– Значит, тот, кто вставляет ей палки в колеса, либо не знает этих обстоятельств, либо у него начисто атрофировалось чувство сострадания.
– Приметы так себе, – усмехнулась я.
– Это для нас с тобой опереться не на что, а Вера наверняка может составить список из двух-трех кандидатов.
– Я просила ее раскинуть мозгами, но без толку. По-моему, она не осознает всю серьезность ее положения. Может, я говорила с ней не на том языке?
– Ты наверняка сделала все, что могла. Не зацикливайся на этом, все равно насильно никого не осчастливишь.
– А вдруг? Вера сказала, что интернат для детей с нарушением опорно-двигательного аппарата хотят закрыть.
– Да? А почему?
– Не знаю. Она сказала, что детей распределят по другим учреждениям области. Вера переживает, что окажется оторванной от сына и не сможет водить его в бассейн и в частную конюшню. Благодаря этим занятиям мальчик ходить научился, а в чужом городе он будет лишен такой терапии. Вряд ли персонал будет пестовать каждого ребенка.
– Скорее всего, нет. Значит, здесь Верин сын только учится в интернате, а живет дома? А если его закроют, то детей оторвут от родителей и переведут на пансион в другой город?
– Вот именно, Ариша, вот именно!
– Полетт, а не этому ли интернату ты перечисляла средства на благотворительный счет?
– Этому. Похоже, собранных денег на серьезный ремонт не хватило. Знаешь, я, пожалуй, схожу к директору и узнаю, что там и как.
– Фотографию свою не забудь.
– Зачем?
– Ты же говорила, что у тебя просили фотографию, чтобы повесить ее на доску почета.
– Ариша, хватит подкалывать! Я хочу узнать, не нужна ли интернату юридическая помощь. У них там есть инициативная группа, которая добивается сохранения интерната. Кстати, Вера в нее входит.
– Юридическая помощь – это хорошо. Не плохо бы еще поинтересоваться, на что ушли благотворительные деньги, – подсказал дед. – Может, директриса на них у себя дома евроремонт сделала или дачу построила?
– Ну что ты такое говоришь! Самойленко показалась мне такой порядочной женщиной. Было сразу видно, что она детей очень любит.
– Неужели ты думаешь, что в присутствии спонсора эта дама могла выказать равнодушие к больным детям?
– Нет, конечно. Но я чувствую лицемерие за версту… Анна Петровна производит впечатление искреннего человека… Раз уж у меня сейчас нет других дел, займусь пока интернатом.
– Да уж, киснуть в тепле обывательского болота – это не для тебя, – съязвил Ариша, но я на него не обиделась.
– Самойленко говорила мне, что я в любое время могу прийти и узнать, на что потрачены благотворительные деньги. Вот я этим и поинтересуюсь.
– Благое дело. Отговаривать тебя не стану.
В школу-интернат я отправилась на следующий день. Прежде чем зайти, я придирчиво осмотрела фасад здания. Он выглядел так, будто по нему стреляли из пушки. На самом деле осыпавшиеся тут и там куски штукатурки были свидетельством естественного разрушения. Помнится, директриса обещала, что если останутся средства, то фасад обновят. Похоже, средств не осталось. А вот вестибюль произвел на меня самое благоприятное впечатление. Там было светло и чисто, хотя беленый потолок и крашеные стены так и отдавали совковостью.
– Девушка, вы за кем? – поинтересовалась у меня вахтерша, сидевшая при входе за стареньким письменным столом. – Что-то я никогда вас здесь не видела.
– Я не за ребенком, мне надо к директору. Анна Петровна у себя?
– У себя. Как ей вас представить? – уточнила пожилая женщина, пододвигая к себе черный телефонный аппарат с диском.
– Полина Казакова.
– Минуточку, – вахтерша набрала номер и сказала: – Анна Петровна, тут к вам Полина Казакова пришла. Пропустить? Проходите, пожалуйста, на второй этаж, в левое крыло. Лестница там, – вахтерша махнула рукой.
– Я знаю, спасибо.
Монументальная чугунная лестница начиналась в центре вестибюля и широким маршем крутых ступеней стремительно поднималась вверх. В прошлый раз я подумала о том, что детьми с различными нарушениями опорно-двигательного аппарата эта красивая лестница наверняка воспринималась как некое препятствие, требующее преодоления. Теперь я заметила, что с одной стороны ее оборудовали пандусом для инвалидных колясок. Это меня порадовало.
Я постучала в дверь и услышала приглашение войти. Директриса сидела за столом, обложенным кипами бумаг.
– Здравствуйте, Полина Андреевна, – сказала она, грустно улыбнувшись. – Вы решили нас навестить?
– Я слышала, что интернат хотят закрыть, – сказала я, усаживаясь напротив хозяйки кабинета, по другую сторону ее стола, точно такого же старого, как у вахтерши.
Невозможно было не заметить, что Самойленко ни копейки не потратила из благотворительных денег на ремонт и новую мебель для своего кабинета. А ведь могла бы!
– Да, к сожалению, это так, – подтвердила Анна Петровна.
– А чем мотивировано такое решение?
– Причин несколько, основная, конечно же, – недостаток финансирования. На те пожертвования, что мы собрали, удалось полностью модернизировать пищеблок, отремонтировать лифт, поставить пандусы, ну и кое-что еще по мелочам. Фасад, как вы, наверное, заметили, остался прежним. А ведь это лицо здания… Поначалу нас хотели перевести в бывший профилакторий маслозавода, но потом и вовсе решили расформировать.
– А как же дети?
– Понимаете, учреждение у нас специфическое, коррекционное, поэтому наполняемость классов разная. Где-то пятнадцать человек, а где-то – два-три. А оплата труда учителя сейчас во многом зависит от количества человек в классе. Такая же картина в других райцентрах. Вот в области кто-то решил, что целесообразно сделать уплотнение, объединить несколько интернатов… Но никто не подумал о том, что переезд в другой город, отрыв от семьи – это такой стресс для больного ребенка! На этой почве состояние детишек может значительно ухудшиться. Про персонал я уж молчу. А ведь пятьдесят с лишним человек останется без работы! Вот, – Самойленко придвинула ко мне исписанный листок, – сижу, пишу письма в разные инстанции. Понимаю, надо строго соблюдать тон деловой переписки, но эмоции захлестывают. Уже столько бумаги на черновики извела…
– Анна Петровна, я как раз и пришла затем, чтобы оказать вам юридическую помощь. Если хотите, я подкорректирую ваши черновики, затем напечатаю письма на компьютере.
– Ой, это как раз кстати! У нас был один-единственный компьютер, но он сломался.
Раздался звонок с урока, и в приоткрытую дверь директорского кабинета ворвался гам, присущий обычной школьной перемене.
– Поверить не могу, что это последний учебный год в этих стенах. Зданию уже более ста лет. Если бы оно постоянно поддерживалось текущим ремонтом, то оно было бы крепче современных. Раньше строили на века. Каких организаций тут только не было! И пансион благородных девиц, и Совнарком, и военный госпиталь, и рабочее общежитие, а последние двадцать лет его занимает наш интернат.
– Вероятно, это здание имеет историческую ценность, – сказала я, разглядывая полуразрушенную лепнину по периметру потолка. – Странно, что его решили снести.
– Сейчас, как это ни печально, совсем другие ценности на первом плане. Все поголовно говорят об экономическом кризисе, а по-моему, налицо кризис нравов.
– Согласна с вами. И все-таки, – я не спешила выпускать из виду зацепку, показавшуюся мне единственным шансом спасти здание, – вот вы сказали, что здесь был пансион благородных девиц… Мне кажется, это уже дает основание причислить его к историческим памятникам. В Горовске не так уж много старинных зданий осталось. Мне кажется, на это надо обратить внимание соответствующих органов.
– Пустое, – отмахнулась Анна Петровна, – здесь уже никто и не помнит историю. А я знаю про этот пансион, потому что моя прабабушка в нем обучалась.
– В архиве наверняка есть об этом сведения.
– Несколько лет назад наш учитель истории с головой зарылся в городском архиве, пытаясь отыскать информацию о прошлом нашего здания, чтобы сделать стенд. Увы, самые ранние документы датированы сорок вторым годом, а все, что было до этого, кануло в Лету.
– Жалко, но ничего, я попробую сделать запрос в областной архив.
– Полина Андреевна, вы так много для нас делаете! Даже не знаю, как вас благодарить.
– Ну, что вы, какая благодарность! Я ничего особенного не делаю. Давайте ваши черновики, – попросила я, поспешив замять эту тему.
* * *
На следующий день с утра пораньше мне позвонила Алинка и спросила:
– Полина, ну так ты созрела насчет «Максима»?
– Подожди, а «Максим» – это кто?
– Не кто, а что, – поправила меня Нечаева. – «Максим» – это супермаркет, недавно открывшийся в областном центре. Я же говорила тебе о нем по телефону.
– Извини, я забыла.
– Поля, давай съездим сегодня в областной центр, целенаправленно в «Максим», – предложила Алина.
