Ознакомительная версия.
Пигалица
Наконец все разошлись. Сначала Гошик с Лапочкой. Потом Владимир, которого я окрестила Херувимом, – а что, есть у нас Дьявол, пускай и Херувим будет, для пары. За ними остальные потянулись, Толик ушел последним, он единственный, кто предложил свою помощь, но я отказалась, не потому что гордая слишком, просто… Сама. Я все должна сделать сама. Собрать личные вещи, как приказано. А что делать, если весь кабинет одна большая личная вещь? Стол я выбирала, когда мы только-только открылись, тогда вся «Скалли» в двух комнатах умещалась – в одной мы с Гошиком и Дамиан, а в другой – фотолаборатория. И не было никакого Владимира Владимировича, и Лапочки, и Светочки, втроем пахали. Круглосуточно. Валились с ног, питались хлебом, запивая водой из-под крана, потому что сбегать за колбасой времени не было. Считали копейки и праздновали первый успех. За этим самым столом праздновали. Стул тоже мой, с распродажи: кто-то пролил кофе, и из-за пятен стул уценили. Мои книги. Журналы, календарь за позапрошлый год, фотография Степана – потерпи, дружок, я скоро вернусь. Желтый цыпленок в корзинке – пасхальный подарок самой себе, и кружка с отбитой ручкой и жизнеутверждающей надписью «Никогда не сдавайся». Ради надписи я ее и приобрела.
Не сдавайся. А как? Плохо работала. Не умею. Нет образования, и мыслю я шаблонно. Обида душила изнутри. Обида и осознание собственной ненужности. Слезы сами полились из глаз. Хорошо, что все ушли, стыдно плакать. Я сильная. Я переживу. Развод пережила, и это тоже. Ерунда. Нужно верить, что все будет хорошо.
Успокоиться.
А слезы капают.
– Эй? Пигалица, ты чего? Ревешь, что ли? – Ну, естественно, он тут как тут – Пыляев, Хромой Дьявол.
– Нет. – Я вытерла слезы ладонью. Глаза саднило, плакать мне вообще не рекомендуется, а в его присутствии тем более.
– Я был против. – Дамиан присел на гостевой стул. Поморщился, видно, нога разболелась. – Тебе помочь?
– Спасибо, не надо.
Я понадеялась, что он уйдет, но Хромой Дьявол и не шелохнулся, недруг, он недруг и есть, хочет посмотреть, как мне плохо, больно и обидно. От злости слезы моментально высохли. И вообще домой давно пора, Степан у меня, конечно, мальчик воспитанный и терпеливый, но любому терпению есть предел, как бы мне уборкой заниматься не пришлось. Вот кто бы еще сказал, куда все это добро девать. Как не вовремя машина сломалась – в руках коробки не утащишь. Оставить? В выделенном отсеке я сама с трудом помещаюсь, Гошик свой кабинет закрывает.
– Ко мне тащи. – Подобно всякой уважающей себя нечисти, Дамиан время от времени развлекался чтением мыслей, как правило, моих.
– С чего такая любезность?
Он не ответил. Он вообще снисходил до ответа лишь в том случае, когда хотел уязвить побольнее, но сегодня мне и так досталось.
А коробка-то тяжеленная. Нет, ни за что не поверю, что пара каких-то книжек весит, будто… Будто… Будто ящик с кирпичами.
– Помочь?
Я замотала головой, он не стал настаивать. В общем, отношения у нас сложные, была одна крайне неприятная история, после которой и воюем. Раньше просто друг друга недолюбливали, а теперь ненавидим.
Я, во всяком случае, ненавижу, за него говорить не стану.
Дамиан молча хромает сзади, небось снова в мыслях моих копается. Нет, я девушка современная, образованная и в меру циничная, в чертей не верю. Ладно, почти не верю, Хромой Дьявол – исключение. Ну не может он человеком быть. Не может. И чтение мыслей тут совершенно ни при чем – понимаю, что все мои мысли у меня большими буквами на лбу написаны. Просто… внешне Дамиан – оживший врубелевский демон, и дело не столько во внешности, сколько в ауре, харизме… не знаю, как это называется правильно. У него даже хромота и та не как у людей. Когда смотришь на нормального хромого человека, становится беднягу жаль, но ни у кого не возникало мысли пожалеть Дамиана.
А кабинет у него совсем крошечный.
– Куда поставить?
– Куда хочешь.
Я засунула коробку под стол.
– Завтра заберу.
Он только кивнул. Держится за колено и морщится, видать, совсем припекло. У него это случалось – ходит себе, ходит, нормально все, а потом раз – и дня два-три передвигается только с помощью костыля. А один раз даже в больницу попал, но это давно было.
– Больно?
– Пройдет.
Ага, знаю я, как пройдет. Его еще в той больнице предупреждали – ногу беречь, если болит, то лежать нужно, а не… а не торчать в офисе, когда рабочий день окончен.
– Костыль твой где?
– Дома.
– Лучше б ты голову дома оставил, – пробурчала я. Придется подвозить его домой, а то совесть загрызет. Так. Стоп. На чем подвозить, когда я нынче безлошадная?
– Подкинешь? – Видно было, что Дьяволу не слишком хотелось обращаться ко мне с просьбой.
– Я без машины сегодня. Не завелась.
– Понятно… – Дальше разговаривать вроде бы и не о чем, а повернуться и уйти я не могла. Ну не хорошо это – бросать больного человека, так уж меня бабушка воспитала.
– Давай я такси вызову? Все равно домой добираться как-то надо, вот и тебя подкинем. – По-моему, вариант удачный, нейтральный.
– У меня машина на стоянке. Подгони ко входу, – распорядился Пыляев. Вот что-что, а приказывать он умел. У меня и мысли не возникло не подчиниться. А когда подъехала, Пыляев уже ждал меня на ступеньках. Неугомонный. Может, притворяется? Если бы не больница, я бы так и решила. Он рухнул на сиденье и попытался вытянуть больную ногу вперед, не получилось. Его «Лексус», конечно, не чета моей старушке «Тойоте», но и в нем места маловато.
– Может, в аптеку заедем?
– Дома.
Я догадалась, что он имел в виду: дома есть все необходимые лекарства. Адрес я еще помнила, если он не изменился. Не изменился ни адрес, ни сам дом: старая пятиэтажка без лифта, честно говоря, с Дамианом это место не слишком вязалось. Ну да это его личное дело, где жить. Зато Хромой Дьявол дал мне свою машину, сказал, будто завтра все равно за руль сесть не сможет, я же сделала вид, что поверила.
Дело зашло в тупик. Между тремя девицами не было ничего общего, кроме места работы, да и так это скорее догадка, чем реальный факт. Тот же Пыляев четко и доступно объяснил, что все три жертвы с равным успехом могли пересекаться в любой из десятка фирм – у «Скалли» хватало конкурентов, правда, и девочек, желавших сняться в рекламе, тоже, но Димка прав, на одной «Скалли» зацикливаться не нужно.
А на чем тогда? На цветах, благодаря которым Сапоцкин не только объединил все три дела в одно, но и отнес его к разряду странных, а следовательно, нелюбимых. Возле каждой жертвы находили венок. Всегда розы. Венок из роз – Антон специально перелопатил кучу разной дурацкой литературы – означал воздаяние и искупление, это как живой символ прощения, но вот в чем и перед кем провинились три молоденькие девушки, узнать не удалось.
Пыляев посоветовал проверить, не присылали ли цветы и раньше, когда потерпевшие были еще живы, а Сапоцкин выругался, кажется, вслух, потому что он сам, без подсказки, должен был додуматься до такой элементарной вещи.
Сейчас на столе лежал целый список, с которым еще предстояло разбираться, выяснять, что каждый из этих цветочков означает, и тогда, возможно, хоть что-то да прояснится.
А бабка Пыляева не признала – Сапоцкин не поленился съездить, показать снимок, правда, старый, еще со студенческих времен, но и Димка не сильно изменился, его вообще сложно с кем-то перепутать. Так вот, свидетельница была абсолютно уверена насчет машины, но, по ее словам, за рулем сидел не Пыляев, а «худой усатый, похож на Лукаса из „Судьбы и предназначения“.» Для очистки совести Антон даже посмотрел серию этой чертовой «Судьбы» – у тамошнего Лукаса были шикарные усы, фигура спортсмена и повадки опытного афериста. Главное, что между Лукасом и Пыляевым Дамианом Никаноровичем не было ровным счетом ничего общего.
Ничего, кроме серебристого «Лексуса» с госномером…
«Лексус» числился за Пыляевым, ездил на нем неизвестный Лукас, а Димка утверждал, будто машину никому не дает.
Ложь. Когда машину берут без спроса, это называется «угон». Об угоне заявляют в милицию, а Дамиан спокойно раскатывает на своей иномарке и нагло врет старому приятелю. Сапоцкин не сомневался, что, покопавшись в ближайшем окружении Пыляева, найдет Ингиного любовника, но для начала решил заняться цветами.
Итак, Василевская Анфиса Игоревна первый букет получила…
После огранки камень сильно потерял в размерах, зато… Кэнэбоди не ошибся: маленькая Лакшми стала в сотни, нет, в тысячи раз прекраснее большой. Сам раджа преклонил колени перед этим чудом, и мастер возрадовался. О, если бы мог он знать, какие беды принесет алое сердце. Его следовало бы назвать в честь черной Кали[10], истинной владычицы мира, чья ненависть наполняет ядом зубы кобры и яростью сердце тигра. Лишь тысячерукая богиня, утоляющая свою жажду человеческой кровью, вечная воительница, научившая людей отвратительнейшему искусству убивать, способна придумать такое.
Ознакомительная версия.
