Начальник полиции дружелюбно мне кивает:
— Ладно. Но выслушать меня она должна.
Я знаю, что сейчас будет. Жаль, я не успела ее предупредить.
— Соня Бейкер, — произносит начальник полиции, — вы арестованы по обвинению в убийстве Говарда Эндрю Дэвиса.
Соня охает и приподнимается.
— Вы имеете право хранить молчание, — продолжает Томми. — Все вами сказанное может быть использовано на суде против вас.
В дверь заглядывает Мэгги Бейкер. Я незаметно машу ей рукой: уходи, мол. Она на секунду замирает и тут же скрывается за дверью. Соня, открыв рот, мотает головой.
В рентген-кабинет набивается куча народа — врачи, медсестры.
— Мы вам мешать не будем, — говорит начальник полиции. — Мы понимаем, у вас работа. — Он оборачивается ко мне: — Вы ведете это дело?
— По-видимому, я.
— Мы ее забираем. Обвинение будет предъявлено завтра утром. Судья Гульд назначил разбирательство на восемь утра, до начала всех запланированных слушаний.
— Без меня не вздумайте у нее спрашивать, даже который час.
Я фотографирую Соню — сначала разбитую губу, потом синяк под правым глазом.
— Говард мертв? — шепчет Соня.
— Сочувствую, Соня, — говорю я. Говорю искренне. У нее в глазах неподдельная скорбь, а это хуже, чем любая физическая боль. За годы работы у окружного прокурора я много чего повидала и вполне допускаю, что она любила его. Несмотря на то, что он вытворял.
— Теперь о девочке, — говорит начальник полиции, перебирая бумаги. — Ее нужно отправить в отдел социальной помощи.
Я озираюсь и вижу, что Мэгги здесь, к счастью, нет. Массачусетскому отделу социальной помощи нельзя доверять детей.
— Не знаю, где она, — говорю я. — Но я ее найду. Она может пожить у меня.
— Вы ее родственница? — спрашивает Фицпатрик.
— Да. Троюродная сестра.
— Ясное дело, — хмыкает начальник полиции. — А моя троюродная сестра — английская королева. — Но бланк для отдела социальной помощи он комкает и бросает в корзину. После чего вместе с полицейскими выходит из кабинета.
Приятно, что хотя бы в некоторых вопросах мы с Томми Фицпатриком единомышленники.
Вечером я оставляю Мэгги Бейкер в конторе с Гарри и Кидом, а сама еду в тюрьму округа Барнстабл. Женское отделение — место мрачное. Серые бетонные стены, такой же потолок. Узенький коридор освещают тусклые лампочки с решетками вместо плафонов.
Меня сопровождает мощная бабища, жующая жвачку. Она останавливается перед железной дверью, выбирает нужный ключ из связки на металлическом кольце. Дверь открывается, я вхожу, и дверь за мной тут же захлопывается.
Здесь тесно, как в телефонной будке. Соня Бейкер сидит и смотрит на меня через пуленепробиваемое стекло. На ней оранжевый тюремный комбинезон.
Я сажусь на пластиковый стул и беру телефонную трубку. Она тоже берет трубку и морщится, по-видимому, от боли.
Выглядит она как жертва железнодорожной катастрофы. Правая рука от предплечья до запястья в гипсе. Губы немного получше, а глаз еще больше заплыл. Я вдруг понимаю, что к нему мы лед не прикладывали. Он теперь почти не открывается, и синяк стал багровым.
— Он правда умер? — спрашивает она срывающимся голосом.
— Да, — отвечаю я.
Она наклоняет голову и молчит.
— Соня, вы должны мне рассказать, что с вами случилось.
— Какая теперь разница? Говарда больше нет.
— Разница есть. Что случилось перед тем, как вы приехали к нам?
— Он по воскресеньям играет в покер. Каждую неделю одно и то же. Играет допоздна, много пьет, утром мучается от похмелья. Понедельники — хуже всего.
— Но сегодня было особенно плохо, — подхватываю я.
— Да. — По щекам у нее текут слезы. — Его не было всю ночь. Пришел только в шестом часу. А ему на работу в восемь. Он заснул прямо на диване.
Я киваю.
— В семь я пыталась его разбудить. Правда пыталась. Но он не вставал. Я позвонила ему на работу и сказала, что он заболел. Обычно такого не бывает. Говард почти не пропускает работу.
Соня утирает слезы рукавом.
— Он проснулся около полудня, злой как черт. Сказал, что не попал на работу из-за меня. Потому что я его не разбудила. Я сказала, что пыталась. Поклялась, а он все равно не поверил. А когда он узнал, что я позвонила и сказала, что он заболел, то совсем рассвирепел.
Я пристально смотрю на нее. Она сама не понимает, что ее рассказ — чистое безумие.
— Он снова стал пить, — продолжает она. — Метался по дому, выпучив глаза. Я спряталась на кухне, но он ворвался, схватил меня и толкнул, я ударилась о холодильник. Раз толкнул, другой. А когда отпустил, я упала. И он пнул меня ногой.
Она показывает на заплывший глаз.
— Я думала, он на этом остановится. Мэгги уже была во дворе и… — Тут Соня встревоженно спрашивает: — А где Мэгги?
— У меня в конторе. Она побудет со мной, пока все не уладится.
— Спасибо вам, — шепчет Соня.
— Не за что. Соня, ведь сегодня понедельник. Мэгги должна была находиться в школе.
Она несколько секунд молчит, потом смущенно говорит:
— Мэгги часто пропускает школу по понедельникам.
Понятно. Она же сказала, что по понедельникам хуже всего.
— Итак, Соня, вы решили, что он больше не будет.
— Да. Обычно он только один раз на меня набрасывается, а потом приходит в себя.
— Но не в этот раз.
— Да… Я пыталась добраться до двери. Мэгги оставила ее открытой и звала меня. Она завела машину. Но Говард схватил меня сзади, сдавил мне шею. Я не могла дышать. А когда я попыталась его оттолкнуть, схватил меня за руку. — Она показывает на гипс. — Он выгнул ее назад, и я услышала, как хрустнула кость. Он тоже услышал. Но все равно не остановился.
Я пытаюсь представить худенькую Соню рядом с великаном Дэвисом.
Соня плачет.
— Когда он меня отпустил, я хотела убежать. Но не успела. Он ударил меня по лицу.
— И разбил вам губу?
— Наверное. В общем, я ударилась о кухонный стол.
Я киваю, жду продолжения, но она умолкает. Я понимаю, что мы подошли к самому трудному.
— Что было потом, Соня?
— Ничего. Я села в машину, Мэгги привезла меня к вам. Она сказала, что пора положить этому конец, сказала, что вы нам поможете. Она видела вас по телевизору. У меня не было сил с ней спорить.
Я внимательно смотрю на нее. Она немного успокоилась. Я наклоняюсь и вглядываюсь в единственный здоровый глаз.
— Слушайте, Соня, я — ваш адвокат. Вы должны рассказать мне, что случилось с Говардом.
— Я не знаю… Я думала, вы мне расскажете.
Если она и лжет, то очень ловко.
— Вы помните, где он был, когда вы выбежали из дома?
— Конечно. Я все время на него оглядывалась. Он пошел в гостиную. На диван, к бутылке.
Она смотрит куда-то в пустоту. У нее больше нет сил.
— Соня, я намерена просить суд, чтобы вас направили на обследование к психиатру. Вы согласны?
— Согласна.
По ее лицу я понимаю, что ей это не нравится. Она начинает во мне сомневаться.
— Сейчас я скажу то, что вам покажется странным. Будьте к этому готовы. Я собираюсь заявить, что у вас, возможно, синдром постоянно избиваемой женщины. И также собираюсь поднять вопрос о самозащите.
Соня молча смотрит на меня.
— Постарайтесь поспать, — говорю я и хочу повесить трубку. Но она останавливает меня.
— Думаете, я его убила? — спрашивает она.
— Власти штата так думают. И пока мы не узнаем, какие доказательства собрал прокурор, мы должны обороняться по всем фронтам.
— Я его не убивала.
— Наверное.
— Вы можете мне сказать, как он умер?
— Его зарезали, — отвечаю я.
Она не произносит ни слова. Только судорожно вздыхает.
— Соня!
Она поднимает на меня глаза.
— Мэгги просила вам передать, что очень вас любит.
Соня улыбается сквозь слезы и вешает трубку.
Мэгги просила передать не это. Она просила передать, что мы во всем разберемся и что все будет хорошо. Но я не могла заставить себя сказать это.
Когда мы получили от местного телеканала кассету с записью трагедии на аэродроме, Гарри перенес телевизор и видеомагнитофон в комнату для совещаний. На следующий день Кид притащил кучу видеоигр.
Когда я возвращаюсь, Кид с Мэгги ведут яростный виртуальный бой. Гарри, развалившись в кресле, наблюдает за ходом битвы. Судя по выражению его лица, он ни черта не понимает.
— Давайте, объявляйте перемирие, — говорю я. — Нам с Мэгги пора ехать.
Кид поднимает голову, и Мэгги, воспользовавшись моментом, наносит ему сокрушительный удар.
— Все, ты умер! — вопит она.
— Так нечестно! — возмущается Кид.
— Война — вообще штука подлая, — говорю я.
Мэгги надевает курточку и вместе со мной выходит на улицу. В дверях оборачивается к Киду.
— Завтра еще поиграем, — обещает она. — Если, конечно, не боишься.