– С совершенно замечательным, – ответила я.
– Ну, а Люся точно такая же, только постарше, – объяснил он. – Это очень милая, добрая и несчастная женщина... Была! – уточнил он. – То есть милой и доброй она осталась, но вот несчастной я ей больше быть не позволю! – решительно сказал он. – А раз вы все поняли, то можно ехать – я на машине.
Квартира Максимова находилась в центре города на третьем этаже четырехэтажной «сталинки». Он открыл дверь и пропустил меня внутрь. В большой коридор тут же вышла симпатичная женщина сильно за пятьдесят и немного смущенно со мной поздоровалась.
– Люся! Это Татьяна Александровна Иванова, – представил меня генерал.
– Здравствуйте, Людмила Алексеевна! – кивнула я.
– Она частный детектив и будет искать ту мерзавку, которая тебе с Анечкой жизнь изуродовала и бабушку раньше времени в гроб свела, – продолжил генерал. – Ты расскажи ей все, что знаешь или думаешь по этому поводу, и ничего не скрывай! А я пока у себя в кабинете посижу.
Женщина кивнула и предложила мне:
– Пойдемте на кухню.
– Люся! Я не понял! – сердито сказал Максимов. – У тебя что, здесь своей комнаты нет?
– Так мне привычнее на кухне, Василий Васильевич! – начала оправдываться она.
– Опять? – грозно спросил он.
– Простите, Василий, – пролепетала она, но, увидев, как он нахмурился, поспешно поправилась: – Извини, Васенька!
– То-то же! – внушительно сказал генерал. – И перестань себя вести в этом доме как прислуга!
– Хорошо, Васенька! – покорно согласилась она и повела меня в свою комнату, а генерал ушел в кабинет.
Войдя в апартаменты Людмилы Алексеевны, я с интересом огляделась: комната была довольно большой и светлой, с дорогущей обстановкой – гарнитуром из карельской березы. Судя по ее поведению, она чувствовала себя здесь не совсем уютно. Людмила Алексеевна явно нервничала.
– Присаживайтесь, Татьяна Александровна! – радушно, но как-то неуверенно предложила она.
Поняв ее состояние, я заговорщицки посмотрела на нее и предложила:
– А пойдем-ка мы действительно на кухню, Людмила Алексеевна, потому что мне там тоже привычнее!
Она обрадовалась и повела меня на кухню, оказавшуюся длинной – не менее двадцати квадратных метров. Плита и огромный двухдверный холодильник терялись где-то вдалеке.
Людмила Алексеевна быстро приготовила чай – о кофе я даже не заикнулась, потому что его здесь явно не было, – и села напротив меня.
– Что же вам рассказать, Татьяна Александровна? – спросила она.
– Зовите меня просто Таня и расскажите мне все-все-все! – предложила я. – Но сначала подумайте и ответьте, кому, на ваш взгляд, было выгодно совершить это преступление?
– Да мы уж с дочкой чего только не передумали, да ничего так и не пришло на ум! – вздохнула она.
– Тогда давайте начнем с того самого дня, – попросила я.
– Это 31 мая 1994 года было, – начала она. – До конца жизни этот день не забуду! Я, как всегда, к восьми часам на работу ушла – я на заводе тогда работала.
– На каком и кем? – спросила я.
– На станкостроительном. Это его потом развалили и в цехах рынок устроили, а тогда он еще работал, хотя дела шли ужасно! Время-то какое было! Зарплату нам месяцами не платили! А! – махнула она рукой. – Чего теперь об этом! А была я в то время заместителем начальника планово-экономического отдела. Начальником-то я уже потом стала, – объяснила она.
– Значит, на момент трагедии вы были заместителем? – быстро уточнила я.
– Ну да! У нас в июле начальник отдела на пенсию ушел, вот меня и назначили, – ответила она.
– Минутку! Значит, звонок был в конце мая, а место освободилось уже в июле, – медленно проговорила я и спросила: – А были еще претенденты на эту должность?
– Наверное, были, – пожала плечами Людмила Алексеевна.
– Василий Васильевич мне говорил, что ваша мама была очень больным человеком, – сказала я.
– Да! – грустно покивала она. – Она в последнее время и по квартире-то с трудом ходила, да и с сосудами головного мозга беда была – у нее временами очень сильно голова болела и кружилась, а уж волноваться ей ни в коем случае было нельзя.
– А у вас на работе знали, что ваша мама так серьезно болела? – спросила я.
– Конечно! Я же там всю жизнь проработала. Как после института пришла, так до самой пенсии! Да за столько лет я и подружиться со всеми успела, чуть ли не сродниться! Так что все знали. Мы же там делились каждый своим: и радостями, и бедами!
– Поня-я-ятно! – протянула я и добавила: – Простите, а ваш муж?..
– Я как раз Анечкой беременна была, когда он погиб. Он тоже у нас на заводе работал – авария в цеху. Потому-то дочка у меня раньше времени и родилась. Она очень слабенькая была. Мама ее выходила, подняла, потому что я работала – жить же на что-то надо было. Мне временами казалось, что она Аню больше, чем меня, любит, – грустно усмехнулась она. – Просто надышаться не могла!
– Значит, некто, позвонив и сообщив эту гнусную ложь, мог предполагать, что она вызовет у вашей так любящей свою внучку мамы настолько серьезную реакцию, что вы вынуждены будете оставить работу и, таким образом, уже не сможете занять место начальника отдела? – предположила я.
– Вы думаете, это мог позвонить кто-то из моих сослуживцев? – воскликнула Людмила Алексеевна и уверенно заявила: – Да быть такого не может!
– Увы! Еще как может! – вздохнула я. – Василий Васильевич мне сказал, что вы с Анной очень добрые люди. Естественно, вам трудно поверить в такую подлость, потому что вы сами на это не способны. Да только не стоит судить о других по себе. На кону стояла должность начальника отдела, а это и оклад совсем другой, и положение.
– Все равно не верю! – твердо сказала Людмила Алексеевна. – Да хоть кого спросите, не было у меня в отделе таких мерзавок!
– И спрошу! – пообещала я. – Только вы мне скажите, кто в то время мог быть в курсе этой подковерной борьбы?
– Кто? – она задумалась. – Да, наверное, замдиректора завода Михаил Григорьевич Гринберг – от него же зависело это назначение.
– А вы не подскажете мне, как его найти, если он, конечно, еще жив? – спросила я.
– Жив, – кивнула она. – Я его недавно с днем рождения поздравляла, и он вроде ни на что не жаловался. Запишите его домашний телефон. – Она продиктовала мне номер и добавила: – Только он вам скажет то же, что и я – никто из заводских этого сделать не мог.
– Посмотрим, – неопределенно пожала плечами я и напомнила: – Вы остановились на том, что ушли в тот день на завод.
– Да-да! А Аня должна была днем пойти на консультацию к своему руководителю дипломной работы, так что дома оставалась одна мама. Мы с дочкой потому и ключей с собой никогда не брали, что мама всегда могла нам дверь открыть. Ну, сижу я на работе, время к обеду, и тут Аня звонит. Плачет навзрыд, голос срывается, я и поняла-то с ее слов только то, что с мамой плохо. Отпросилась я у начальника и бегом домой, благо недалеко было. Прибегаю, а там уже «Скорая». Мама на кровати лежит, – ее голос дрогнул, – а врачи ее смотрят. Оказалось, что у нее левая половина отнялась – спазм сосудов головного мозга. Врачи хотели ее в больницу забрать, а она заплакала и отказалась, сказала, что лучше дома умрет, рядом с родными. А! – махнула она рукой. – Какие в то время в больницах лекарства могли быть? Тогда врачи сказали, чтобы мы участкового терапевта вызвали, и уехали, а мы остались. Не знали, что и делать! А с Аней еще Виктор был!
– Кто такой Виктор? – спросила я.
– Жених ее! – вздохнула Людмила Алексеевна. – Они тогда только-только заявление в ЗАГС подали.
– А что он собой представлял? – насторожилась я.
– Военфак он в нашем мединституте оканчивал. Сам он из Пензы, семья самая обычная, да я с его родными и познакомиться не успела – свадьба-то расстроилась. Аня с Виктором тогда так подгадали, чтобы пожениться прямо перед самым его выпуском и в его место назначения уже вместе ехать, а то где бы они в нашей квартире жили, если бы раньше расписались? – объяснила она.
– Людмила Алексеевна! А ведь вполне возможно, что кому-то очень не хотелось, чтобы они поженились, – предположила я.
– Да кому? – удивилась она.
– Какой-то влюбленной в Виктора девушке или влюбленному в Анну парню, – объяснила я.
– Да что вы! – отмахнулась женщина. – У Анечки и парней-то никогда не было, она, кроме учебы, ничего и не видела. А на праздники они всегда своей школьной компанией собирались, никак расстаться не могли!
– Но ведь мог же кто-то быть в нее влюблен? – не унималась я. – И потом она могла вам просто что-то не рассказать.
– У нее никогда от нас с мамой секретов не было! Она и с Виктором-то начала встречаться только после четвертого курса и всегда все нам рассказывала! – стояла на своем Людмила Алексеевна.
