— Да сейчас что хошь сделают. Все подстроить можно, — заявила тетя Вера. — А она у него вон какая шлендра. То с одним, то с другим кавалером вожжается.
А вот это очень верно, подстроить можно абсолютно все, что угодно. Может, действительно так оно и есть. И Ирина Анатольевна таким необычным способом, не спеша (куда ей больно-то торопиться?) упаковала своего муженька в ящик.
— Что ж. Она молодая. Конечно, он ей неровня был, — заметила та, которую женщины звали Ниной.
— Деньги все делают. Из-за денег-то она и пошла за него. Из-за чего ж еще.
— А то! Конечно, из-за денег.
— Говорят, она и грозилась его убить. А он вроде ей и говорит: «Я, мол, так сделаю, что ты за мое здоровье молиться будешь».
Потом женщины перешли к обсуждению пожара, случившегося накануне дня смерти Губера.
— Подожгли, — заключила тетя Вера.
Оказывается, во владениях Губера сгорело единственное имевшееся деревянное строение, каким-то чудом уцелевшее до этого дня на участке. Все надворные постройки были кирпичными.
Я тихо отошла от сплетничавших женщин и направилась в тот самый закуток сада. Ничего интересного там я для себя не обнаружила, хотя останки деревянного строения убрать еще не успели.
Наконец, я решила, что настал момент «знакомиться» с клиентом, и вошла в дом.
Особняк, чего греха таить, действительно был роскошным.
А клиент — совсем не таким, каким я его себе представляла. Это был мужчина крепкого телосложения, но не более того. Толстой развалиной его нельзя было назвать. С фотографии в траурной рамке смотрел еще не старый респектабельный мужчина. Лицо волевое. В общем-то даже приятное.
Молодая вдова в траурном одеянии, сидя у изголовья гроба, теребила в руках платочек. Глаза ее были сухими.
Прибыли ребята из «Натрона» и стали потихоньку оттеснять присутствующих. Эта контора работает четко и отличается особой пунктуальностью. Часы показывали ровно четырнадцать.
В катафалк поместили многочисленные венки, в том числе и от работников ЖБИ-1, установили гроб, и процессия тронулась.
Я присутствовала на похоронах до самого конца, до момента, когда после поминального обеда посетители стали расходиться по домам. Некоторое представление о своем странном клиенте я теперь имела.
Беседовать с Ириной Анатольевной о ее муже я, разумеется, не стала. Не время. Я решила, что нужно за ней очень внимательно понаблюдать. Для этого, разумеется, нужна спецаппаратура. А ее я не прихватила.
* * *
Когда я села за руль, в бардачке затрещал сотовый. Я взяла телефон в руки. Звонила моя подруга — Ленка-француженка:
— Танюха, привет!
— Привет, — ответила я без особого энтузиазма по той причине, что разговор может оказаться слишком долгим. И беспокоил меня сейчас не только тариф оплаты за сотовую связь. Он, конечно, беспокоил. Но важнее было то, что время сейчас мне было дорого. Я хотела сегодня успеть очень многое.
— Ты куда это запропала, солнышко?
— В Москву ездила. Сегодня только вернулась.
— Только вернулась, и уже с семью собаками тебя не сыщешь. И это вместо того, чтобы отдохнуть с дороги. Как хоть съездила-то?
— Почти нормально. Давай я тебе лучше в другой раз об этом расскажу? Ладно?
— Хорошо. Я не буду тебя задерживать. Только скажу, что с двадцать первого июня твоя подруга в отпуске. Вывод сама сделаешь?
— Какой вывод?
— Ой, ну какая ты непонятливая. Это дело же требуется обмыть. Ты как думаешь?
А я думала, что, конечно же, самое время мне вот так все бросить и кинуться обмывать ее драгоценный отпуск. Чтобы попутно ознакомиться с переменными успехами ее шамановых и харитоновых. Ленка — учитель французского языка, человек, до безумия влюбленный в свою работу. Во время наших с ней не таких уж частых встреч я обычно выполняю роль терпеливого слушателя и, расставшись с ней, обнаруживаю свое моральное обогащение. Так, к примеру, я узнала, что такое педагогика сотрудничества, просветилась по поводу лексических единиц и морфологических фраз. Если бы не дружила с Ленкой, разве бы я узнала, что существует некая музыкально-педагогическая концепция Орфа? А уж про ее двоечников я, наверное, скоро мемуары смогу написать.
— Не знаю, Лена. Давай я перезвоню тебе сегодня-завтра, и мы договоримся. О’кей?
— Хорошо. Позвони мне вечером. Обещаешь?
— Если не забуду. На сто процентов не обещаю, но постараюсь. Пока, Ленок. У меня дела.
Я не стала ждать, когда она начнет меня расспрашивать, какие у меня дела. С ней можно говорить до бесконечности, а мне действительно надо действовать. Я отключила телефон. Потом, подумав, набрала номер своей подруги, работающей на телефонной станции, и спросила у нее номер телефона Шимаева Романа Николаевича. Так звали частного детектива, который был связан с Губером.
Подружка меня в таких случаях всегда выручает, хотя было бы неплохо иметь телефонный справочник и в автомобиле.
Шимаев снял трубку почти сразу же:
— Слушаю вас. Говорите.
— Здравствуйте, Роман Николаевич.
— Здравствуйте. Кто говорит?
— Это Татьяна Иванова вас беспокоит. Вы меня скорее всего не знаете, Роман Николаевич. Но я бы очень хотела поговорить с вами. Это возможно?
— Хорошо. Приезжайте. Поговорим. — Он назвал свой адрес.
— Спасибо. Я приеду к вам ориентировочно через час.
— Договорились. — И детектив положил трубку.
Я завела движок и направилась в Тарасов. Время приближалось к вечеру.
Но поскольку в этот период года темнеет поздно, у меня еще было время.
Вот чертов Жорик, бродяга. Будь он неладен! Если бы не он, можно было бы классно побездельничать в ожидании стоящего дела. Съездила бы на пляж, обновила бы купальник, приобретенный в столице. С Ленкой бы отпуск отметила. А может, и романчик закрутила бы с каким-нибудь приятным мэном. А теперь все к черту. Придется работать как проклятой, и прибыль весьма туманна. Две тысячи не считаются, они как бы возместят материальный ущерб.
* * *
С такими вот невеселыми мыслями я и подъехала к развалюхе в Трубном районе, где располагалось жилище Шимаева.
Обиталище его состояло из двух довольно убогих комнат в двухэтажном бараке на Курской. Одна из этих комнат по совместительству служила офисом Романа Николаевича.
Сам хозяин, как я потом выяснила, выставив телефон на подоконник открытого окна, восседал у подъезда на лавочке в окружении старушек и пары типчиков сомнительного вида и поплевывал семечки. Асфальт вокруг лавочки был щедро завален шелухой. Мне нравится. Клевая работа у Романа Николаевича.
На свой вопрос, в какой квартире проживает Шимаев, я услышала дружное восклицание:
— Рома, это к тебе!
Он поднялся, стряхнул с одежды мусор и, вытерев губы тыльной стороной ладони, сделал приглашающий жест:
— Ну, проходите, мадам.
— Мадемуазель, — поправила я его.
— Это неважно. Не говорить же «гражданочка», а к слову «госпожа» я все никак не могу привыкнуть. Так что извиняйте.
Он открыл дверь и впустил меня в прихожую. Воздух в квартире, несмотря на открытое окно, был спертым. Похоже, Роман Николаевич — заядлый курильщик. А потом, эти старые здания то ли от времени, то ли из-за материала, из которого они построены, почему-то ужасно любят сохранять неприятные запахи. Разумеется, это мое личное мнение. Я его никому не навязываю. Он бросил ключи на стол, стоявший у окна, и, указав мне на стул у стены, уселся сам.
— Так какое дело вас ко мне привело?
— Меня интересует информация, которую вы имеете относительно Губер Ирины Анатольевны. А также я бы хотела знать, когда вы начали собирать ее.
Шимаев сразу взял быка за рога:
— Вы хотите купить у меня эту информацию?
— Можно и так сказать. — Я немножко растерялась. Впервые за все время работы у меня сложилась такая ситуация, когда я и рада заплатить, да нечем. Но, как говорится, наглость второе счастье. Я взяла себя в руки и этак небрежно заявила:
— В принципе весь материал, который вы собирали, у меня есть. — И я, порывшись в сумочке, извлекла и продемонстрировала ему фотографии и микропленки. — Если только что-то свеженькое…
— Есть и свеженькое. А зачем вам это, если не секрет?
— Ну вы вот зачем, к примеру, этот материал собирали? — ответила я вопросом на вопрос.
— По желанию клиента, разумеется. Этому хрычу все время казалось, что жена его убить собирается.
— А как вы думаете, могла бы она его действительно убить?
— Этого я не знаю. И вообще, вы много спрашиваете, а сами ни слова не сказали. И к тому же вопрос с оплатой еще не решен.
Я извлекла из сумочки две пятидолларовые купюры:
— Больше у меня нет.
Шимаев, как Коробочка, опасаясь продешевить, сказал, что ему этого мало.
Я пожала плечами и убрала деньги:
— Как хотите. Только «сокровища», которыми вы обладаете, никому больше не нужны, кроме меня. Так что думайте сами.
