Ознакомительная версия.
Смирнов нашел в мобильнике контакт Ревейко. Отлично, рано или поздно он ему пригодится. Давно полицейскому не приходилось звонить криминальному психологу — с того самого расследования два года назад. Но сейчас еще не время. Вот когда Павлов обработает записи библиотек, опера опросят знакомых Марухина, а Тумарин пришлет анализ глины — тогда пойдет речь о психологическом портрете убийцы.
Спрятав телефон, Смирнов завел мотор и поехал домой. В воскресенье он ничего больше сделать не мог. Понедельник отводился на сбор и обработку информации. Настоящее расследование начнется во вторник утром — когда в его распоряжении будут все данные.
Смирнов никак не думал два года назад, что с таким энтузиазмом возьмется за расследование подобного убийства. Ему казалось, что он уже хлебнул картин жестокостей и насмотрелся на людей, мотивировавших свои поступки бредовыми и навязчивыми идеями.
Однако дело Голема, как он назвал его про себя, захватило его. Поэтому в понедельник утром он съел на завтрак хорошо прожаренную яичницу с куском ржаного хлеба, выпил чашку горячего кофе и сразу поехал в участок. Там Смирнов первым делом позвонил Тумарину и поинтересовался, выяснил ли он состав глины.
— Нет еще, — пробормотал тот, явно борясь со сном. — Я только что пришел.
— Когда будут результаты? — резко спросил следователь.
— После обеда, не раньше. Ты же хочешь, чтобы я проверил, где есть похожие залежи?
— Хочу.
— Тогда жди.
— Давай быстрее. Просыпайся, уже рабочий день начался.
— Как только, так сразу! — буркнул Тумарин и повесил трубку.
Смирнов набрал номер Дымина.
— Привет! — произнес он, едва услышал голос опера. — Ты кому поручил опрашивать знакомых Марухина? Никитину и Зулину? Отлично. И как у них успехи? Вчера что-нибудь выяснили? А, ну да, я и не сообразил. Ну ладно, пусть сегодня опросят всех оставшихся. Да, всех! Перешли мне пока то, что есть. Ну и что, что мало. Жду!
Отключившись, Смирнов достал таблетку от никотиновой зависимости и положил в рот. Почти все свидетели были вчера на даче, опросить удалось только жену убитого и его родителей.
Минут через десять зазвонил факс.
— Да? — Смирнов поднял трубку, зная, что это Дымин.
— Стартую, — доложил тот.
— Давай.
Следователь нажал зеленую кнопку, и из факса медленно начал выползать лист с рукописным текстом. Смирнов оторвал его и принялся читать, с трудом разбирая каракули опера. Затем отложил бумагу и задумался. Если верить словам жены и родителей, Марухин был гением. Окончил школу на год раньше, поступил в университет на биолого-почвенный факультет, учился на кафедре генетики, блестяще защитил докторскую, потом стал самым молодым профессором, писал статьи, его авторству принадлежат две монографии на тему новейших методов генной терапии. Был хорошим семьянином, хотя часто отсутствовал дома по причине многочисленных командировок. Читал лекции в Берлине, Вене, Париже, Нью-Йорке, Сан-Франциско, Барселоне, Мадриде и так далее. Мировая знаменитость, одним словом. Восемнадцать лет назад организовал в НИИ лабораторию, которая почти сразу получила от известной зарубежной фармацевтической фирмы грант на изучение способов коррекции генных мутаций путем генной инженерии. Регулярно публиковались отчеты, в которых объявлялось об успешном лечении врожденных изъянов.
Как человек Марухин был отзывчивым, трудолюбивым, целеустремленным. Почти все время посвящал работе. Иногда до ночи засиживался в университетской лаборатории.
Смирнов пометил для себя, что это, а также частые командировки профессора требуют проверки. Сколько раз оказывалось, что за трудолюбием и самоотверженностью скрывалась страсть к молоденьким девчонкам? Притча во языцех! Был ли Марухин таким страстным приверженцем генной инженерии или нет — это нужно было выяснить. Конечно, едва ли любовница могла забить ему рот глиной и вложить записку со знаком «тав», тем более проделать это у него дома, после чего засунуть труп в холодильник; но, с другой стороны, кто знает, с кем он путался? В принципе ничего невозможного для женщины в почерке убийцы не просматривалось. И пытки, и мотив бездушного истукана — все это вполне укладывалось в месть брошенной или обманутой любовницы. Так что прояснить обстоятельства жизни убитого было необходимо. Он набрал номер Дымина.
— Вот тебе еще задание, — сказал он, едва услышав голос опера.
— Господи, у тебя что, гон?!
— Записывай.
— Запомню.
— Надо выяснить, действительно ли Марухин ездил в те командировки, о которых рассказала жена. И чем он занимался, когда засиживался на работе.
— Понял. Ищем интрижку?
— Ее.
Дымин вздохнул.
— Ладно, еще что-нибудь?
— Пока нет.
Отключившись, Смирнов нашел в Интернете роман Майринка и скачал его себе на компьютер. Если это самое известное произведение о Големе, оно не могло пройти мимо убийцы. Заодно следователь загрузил каббалу — он понимал, что вникать в это учение некогда, но надеялся отыскать там какие-нибудь упоминания о ритуале создания глиняного человека.
До пяти было еще много времени, и Смирнов открыл файл с романом.
Когда уже пора было ехать на встречу с Викандровым, следователь едва сумел оторваться от произведения Майринка. Готическое очарование мистического романа захватило его. Он представлял себе пейзажи старой Праги, ее темные улочки и мрачные чердаки.
Следователь сел в старенький «мицубиси» и поехал в университет. Продемонстрировав на проходной удостоверение, выяснил, как пройти на кафедру. Но найти дорогу оказалось не так-то просто: пришлось раза три спрашивать студентов, потому что здание представляло собой настоящий лабиринт коридоров, переходов и лестниц. Наконец Смирнов постучал в дверь с табличкой, на которой была написана фамилия профессора.
— Да-да, — раздался в ответ хорошо поставленный мужской голос.
Открыв дверь, следователь увидел полного мужчину в песочного цвета костюме и темно-синем галстуке. Он был лыс, на носу сидели очки в черной пластмассовой оправе.
— Старший лейтенант Смирнов, — представился полицейский, продемонстрировав удостоверение.
— Садитесь. — Профессор указал на стул перед своим столом. — Что конкретно вас интересует? Ваш коллега сказал, вам требуется консультация, но я не очень понял, какая именно.
Смирнов объяснил, что расследует убийство, в котором фигурируют красная глина и записка со знаком «тав» — явные отсылки к легенде о Големе.
— Я, конечно, покопался в Интернете, — пояснил полицейский, — но это не то же самое, что послушать знающего человека. Так что, Максим Юрьевич, надежда на вас.
— Не преувеличивайте! — усмехнулся Викандров. — В наше время и профессор может кое-что почерпнуть из Интернета.
— Правда? — искренне удивился Смирнов.
— Ну конечно. А почему нет? Информации много, и, чтобы ее найти, никуда ходить не нужно. По-моему, очень удобно. Лично я Сетью пользуюсь регулярно.
— Понимаю вас, — кивнул следователь. — Нам вот тоже приходится.
— Итак, сама легенда вам, как я понимаю, известна, — продолжил профессор, возвращаясь к главной теме. — Нужны детали?
— Скорее я бы послушал ваше личное мнение. Так сказать, точку зрения исследователя. Что все это может значить? Горло убитого было забито красной глиной, в рот засунута бумажка со знаком «тав». Труп нашли в холодильнике. Вряд ли это важно, но я рассказываю это для полноты картины.
— Господи, что за ужас! — покачал головой Викандров. — Знаете, не так-то легко с ходу что-то сообразить. Дайте поразмыслить. — Он открыл ящик стола и достал пачку «Далласа». — Курите, если хотите.
— Спасибо, я бросил.
— Похвально. Давно?
— Три месяца как.
— Держитесь нормально?
Смирнов пожал плечами:
— Когда как.
Викандров неопределенно хмыкнул и закурил. Он затянулся раза три, глядя в стол, потом засопел и поднял глаза на следователя.
— Значит, так. Что можно предположить… Человек, вернее, убийца полагает, что кто-то является Големом. Чтобы его уничтожить, он кладет ему в рот записку с последней буквой еврейского алфавита — как и положено, если верить легенде. Красная глина должна, очевидно, означать, что погибший был Големом. Значит, прежде всего следует выяснить, чем руководствовался преступник.
— Что вы имеете в виду? — спросил Смирнов, потому что Викандров замолчал, сосредоточенно стряхивая пепел в керамическое блюдце.
— Считал ли убийца, что его жертва — настоящий глиняный истукан — и в таком случае вы имеете дело с сумасшедшим, — или же он вкладывал в глину и записку символическое значение? Если верно последнее, то преступник мог приписывать убитому такие черты, как черствость, бесчеловечность, бездушие. Хотел ли он наказать его именно за это или это была личная месть — тоже вопрос, на который нужно найти ответ. Впрочем, я уверен, что вскоре он сам вам все объяснит.
Ознакомительная версия.
