Ознакомительная версия.
— А при чем здесь Витька? — недоуменно пожал я плечами.
— Ну как же, сучий потрох! Тех барыг загребли в ментовку, а они, само собой, настучали на Витьку и на наш промысел. Оттуда все и пошло. Сначала фельетон появился про Министерство культуры в центральной прессе, а потом и послали специальную экспедицию, организованную Институтом археологии в Москве и местными краеведами. И возле тех могильников такие милицейские посты повыставляли, что и не сунешься…
— Витька там и погиб… — горестно покачал я головой. — Хороший парень был, работяга!
— Хорошо еще, что он в руки легавых не угодил. Убежать пытался, его и пристрелили.
«Куда это Мозоль клонит?» — подумал я.
— …Не мешало бы вам, Иван Николаевич, увеличить расценки за наш труд, за те изделия, что я для вас добываю, а то ведь инфляция, сами знаете…
Только теперь до меня дошло, чего добивался Мозоль. Действительно, благодаря его находкам, привозимым из разных поездок сначала по нашей стране, а потом и из-за рубежа, мне удалось с помощью одной крупной американской фирмы создать сеть небольших мастерских по изготовлению сувенирной продукции. Основой для моих сувениров служили самые разные изделия древних мастеров, начиная от каменных скребков и наконечников для стрел и копий и кончая золотыми украшениями. По-видимому, Пашка-Мозоль собирался отойти от бесконечных командировок и осесть в тихом кабинетике фирмы, которой я руководил. Но Мозоль чересчур много знал обо мне, о моих прошлых делах, чтобы ввести его в фирму простым клерком. Придется сразу назначить на руководящую должность.
Словно в подтверждение моих мыслей, Мозоль заявил:
— Хочу поработать в центральном офисе. Как вы на это смотрите?
— Паша, — попытался я его образумить, — ты у нас лучший специалист по разъездной работе, так сказать, главный гробокопатель фирмы. Ну и не суйся ты к бюрократам, там и без тебя бездельников хоть пруд пруди… Увольнять же никого нельзя, только дай зацепку налоговой полиции! Она тебя по миру пустит. А так льготы и уважение от администрации округа, как-никак мы создаем в нашей фирме новые рабочие места, решаем вопрос с безработицей…
— Иван Николаевич, — усмехнулся Пашка, — вот только не надо мне лапшу на уши вешать! Понимаешь? Я чертовски устал, и если вы не сделаете мне хорошо, то я сделаю вам вдвойне плохо, как говорят у них в Одессе.
— Ты что же, мне угрожать вздумал? — усмехнулся я.
— Да нет, просто напоминаю, что я про вас знаю очень много. Про появление ваших капиталов, которые вы нахапали еще тогда, когда работали на военных стройках в качестве прораба. А уж про теперешние ваши счета в иностранных банках я вообще даже не намекаю. Заметьте это и оцените по достоинству. В общем, я еду в последнюю командировку, а потом вы меня официально назначаете своим заместителем по коммерции, что ли… И вводите в правление!
Я поставил недопитую кружку на стол, выплюнул шелуху от вареной креветки и как мог спокойнее ответил:
— Я подумаю над твоим предложением. Но сначала тебе все же придется съездить на недельку в Бразилию…
«Оттуда ты вряд ли вернешься живым…» Последнюю фразу я, конечно же, произнес про себя, зачем волновать человека раньше времени. И еще подумал о том, как плохо все же знает Мозоль мое положение в фирме. Дело в том, что я не являлся официальным руководителем, как он предполагал, я был теневым боссом, а это существенно меняло дело. Я не собирался навязывать подставному директору своих людей, каждый обязан знать свое место. К тому же зачем мне нарушать правила игры, которые я сам и придумал?
Вернувшись домой, я первым делом осмотрел ордена, полученные от Мозоля. Меня сразу же насторожил тот факт, что по крайней мере одного ордена в шкатулке не хватало. Я хорошо запомнил то, что говорил мне юный шалопай Вадик-Шмыга. В шкатулке должны были непременно находиться вместе с другими орден Святого равноапостольного князя Владимира первой степени и орден Белого Орла. Но если первый орден я отыскал сразу, то второго на месте не оказалось.
Стало быть, господин Мозоль все же решился на свою игру в нашем альянсе, подумалось мне. Что же, этим он сделает свою собственную кончину еще более мучительной…
Усатый опер неожиданно позвал понятых в спальню, где, торжественно помахав руками, точно фокусник, жаждущий аплодисментов, открыл заднюю панель телевизора «Панасоник», на котором стоял еще и видеомагнитофон той же системы.
— Обратите внимание на это, — сказал он, вытаскивая из телевизора бумажный сверток. — Как видите, тут находится явно чужеродная «деталь», которую японцы при всех своих талантах в электронике придумать никак не могли…
Развернув сверток, опер вынул звезду и крест.
— Это орден Святого равноапостольного князя Владимира, — с дрожью в голосе проговорил Валерий Буланов, тихо подошедший к нам вместе со следователем Стороженко.
— Я всегда говорил, что каждому «изобретателю» подобных тайников можно спокойно выдавать авторское свидетельство, — пошутил Стороженко, у которого от этой находки явно поднялось настроение. — Опишем этот орден в протоколе.
Через мгновение Стороженко опять сидел за столом и, отодвинув в сторону разложенные стопками банкноты, внимательно разглядывал знаки ордена. Потом он взял ручку, пододвинул к себе лист бумаги и начал что-то быстро записывать.
Когда среди «команды» Стороженко появился сухопарый старичок в очках и с седой бородкой клинышком, типичный представитель академической профессуры, Буров даже и не заметил. Однако чувствовал старичок себя в чужом доме довольно уверенно, видимо, не раз участвовал в подобных следственных мероприятиях. Подойдя к столу, он взял стул и без спроса уселся рядом со следователем.
— Что скажете, Илья Филиппович, относительно этих знаков? Я пригласил вас для консультации как доктора исторических наук, профессора… — проговорил Стороженко.
— Извините, что несколько запоздал. Знаете ли, читал лекцию в университете…
Только теперь Буров вспомнил фамилию этого человека, чьи выступления неоднократно видел по телевизору в программах телеканала «Культура». Это был профессор Полянский.
— Несомненно, эти знаки принадлежат российскому ордену, учрежденному императрицей Екатериной Великой в день двадцатой годовщины ее восшествия на престол, — сказал профессор Полянский, почтительно подержав в руках звезду и крест. — Ну, вы, наверное, знаете, что святой патрон этого ордена — великий князь Владимир Киевский, немало сделавший для расширения границ Древней Руси. Во времена его правления Русь приняла христианство, и потому он был канонизирован церковью как святой равноапостольный князь…
Буров не знал, чем это объяснить, но рассказ профессора все дальше и дальше уводил его от мыслей о виновниках похищения этих орденов, погружая в глубинные изыскания. Какие-то бледные образы теснились в его сознании, приоткрывая двери в давно минувшее. Видимо, знаки ордена, как и любая другая вещь, несли в себе, в своем информационном поле, интереснейший материал, знания, которые могли помочь ему более основательно и глубоко разобраться во всем этом деле. И он перестал противиться потоку информации, исходившей от орденских знаков.
Его сознание медленно погружалось в прошлое, фиксируя отдельные картинки давней московской жизни. Он видел Кремль за речной гладью, до которого можно было добраться только на лодке, видел лодочников, торговавших вразнос всякой всячиной на Кузнецком мосту, наблюдал за дракой пьяных извозчиков, не поделивших седока…
Наконец круговерть множества мелких картинок вытеснила одна большая красочная картина, изображавшая разношерстную публику в зале. Несомненно, Буров находился в зале Московского окружного суда, где с участием присяжных заседателей слушалось дело «Клуба червонных валетов». Но еще более удивительным было то, что он мог назвать с точностью до дня, когда происходило это событие. То было 1 марта 1877 года по старому стилю. Больше того! Он знал, что теперь его зовут Александром Мазуриным и находится он среди других сорока пяти подсудимых.
Странное дело, но Мазурин почему-то совсем не боялся плачевного исхода лично для себя — ведь он не пожалел денег, чтобы нанять отличного адвоката, и теперь с нетерпением ожидал его защитной речи. Однако знаменитому господину Плевако все еще не давали слова…
— Напоминаю, господа, всем присутствующим в зале, — говорил председательствующий суда, мужчина средних лет с одутловатым лицом и большими лобными залысинами, — что в августе 1871 года начато следствие о получении с дворянина Еремеева, после приведения его в состояние беспамятства, безденежных обязательств на крупную сумму. Обвинение пало на дворянина Давидовского и мещанина Шпейера. Во время расследования оного преступления обнаружились и многие другие, в которых участвовали не токмо указанные выше лица. Все они оказались между собой связанными и выступали как сообщники. Члены этой преступной группы, выдавая себя за очень состоятельных людей, за чиновников, занимавших высокопоставленные посты, мошенническими путями собирали у доверчивых большие суммы денег и обещали вернуть их с большими процентами. Кроме того, они объявляли безработным, что на якобы принадлежавших им заводах имеются свободные места, и под видом найма брали с них залоги. Кроме того, они продавали несуществующие земли, учитывали безденежные векселя, продавали чужое имущество и прочее, и прочее. Для внушения своим клиентам полного доверия они имели в своем распоряжении билеты на вклады в различных банках. Билеты эти они закладывали и продавали. Таким образом, преступная группа получила от этих мошеннических операций около трехсот тысяч рублей. Всеми этими лицами, коих на скамье подсудимых сорок пять, в течение восьми лет, то есть с 1867 по 1875 год, было совершено пятьдесят шесть преступных эпизодов в Москве, Петербурге, Туле, Тамбове и Нижнем Новгороде.
Ознакомительная версия.
