баба...
Подходим, действительно, фонарь яркий горит (кому он здесь нужен?), и никак его не минуешь, чтобы к подъезду этому подобраться, правильную позицию выбрала.
Договариваемся так: Гонсалес становится у стены дома напротив, в темном углу, меня прикрывает. А я иду в подъезд. Сердце колотится, душа в пятках, но иду.
Вхожу, пахнет сыростью, отбросами и еще чем-то знакомым. Чем же? Наконец соображаю - кровью, уже знаю, что будет дальше. Настроение портится окончательно. Вынимаю фонарь, делаю два шага. Так и есть - вот она лежит. Молодая еще, одета прилично, в руках зажала портфель так, что не вырвешь. Но зачем вырывать, они просто вынули из него все бумаги. Потом, конечно, после того, как всадили ей в спину нож
Следов борьбы, как выражаются в наших протоколах, не обнаружено. Как потом установили, когда она пришла в этот подъезд (и почему она такое место выбрала?), ее уже ждали. Вот и вся история. Несложное такое дело. Тех четверых, конечно, осудили. Ну а главный, за неимением против него улик, был оправдан. Пытался прокурор обвинить его в сообщничестве, но адвокат без труда доказал, что тот действовал под влиянием страха. Он очень испугался, когда ему пригрозили. А вы бы не испугались? Ну вот, и он тоже.
Я этот случай и не вспомнил бы, если б не одна деталь, которая мне потом долго не давала покоя. Откуда убийцы все таки узнали, где она должна была с нами встретиться? Ведь если б следили за ней, то после нее в подъезд вошли, а не раньше. Кто мог им сообщить? Судя по ее поведению, она вряд ли кому-нибудь проговорилась, значит, только у нас в полиции обо всем этом знали. Кто же предупредил убийц?..
И я вспомнил, что мне как-то Джон-маленький рассказывал, он, между прочим, молодой-то молодой, но много чего знает. Вообще толковый парень. Один недостаток - не все в нашей работе одобряет. Эдакий идеалист. Начитался рекламных объявлений в журналах: "Хочешь помочь людям - становись полисменом!" И стал. Помогать-то мы помогаем, но вот кому и как? Не такой это простой вопрос, я к нему еще вернусь.
Так вот, как-то Джон-маленький мне рассказал, он это в английской газете "Дейли экспресс" вычитал. Там говорилось, что однажды грабители совершили налет на лондонский банк "Ллойд бэнк лимитед" и прихватили девять миллионов фунтов стерлингов. А пока шло следствие, 250 тысяч осело в карманах полицейского начальства. Эта газета, говорит, даже написала: "Такого еще не знала история Скотланд-Ярда". Про Скотланд-Ярд не скажу, но у нашего начальства небось оседает не меньше. Впрочем, это я так, пошутил. Не вздумайте моему начальнику сказать, он такого юмора не поймет.
...Однажды прихожу на работу после задания, копаюсь в документах Все как обычно. Напротив за столом бубнит Гонсалес.
- Понимаешь, не могу решить, менять машину или нет (у него какой-то древний "форд", и он без конца мечтает продать его и купить маленькую БМВ, но все денег не хватает). Если я продам мою за тысячу монет, то придется приложить еще тысячу. С другой стороны, моя колымага еще года два протянет. Вот я и думаю... помнишь, как Кафуньет все не знал, что со своей слишком длинной тросточкой делать. "Наверху, жаловался, набалдашник красивый - не хочется резать, а внизу она мне не длинна". Ха-ха-ха...
Он заливается смехом (никто его не поддерживает) и снова начинает морочить нам голову своими автомобильными проблемами.
Джон-маленький смотрит на часы - половина первого - встает, достает из-под стола гантели и начинает "работать". Он всегда за полчаса до обеда это делает. Поразительный парень - все время занимается самосовершенствованием. Я думаю, он далеко пойдет, во всяком случае, дальше нас всех.
Вот тогда-то раскрывается дверь и в комнату врывается О'Нил. Именно врывается, а не вплывает, как обычно. Его кирпичного цвета лицо на этот раз белее потолка. Губы в ниточку, глаза горят. Мы его таким никогда не видели.
Некоторое время он стоит посреди комнаты, а мы вопросительно смотрим на него.
- Маруччи встретил, - выдыхает он, - в баре. Зашел выпить, он там сидит. Сволочи!
Мы не верим ушам. Чтобы вам было ясно, о чем идет речь, нужны некоторые пояснения. Год назад этот самый Маруччи попался, когда пытался всучить в банке липовый чек. Преступление не бог весть какое, и непонятно, почему он стал оказывать яростное сопротивление, ранил двух служащих, пытался скрыться на машине. При этом отстреливался и попал одному полицейскому, другу О'Нила, в ногу. В конце концов, Маруччи все же задержали. На суд он явился, окруженный адвокатами. Полицейский тот на всю жизнь остался хромым, но от претензий к Маруччи отказался. Никто ничего не мог понять, и лишь много позже он, выпив, проболтался, что получил от преступника такого отступного, что, по сравнению с этим, назначенная ему пенсия выглядит жалкими чаевыми.
Маруччи со всеми своими адвокатами защищался отчаянно. Он признавал все, не говорил только одного - откуда у него чек. Было ясно, что он кого-то покрывает, но кого, так никто и не узнал. По совокупности - все же трех человек ранил, в том числе полицейского, - ему дали приличный срок. И что же едва год миновал, а он сидит себе в баре, потягивает пиво! Могу себе представить, что почувствовал О'Нил. Он, прямо скажем, парень не сентиментальный, но за друга того изувеченного очень переживал.
О'Нил долго молчит. Наконец говорит:
- Еще зубы скалит, сволочь. "Ах, инспектор, - смеется, - давно не видались. Как поживаете?" Скрутил я его и в участок - решил, что он сбежал.
О'Нил умолкает, вытирает свою бычью шею платком.
- Ну! - торопим.
- Да все у него в порядке. Подал апелляцию, пересмотрели, - он машет рукой, - и выпустили под надзор. А поднадзорным в бары ходить не запрещается. - О'Нил помолчал. - Еще грозился жалобу подать - пока вел, я ему бока все-таки помял немного. Да не стал, сказал, что прощает меня по случаю старого знакомства. О'Нил замолчал теперь уже надолго, а мы стали возмущаться.
- Вот, - расшумелся Гонсалес, - мы, значит, жизнью рискуем, головы подставляем. Нас, как куропаток... А преступники, у кого кошелек потолще (а у кого из них тощий!), не успеешь оглянуться - и уже на свободе. И еще на нас же жалобы строчат.
Гонсалес продолжает возмущаться, а Джон-маленький, не прерывая свои гантельные упражнения, между двумя выдохами констатирует:
- Да... мы-то... всех защищаем... а вот нас... кто бы защитил... куда суд смотрит?..
Я отвечаю на его наивный вопрос.
