Адам Холл - Меморандум Квиллера

Петерс был арестован по настоянию комиссии "Зет". Я уважал ее сотрудников за хватку. Внутри этой комиссии уже давно шли волнения. Ее задача состояла в том, чтобы выкорчевывать остатки нацистов, а среди руководства и во всех звеньях комиссии находились бывшие нацисты, поэтому с каждым новым арестом лояльные сотрудники все больше и больше рисковали своим служебным положением. Весьма странная организация.

Вчера арестовали Ганса Крюгера, западногерманского министра по делам беженцев. Обвинение: он был судьей особого военного нацистского трибунала в оккупированной Польше. Через несколько дней в газетах появится новое имя полиция связывает сейчас концы порванной нити - Франц Ром, руководитель отдела регулирования дорожного движения. Я потратил три недели, пока отыскал его. Мне это доставило особое удовольствие; некоторые из тех, кого я разоблачил, кончали с собой, и я знал, что Ром был готов теперь в любой день сам сунуть голову в петлю. Я не сторонник высшей меры наказания (она была отменена в Западной Германии в 1949 году, и ладно), но эти люди сеяли вокруг себя заразу, и пусть лучше они повесятся, чем живут и заражают других.

Снег поскрипывал под ногами.

Я свернул в Крейцберггартен и прошел мимо замерзшего фонтана, похожего на глазированный торт. Сделав десяток шагов, я заметил среди кустарника чью-то тень и отпрянул в сторону. Когда человек прошел мимо меня, я вышел на свет и обратился к нему по-немецки:

- Известите местную резидентуру. Я встретился с Полем. По буквам: П-О-Л-Ь. Пусть незамедлительно отзовут охрану. Связь осуществлять по известным каналам.

- Чтобы оставить пост, я должен получить указание.

- Чем скорее, тем лучше, - сказал я. - Пусть другие остаются, вы же отправляйтесь за указанием, а затем снимите и их. Я желаю иметь чистое поле деятельности сегодня с полуночи.

Я зашагал дальше. Ближе к отелю по Шонерлинден-штрассе тротуар был очищен от снега. С Темпльгофского аэродрома, который находился в миле отсюда, донесся шум взлетающего самолета, и я обернулся - посмотреть на его огни.

Утром мне предстояло вернуть билет на самолет Люфтганзы, вылетающий рейсом 174, потому что между строк трижды проклятого меморандума было сказано, что я должен остаться.

Хелдорф... Сикерт... Кальт... Наумен... Кильман...

Больше сорока фамилий, перечисленных на одном из листков меморандума, каждая из которых, возможно, имела связь с Гейнрихом Цоссеном, в течение получаса засели у меня в памяти, а сам листок был присоединен к другим, подлежащим сожжению. Моя привычка - путешествовать налегке: к утру весь меморандум был кремирован.

До сих пор я вылавливал мелкую рыбешку. За крупной добычей направляли КЛД, но его уже нет в живых. Крупной добычей считались такие люди, как Борман, заместитель Гитлера; Мюллер, генерал фон Риттмайстер. Они убежали из Берлина под огнем русских батарей в 1945 году, целая шайка их бежала в Оберзальцерг и дальше, в то время как узкоплечий труп их фюрера, завернутый в ковер, был облит бензином и сожжен. Некоторые бежали в четырехмоторном самолете Гиммлера из Флаугхафена, находящегося в миле отсюда, взмыв в предрассветное небо, темное от дыма пожарищ. Из окна своего нынешнего номера в отеле я мог бы видеть огни самолета с беглецами.

Я подошел к окну. Тихая ночь, спящий город. Настоящее и прошлое было укутано снегом. Что заставляет нас рыться в пепле далекого ада, отстоящего от нас на двадцать с лишним лет?

"Есть ли у нас время, чтобы помолиться?" - спрашивали те люди. А Цоссен качал головой.

От моего дыхания оконное стекло запотело. В комнате было слишком жарко, я выключил отопление и поработал еще около часа. Когда половина меморандума запечатлелась в моей памяти, я вышел на улицу и погулял по морозному воздуху, чтобы перед сном очистить легкие. Улицы были пустынны.

Хотя я еще не решил, согласиться мне заменить КЛД или нет, но план действия уже предстал передо мной точно так же, как в голове у шахматиста возникает весь ход предстоящей партии еще до того, как он начал разыгрывать гамбит. Я сказал Полю: "Я буду действовать в одиночку", - потому что эту операцию следовало провести или быстро, или никогда. Это своего рода блицкриг. Я мог оставаться в этом городе месяц, не больше. В течение месяца я должен разыскать Цоссена или выйти из игры.

Для этого существовало два пути: медленный и быстрый. Медленный состоял в том, чтобы вспугнуть всех этих людей одного за другим - Хелдорфа, Сикерта, Кальта, все сорок с лишним человек, в надежде, что они приведут меня к Цоссену. Поль ошибался, сказав, что Цоссен - лишь часть задания. Даже беглое чтение меморандума подсказало мне, что Цоссен являлся всем заданием. Сбей его с ног - и повалятся все остальные. Разработка всех сорока с лишним человек, возможно связанных с Цоссеном, прояснила бы очень многое и помогла добраться до него. Именно этого и желал Центр. Но это был медленный путь. Быстрый путь привел бы к тем же самым результатам. Поэтому иди прямо к Цоссену и бей.

Быстрый путь заключался в том, чтобы перевернуть вверх тормашками весь порядок вещей. Ради того, чтобы найти одного человека среди почти четырех миллионов, я должен был заставить его искать меня. Пусть он узнает, что я здесь, и не для чего-нибудь иного, а именно для того, чтобы он раскрылся. А затем попытаться покончить с ним до того, как он успеет покончить со мной. Кто быстрее. Поэтому я и заявил Полю, что должен работать в одиночку. Единственно возможный для меня путь был быстрый, и я не желал, чтобы у меня под ногами путались охранники, которые будут только мешать мне и к тому же еще могут быть убиты.

Снег поблескивал под светом фонарей. Пока я работал над меморандумом, прошел еще небольшой снегопад, и тротуары вновь покрылись снегом. Было уже далеко за полночь, на улицах ни души. После шести месяцев, в течение которых меня прикрывали мои люди, сейчас я был одинок: мое сообщение уже получили и отозвали охрану.

Когда я возвращался в отель, единственные следы на снегу были мои.

4. СТЕНА

- Ваше занятие, герр Штроблинг?

- Торговец цветами.

Небрежно закинув ногу на ногу, он не спеша высморкался, чтобы мы успели полюбоваться его белым шелковым носовым платком. В петлице темного пиджака цветок. Брюки в полоску. Сверкающие ботинки.

- Вы торгуете цветами?

- Я владею несколькими цветочными магазинами.

- Поэтому вы и носите цветок в петлице?

- Я всегда ношу цветок.

Кто-то захихикал.

Унылый свет проникал через высокие холодные окна. Отопление было включено на полную мощность, но все же многие в зале кутались в пальто, словно их знобило.

Я особенно внимательно разглядывал людей в зале. Подсудимые и без того были мне хорошо знакомы. Я не знал, кто были зрители. Здесь присутствовали жены обвиняемых, явившиеся в суд вместе с мужьями, так как большинство подсудимых были выпущены на поруки и после окончания судебного процесса могли спокойно отправляться по домам. На балконе сидели люди, пришедшие одни, которые так же в одиночестве и уйдут отсюда. Сгорбившись в своих пальто, они не оглядывались по сторонам. Было тут и несколько женщин. Одна девушка пришла с опозданием, и я обратил на нее внимание. У нее была привлекательная внешность, но я заметил ее не из-за этого.

- Пристав!

Какой-то человек пытался выйти из зала, и по возгласу судьи служитель остановил его у двери.

- Куда вы идете, адвокат?

- Я жду посыльного, господин судья.

- Покидать зал заседаний не разрешено. Я уже предупреждал вас.

- Но ожидаемое сообщение имеет отношение к моему клиенту...

- Займите свое место.

Утомлённые голоса, давно избитые формулы. Подобная тактика, имевшая целью помешать суду, была известна: защитник пытался покинуть зал, желая получить возможность апеллировать к суду, - его подзащитный, мол, формально не присутствовал на судебном заседании, так как в это время в зале не было его адвоката.

Не менее часты были и процессуальные протесты. Желтые газеты ополчились против этого процесса и вообще против всех процессов над военными преступниками, в то время как в зале суда при каждом удобном случае совершались попытки превратить судебное разбирательство в фарс. Председательствующий обладал удивительным терпением, благодаря которому держал в рамках как адвокатов, так и присяжных заседателей...

Я наблюдал за присутствующими в зале, вполуха слушая допрос обвиняемых.

- Не будете ли вы так любезны сообщить нам, каковы были ваши обязанности в лагере, герр Штроблинг?

Подсудимый внимательно выслушал вопрос. Аккуратно одетый, седовласый, со спокойными глазами за тяжелыми очками в черной роговой оправе - его можно было принять за пользующегося заслуженной известностью врача и доверить ему свою жизнь.

- Поддерживать спокойствие, порядок и, конечно, чистоту.

- А специальные обязанности?

- У меня не было специальных обязанностей.