Я снова набрал номер Дженни Бакстер и на сей раз, к своему облегчению, услышал женский голос.
– Алло?
– Мисс Бакстер?
– Да. А кто это?
– Я Лоуренс Карр. Ваш дядя, доктор Мелиш… – Я намеренно сделал паузу. Знает ли она обо мне или нет?
– Ну конечно. Где вы?
– В отеле «Бендикс».
– Вы не подождете с часик? К тому времени я здесь все закончу.
Вопреки учащенному дыханию, словно она только что бегом преодолела шесть лестничных маршей (как я узнал позднее, именно так и обстояло дело), голос звучал энергично и деловито. Но у меня не было никакого желания торчать в этом убогом номере.
– А если мне подъехать?
– О да, приезжайте. У вас есть адрес?
Я ответил утвердительно.
– Тогда приезжайте, когда вам будет удобно. Хоть сейчас, – с этими словами она положила трубку.
Я спустился с третьего этажа по лестнице, так как нервы мои все еще были не в порядке, и не хотелось еще раз входить в скрипучий, готовый в любой момент развалиться, лифт. Негр-бой с охотой объяснил мне дорогу. Как выяснилось, Мэддокс-авеню находилась в пяти минутах ходьбы отсюда, а поскольку я с трудом отыскал место, где поставить машину, то решил идти пешком. Шагая по главной улице, я машинально отметил, что на меня обращают внимание. Постепенно до меня дошло, что люди глазеют на мой костюм. Когда идешь по главному проспекту Парадиз-Сити, встречаешь знакомых на каждом шагу. Там ты прямо-таки обязан прилично одеваться, но здесь, в задыхающемся от смога городе, все казались мне оборванцами.
Я нашел Дженни Бакстер в служившей ей офисом комнатке на шестом этаже большого, донельзя запущенного дома без лифта. Я вскарабкался по лестнице, чувствуя за воротником все ту же цементную грязь. Перемена обстановки! Ничего не скажешь, Мелиш подобрал мне чудненькую обстановочку!
Дженни Бакстер на вид было примерно тридцать три года. Это была высокая, худая девушка, с лицом, затененным массой неопрятных черных волос, заколотых на макушке и готовых в любой момент рассыпаться. По моим стандартам красоты, в ее фигуре не хватало женственности. Ее груди выглядели маленькими холмиками, ничуть не привлекающими сексуально, совсем не такими, как у женщин, которых я знал в Парадиз-Сити. К тому же она выглядела слегка истощенной. Невзрачное серое платье, в которое была облачена Дженни, по-видимому, было сшито ею самой, ничем иным нельзя было объяснить покрой и то, как оно висело на ней. Лицо с хорошими чертами, форма носа и губы превосходны, но что заворожило меня, так это глаза – честные, умные, проницательные, совсем как у ее дяди. Она что-то быстро писала на желтом бланке и, когда я вошел в комнату, подняла голову и посмотрела на меня. С чувством неуверенности я остановился на пороге, недоумевая, за каким чертом я сюда пришел.
– Ларри Карр? – у нее был низкий, но выразительный голос. – Заходите.
Едва я сделал шаг, раздался телефонный звонок. Она взмахом руки показала на второй из двух неказистых стульев и сняла трубку. Ее реплики, в основном «да» или «нет», звучали энергично и сухо. Похоже, она владела техникой давления на собеседника, не давая разговору затянуться.
Наконец она положила трубку на рычаг, задумчиво провела карандашом по волосам и улыбнулась мне. Улыбка моментально преобразила ее. Это была чудесная, открытая улыбка, полная тепла и дружелюбия.
– Извините, но эта штука звонит не переставая. Значит, вы хотите помочь?
Я сел.
– Если сумею.
Я сам не знал, искренне ли это я говорю.
– Но только не в этом красивом костюме.
Я выдавил улыбку.
– Конечно, но вина здесь не моя. Ваш дядя не предупредил меня…
Она кивнула.
– Дядя прекрасный человек, но его не интересуют детали. – Она откинулась на спинку стула, внимательно рассматривая меня. – Он рассказал мне о вас. Буду откровенна. Я знаю о вашей проблеме, искренне вам сочувствую, но она меня не интересует, так как у меня сотни своих проблем. Дядя Генри говорил, что вам нужно оправиться, но это ваша проблема, и вы сами должны ее решить. – Она положила руки на усеянный пятнами бювар и снова улыбнулась. – Поймите, пожалуйста, в этом Богом забытом городе нужно очень многое сделать, слишком многим помочь. Мне очень не хватает помощников и совершенно нет времени на сочувствие.
– Я и приехал сюда помогать. – В моем голосе против воли послышалось раздражение. За кого она меня принимает? – Что от меня требуется?
– Если бы только я могла поверить, что вы действительно хотите мне помочь.
– Я уже сказал. Я приехал помогать. Что нужно делать?
Она достала из ящика мятую пачку сигарет и предложила мне. Я извлек из кармана золотой портсигар, недавний подарок Сидни ко дню рождения. Портсигар был не из простых. Он обошелся Сидни в 1500 долларов, и я очень гордился им. Если угодно, можете называть его символом положения. Даже некоторые из клиентов с нескрываемым интересом рассматривали его.
– Закурите мои?
Она посмотрела на сверкающий портсигар, потом перевела взгляд на меня.
– Это настоящее золото?
– Это? – я повертел сверкающую игрушку в руках, чтобы она смогла получше рассмотреть его. – О, само собой!
– Но ведь он очень дорогой!
Мне показалось, что цементная пыль сильнее зудит под воротником.
– Мне его подарили. Полторы тысячи долларов.
Я протянул портсигар ей.
– Так не желаете попробовать моих?
– Нет, спасибо.
Она вытащила сигарету из помятой пачки, с трудом отрывая взгляд от портсигара.
– Будьте с ним поосторожней, – сказала она. – Могут украсть.
– Так здесь воруют?
Она утвердительно кивнула, принимая огонь от золотой зажигалки, подаренной мне одним из клиентов.
– Полторы тысячи долларов! За такие деньги я могла бы месяц кормить с десяток моих семей.
– У вас десять семей? – Я убрал портсигар обратно в задний карман. – Неужели?
– У меня две тысячи пятьсот двадцать семей, – сказала она спокойно. Выдвинув ящик письменного стола, Дженни вынула план улиц Луисвилла и разложила его на столе передо мной. План был расчерчен фломастером на пять секций. Квадраты были помечены цифрами от одной до пяти. – Вам следует знать, с чем вы столкнетесь. Я кратенько введу вас в курс дела.
Из ее слов выходило, что в городе социальной опекой занимаются пять человек и за каждым закреплен свой участок. Ей достался наихудший. Дженни на секунду подняла на меня глаза и улыбнулась.
– Другие от него отказывались, вот мне и пришлось его взять. Вот уже два года я работаю на этом участке. Моя работа – оказывать помощь там, где в ней по-настоящему нуждаются. Я, конечно, пользуюсь определенными фондами, но они даже на треть не соответствуют нуждам. Я хожу по квартирам, составляю сводки. Данные нужно обрабатывать и заносить в карточки. – Она постучала карандашом по сектору номер пять на плане. – Здесь, пожалуй, сосредоточено все худшее в этом ужасном городе. Почти четыре тысячи человек, включая детей, которые перестают быть детьми, едва им исполняется семь лет. – Ее карандаш переместился с обведенного сектора и уткнулся в точку сразу же за чертой города. – Здесь находится женский исправительный дом штата. Это очень трудная тюрьма. В ней содержатся неисправимые преступницы и условия содержания их ужасные. Еще три месяца назад посещать эту тюрьму не разрешалось, но я в конце концов убедила заинтересованных лиц, что смогу принести пользу…
Зазвонил телефон, и после обычного набора слов «да» и «нет» она положила трубку.
– Мне разрешено иметь одного бесплатного помощника, – продолжила она, словно нас и не прерывали. – Бывает люди приходят сами, как, например, пришли вы, иногда кого-либо присылают из муниципалитета. Ваше дело – содержать в порядке картотеку, отвечать на телефонные звонки, в неотложных случаях самостоятельно принимать решения, перепечатывать сводки, если сумеете разобрать мой ужасный почерк. В общем, будете сидеть за этим столом и распоряжаться в мое отсутствие.
Я заерзал на стуле. О чем, черт побери, думал Мелиш, или он не знал? Ей нужен не человек в моем положении, а энергичная секретарша, привычная к канцелярской работе. Занятие определенно не для меня. Я так и сказал это ей, со всей вежливостью, на которую только был способен. Однако в моем голосе все же проскользнули нотки недовольства.
– Это не работа для девушек, – возразила Дженни. – Моим последним добровольцем был пенсионер-счетовод. В свои шестьдесят пять лет ему нечем было заняться, кроме игры в бридж или гольф, и он предложил мне свои услуги, но сумел продержаться всего лишь недели две. Я не обижалась на него, когда он ушел.
– Выходит, ему надоело?
– Нет, не надоело. Он испугался.
Я недоуменно уставился на нее.
– Испугался? Работы было слишком много?
Она улыбнулась своей теплой улыбкой.
– Не в этом дело. Ему нравилось работать. Удивительно, сколько он успел сделать за это время. Моя картотека впервые была в полном порядке. Нет, он не выдержал встречи с теми, кто иногда входит в эту дверь. – Она кивнула на дверь тесного офиса. – Лучше сказать вам сразу, Ларри. Этот сектор города терроризирует молодежная банда. Она известна полиции как банда Джинкса. Ее членам от десяти до тридцати лет. Верховодит ими Призрак Джинкс. Он сам выдумал себе это имя, вообразив себя неким мафиози. Он свиреп и крайне опасен, а что до ребят, так они рабски ему повинуются. Полиция не может с ним ничего поделать, он чересчур хитер. Из его банды многие попадались, но он – никогда. – Помолчав, она продолжала: – Призрак считает, что я лезу не в свои дела. Думает, что я передаю сведения полиции. По его мнению, все те, кому я помогаю, должны обходиться своими силами. Он и его компания ни в грош не ставят своих родителей за то, что они принимают пособия, которые удается для них достать: молоко для малышей, одежду, уголь и так далее. К тому же я помогаю им с финансовыми затруднениями, например, с квартплатой, с наймом на работу. Все свои проблемы люди делят со мной. Призраку же кажется, что я вмешиваюсь не в свое дело, и он сильно мешает мне. Они частенько наведываются сюда, пробуют запугать. – Она снова тепло улыбнулась. – Меня им не запугать, но до сих пор этой шпане удавалось спугнуть всех моих добровольных помощников.