— К началу стачки он уже два месяца был за решеткой!
«Значит, Альбина солгала», — сказал себе учитель.
— Вы это можете доказать?
Старый Шойе, нахмурившись, нагнулся над столом, пошарил в бумагах и, с насмешкой произнеся: «Пожалуйте, ваше благородие», — подал Краслу приговор суда.
— Это за то, что он помог нам выиграть стачку здесь, в Либерце. Осужден как подстрекатель. А кого он подстрекал? Может, Риссига? Легальные общества нам разрешены конституцией. Значит, если мы хотим организовать рабочий союз, это не противозаконно. Ну а вам-то что нужно? Хотите что-нибудь выведать о социал-демократах?
— Нет, — сказал Красл, садясь и вытирая пот. — Я из пражской газеты. Я хотел бы только узнать, встречался ли ваш сын с нашим единомышленником. Винценцем Павлатой?
Старика вопрос не удивил.
— Павлата? Чехов к нам приходило немало. Ein Pawlata? — крикнул он жене, которая доила козу. Нет, оба не помнили. Сюда такой не являлся, хотя сын в последнее время часто встречался с чехами. — Это тоже мешало господам, — добавил старик. — Им не нравилось, что рабочие договариваются между собой. А разве мы друг к другу не ближе, чем к фабрикантам?
— В этом я не разбираюсь, — поднялся Красл. — Я не рабочий… — Он поправил белый воротничок. — Прощайте!
Итак, либо Альбина ошиблась, либо все специально выдумала. Шойе не мог поругаться с Павлатой перед стачкой, потому что вообще не был тогда в Свагове. То ли с ним ссорился другой немец, то ли все это вымысел, которым Альбина хочет от кого-то отвлечь внимание Красла. Но от кого и почему? И чего ради она целыми днями валяется в постели, как полумертвая? Почему никто из поселка ей не поможет? Красл с детства помнил, как соседи всегда помогали друг другу. Когда у него умерли родители, им по очереди занимались все в поселке, пока его не увезли в сиротский приют. Альбина тоже теперь осиротела. Осиротела, а к ней никто ни ногой. Странно…
Обратная дорога на Свагов показалась бесконечной. Красл решил прекратить розыски и отдать деньги на памятник Альбине. Или лучше они вместе закажут этот памятник — совсем скромный, каменный крест с именем. «Большего Павлата не достоин, — решил про себя Красл. — Потом вернусь в Прагу и доложу обо всем доктору. Дальше его забота, у него связей и прав побольше, чем у простого учителя. А мне тут и погореть недолго».
Увы, человек от рождения любопытное существо и не любит нераскрытых тайн! Вернувшись в Свагов, Красл пошел вовсе не на постоялый двор, чтобы отдохнуть перед отъездом, а оказался перед домом Павлаты. Наступила ночь. Но бабка напротив все торчала в своем окошке. Что же, она всегда там?
— Это уж точно. Ведь у меня нет обеих ног, ваша милость… — старуха показала на специальное сиденье, приделанное прямо к низу окна.
— Это машина виновата.
— Выходит, тут от вас и мышь не спрячется? — спросил Красл, волнуясь. — Вы сидели тут и когда шли демонстранты?
— Обязательно! Хоть покричала вместе со всеми, раз уж не могу идти. Ног-то я лишилась у Риссига на фабрике. И не заплатили мне ни гроша…
Снова несообразность. Эта бабка просидела тут у открытого окна всю пальбу, и ничего ей не сделалось. А Павлата убит сквозь закрытые ставни.
— Послушайте-ка, бабушка, — начал Красл доверительно. — Не видели вы, не выходил кто-нибудь из дома Павлаты, когда стреляли?
Старуха только засмеялась.
— Что вы! Да этот трус с утра загородил двери, как будто ждал конца света. Болтун несчастный, а ведь верили ему! Слушали, как священника в церкви, а он, как до дела дошло, отсидеться решил. Это был перст божий, не иначе, сам архангел Гавриил ниспослал эту шальную пулю!
— Значит, вы никого не видели? И двери и окна были заперты?
— Ну да, пока Альбинка не выбежала: кричит, отца убили! Но тогда много было убитых. И надо было похоронить их с честью… — Бабка посерьезнела, проглотила слезу, стала говорить с трудом.
— Спасибо вам! — Красл быстро попрощался и поспешил в трактир.
2
У стола его уже поджидал староста.
— Так вот, пан учитель, нашли мы ваши могилки… — Сегодня он был гораздо более расположен к Краслу. — Вы уж не обессудьте, я думал вчера, что вы из газеты или из полиции, тут у нас много шатается подозрительных. Видно, в пражской полиции решили, что у нас тут опять бунт готовят. А у нас ничего такого и в мыслях нет, это я вам верно говорю.
— Что мне до этого? — отмахнулся учитель, заказывая копченую свинину с горохом. За день он порядком проголодался.
— Да ведь вы тоже, наверное, боитесь. Наших людей нужда организует. Кабы мы хоть раз в день могли поесть, как вы сейчас, нечего бы и бунтов бояться. Вы скажите об этом господам в Праге, может, поймут, коли им образованный человек скажет…
— Для этого я слишком малая персона, — усмехнулся Красл. Еда стала вдруг невкусной, горох горчил, свинина была слишком жирной.
— Скажите-ка мне, пан староста, были здесь у Павлаты враги?
— У Павлаты? — удивился староста, потом вопросительно взглянул на трактирщика.
— Друзей у него было мало, это так, — задумчиво произнес трактирщик, вытирая кружки. — Он только о себе думал. В карты проигрывать не любил, пивом соседей никогда не угощал. Только все читал проповеди, что надо помогать друг другу. Люди потом поняли — это он хотел, чтобы ему помогали.
— Ни с кем он не ссорился? Может, кто хотел от него избавиться?
— Да нет, где там, — заверил его староста.
— У нас нет всяких там головорезов, пан учитель, — решительно поддержал трактирщик и так энергично поставил кружку на прилавок, что все соседние звякнули. Трактирщик был здоровым верзилой, а когда хмурился, сам походил на головореза.
— Здесь у нас люди приличные, а в Праге пусть пишут в своих газетах что хотят!
— Да ведь пан учитель — наш земляк, он из Свагова родом!
И староста снова заговорил о могиле родителей, предложил пойти туда прямо сейчас.
— Как, ночью? — поразился учитель.
— А вы что, боитесь? Мне в другое время некогда. Я на работе с утра до ночи. А одному вам не найти. Кладбище у нас переполненное. На нашей фабрике люди из самой Силезии спину гнут, не отсылать же покойников в такую даль?
Когда они вышли на улицу, староста заговорил снова:
— Знаете что, я не хотел говорить при трактирщике, он человек горячий, чуть что, ругается. Жена от него с сыном сбежала, дерется, говорят, до крови. У Павлаты, правда, был один недруг. Голан зовут, Ярек Голан.
— Не помню такого.
— Господи, да ведь он мальчишка, недавно из армии. Служил где-то в Тироле. Нездешний он, приехал с моравскими парнями, что поселились наверху, у Большого Холма. Едва огляделся, тут же стал бегать за Альбинкой. Ну, старик и рассвирепел: дочка-то одна, выйдет замуж, некому хозяйство вести. Два раза он из дому выгонял Голана, три раза на людях позорил. Говорят, поругались они не на жизнь, а на смерть. Люди много чего говорят… А сейчас свернемте-ка налево, кладбище у нас почти в лесу. Не помните небось?
— Где живет этот Голан? — спросил Красл.
— В тюрьме.
— Что-о?
— Да ведь он был из главарей стачки. Его взяли в первый же день. Четырнадцать месяцев дали, хотя ничего не доказали. Подкупили свидетелей, чтобы против на суде выступили. Говорят, одному мужику из красильни аж триста золотых заплатили, а он об этом на суде возьми да и брякни! И думаете, Риссигу было чего? Голана все равно засудили, а о лжесвидетельстве никто и не вспомнил! Такой был суд.
— Но он не шел в первых рядах…
— Почему вы так думаете?
— Раз живой остался и невредимый, значит, был где-то сзади.
— Может быть, и так, я сам, правда, тоже сзади шел, но его не видел.
— Наверное, ему удалось скрыться, когда начали стрелять. Послушайте, пан староста, очень вам благодарен, но завтра я отыщу могилу родителей сам. Сейчас у меня неотложное дело…
И Красл нырнул в темноту, оставив старосту в полном недоумении.
3
Красл торопился к дому Павлаты, на ходу обдумывая новую идею. Тот, кто убил Павлату, должен был заранее знать, что на демонстрации будут стрелять и выстрел из револьвера никто не заметит. Голан, конечно, знал, что солдаты не станут обниматься с демонстрантами. Если он хотел избавиться от Павлаты, демонстрация давала ему отличную возможность. Но как ему удалось незамеченным проникнуть в лавку? Этот вопрос и погнал сейчас Красла к домику Павлаты. Через ворота Голан войне не мог: его увидела бы старуха из дома напротив. Мог пройти через сад, но там как раз Альбинка отвязывала собаку. Оставался один путь — через забор, отделявший дом от сада. Но забор высокий, двухметровый да еще сверху вмазано битое стекло. Разве перелезешь не порезавшись?..
Красл обошел домик Павлаты со всех сторон, пытаясь поставить себя на место убийцы. Единственная возможность — перелезть через забор где-то рядом с растущей за ним березой по ней спуститься… В этот момент сквозь тучи показалась луна. Где-то пискнула ночная птица. И вдруг над стеной появитесь рука, оперевшаяся на кусок одеяла, накинутого на стекла, а еще через миг показалась голова мужчины лет сорока, с лысиной. Тяжело дыша, он перевалился через стену и схватился за ствол березы. В точности как должен был поступить Голан, разве тот был, наверное, половчее. Между тем престарелый спортсмен сдернул с забора одеяло и стал осторожно слезать по дереву, оглядываясь по сторонам. Краслу было хорошо видно его лицо.
