Серо-голубые глаза вспыхнули презрением.
- О, если я не стою волнений... - Тут она слегка к нему прижалась. Что ж, месье. Я полагала, вы храбрый. Значит, я ошибалась? - Она улыбнулась.
Стеттон смотрел на нее, и его осторожность таяла.
- Скажите мне, что надо делать, - сказал он.
- Вы поможете мне?
- Да.
- Это опасно.
- Я к этому готов.
- О! - вскричала вдруг Алина и вскочила на ноги. - Если вы убьете его, Стеттон, я полюблю вас! Но - подождите, давайте уточним. Я должна знать, на что вы рассчитываете.
- Мои глаза должны сказать вам об этом.
- Они говорят, но... говорят слишком мало.
- В них любовь.
- Этого недостаточно.
Слова были сказаны настолько мимоходом, что Стеттон не понял их... вернее, не понял бы, если бы не значительность тона и взгляда Алины. Именно эта значительность заставила его сперва заколебаться, а затем решиться.
Возможно, вас удивило его решение, но не больше, чем его самого.
Если бы он услышал только слова Алины Солини - их прямолинейность, шокирующую определенность - и не услышал, не увидел ничего больше, то она потеряла бы для него все свое очарование, которое заключалось в поразительном взгляде, в мягких бархатных интонациях, легких движениях рук и плеч, возбуждающих, завораживающих, рассчитанных на то, чтобы зажечь огонь в крови любого мужчины и при этом отвлечь его от мыслей об осторожности или грядущей расплате.
Совсем не словами Клеопатра убедила Антония бросить империю и остаться с ней. Слова никогда не были оружием красивой женщины, да и не должны быть им.
Алина Солини понимала это - она прекрасно сознавала свою власть и источник этой власти.
Ричард Стеттон смотрел на нее. Молодой, тщеславный, впечатлительный, он встретил ее взгляд и растерялся. Хотя смысл ее слов был ему ясен, надо отдать должное его врожденной осторожности, на какое-то мгновение он все же заколебался.
Существуют некие вещи, которые на первый взгляд представляются нам бесценными, хотя, по сути дела, это - дешевка. Нечто подобное произошло со Стеттоном.
Он сказал:
- Недостаточно того, что я люблю вас?
- Нет, не это, - опять с улыбкой Алина протянула к нему руку, потом снова уронила ее. - Здесь не может быть двойного толкования, месье. Вы подумали, что я предлагаю вам себя? Возможно, но сначала я должна знать, что вы за это попросите.
Стеттон смотрел на нее и ни о чем не мог думать, только смотрел. А потом неосторожно выпалил:
- Я прошу вас выйти за меня замуж, мадемуазель.
- Ах!
Этот вскрик, нежный и дразнящий, окончательно свел с ума молодого человека. Он схватил ее за руку, совсем близко придвинулся к ней и заглянул ей в глаза. Их взгляды скрестились, словно в страстном объятии.
- Скажите "да"... - зашептал он. - Я прошу вас выйти за меня замуж... Скажите "да". Хоть что-нибудь!
Скажите мне!
- Да, да, да!
В этих коротких восклицаниях были сразу и ласка, и обещание, и нежность, и покорность. На глаза Стеттона вдруг навернулись слезы, он ласково обвил ее руками и долго-долго держал в своих объятиях. Смотреть на нее было музыкой; касаться ее - песней любви.
Говорить он не мог. Минуты две он хранил молчание, чувствуя себя потрясенным наплывом эмоций, странных и сладких, но почему-то... неудовлетворенным. Он слегка отодвинулся от нее и неожиданно потребовал:
- Когда?
В ответ на это проявление страсти на губах Алины появилась легкая улыбка.
- Вам придется подождать.
- Подождать?
- Да. Разве я не сказала, что у меня есть враг? Вы говорите, что любите меня; просите меня выйти за вас замуж. Но мы не можем сделать все сразу. Вы должны осознать, что я в опасности, что первым делом я должна бежать отсюда...
- Ваше счастье - это мое счастье.
Алина бросила на него быстрый взгляд:
- Благодарю вас. Итак... мы в опасности. Но вы не должны заблуждаться. Я не сказала, что люблю вас... хотя... возможно, со временем. Вы предложили мне свою поддержку, я согласилась выйти за вас замуж; пока что это все... это лишь сделка. Сначала следует подумать о нашей безопасности.
- Ну что ж... - Отступив на шаг, Стеттон не сводил с нее глаз. - Что нам делать?
- Мы должны покинуть Фазилику.
- Куда вы хотите направиться?
- Куда-нибудь... постойте. - Алина остановилась, казалось размышляя. В Варшаву. Да, в Варшаву. Это самое лучшее.
- Но как мы туда попадем? - возразил Стеттон. - Все вокруг, вся страна - одно сплошное поле битвы. На самом деле... - молодой человек остановился, осененный внезапной мыслью, - вам могут не позволить покинуть город.
- Кто именно?
- Турецкая полиция. Оказавшись однажды в ее власти, не так-то просто от нее избавиться. Хотя с союзниками... Да, слава богу, они есть! Я увижусь с генералом Нирзанном. Он командует фрейзарами, которые присоединились к туркам на время осады города. Он даст мне паспорта... я уверен в этом.
- Вы с ним знакомы?
- Да... немного. Я, знаете ли, состою в армии.
- А-а. Вы - солдат?
- Нет.
- Журналист?
- Нет, я в некотором роде авантюрист. Искал приключений, а нашел вас, Алина! Вы позволите мне так называть вас?
- Как вам угодно, - равнодушно ответила молодая женщина. - Но что генерал Нирзанн? Когда вы увидите его?
- Сегодня... сейчас... немедленно.
- Это хорошо. Виви и я будем ждать вас здесь.
Стеттон быстро обернулся:
- Ах, я совсем забыл о ней! Кто она? Она пойдет с нами?
- Она сирота. Ее родители - французы. Жанвур был мелким дипломатом и погиб где-то на Балканах, оставив Виви на попечение церкви. Я встретила ее в женском монастыре. Она очень привязалась ко мне; мы возьмем ее с собой. А сейчас идите.
- Да. - Стеттон мгновение колебался, потом наклонился к Алине, чтобы поцеловать ее. Но она слегка оттолкнула его, сказав:
- Нет еще. Наберитесь терпения, - и таким холодным тоном, что он отшатнулся от нее, почти рассерженный.
Но, взглянув в ее удивительные глаза и подумав о будущем, которое так много сулило ему, он повернулся и без лишних слов покинул комнату, чтобы отправиться на поиски генерала Нирзанна. Проходя мимо Виви в передней, он услышал голос Алины, звавший ее обратно.
Выходя из дома, Стеттон немного задержался, надеясь встретить их странного, бородатого хозяина, но того нигде не было видно.
Выйдя на улицу, он быстро направился к центру города, понемногу обретающего нормальный вид, поскольку граждане, успокоенные заявлением турецкого командования, начали разбирать завалы и очищать город от последствий ночного мародерства.
За первым же углом, куда он повернул, Стеттон наткнулся на солдата, стоявшего на страже, и узнал у него местонахождение штаб-квартиры генерала Нирзанна.
Пока он шел по узкой, залитой солнцем улице, его мозг напряженно работал, заново проигрывая приключения минувшей ночи и их возможные последствия для него самого.
Он не знал, что и думать об Алине Солини. Что было правдой об этом враге, который казался ей таким страшным? Может быть, она авантюристка? Или ищет политическое убежище? Или даже скрывается от правосудия?
Этого он не знал. Зато знал, что боится ее. Эти глаза, чью красоту затмевал холодный свет какой-то непримиримой ненависти и тайного умысла, не были глазами ни в чем не повинного человека.
- Хорошо бы избавиться от нее, - пробормотал Стеттон, поворачивая на главную улицу.
И тем не менее продолжал следовать курсом, указанным солдатом.
Заглянув в глаза Алины Солини и почувствовав пожатие ее бархатных пальцев, он оказался полностью в ее власти, невзирая на всю свою врожденную осторожность, которая время от времени оборачивалась малодушием.
- Хорошо бы освободиться от нее, - снова пробормотал он.
Потом вспомнил опьяняющие обещания ее губ и глаз, когда она сказала: "Наберитесь терпения". Времени у него было в избытке для любых приключений. Его отец - производитель продовольственных товаров, владелец завода в Цинциннати и офисов в Нью-Йорке - был богат и в некотором смысле глуп; каждый из этих фактов подтверждался тем, что он безропотно финансировал двухлетнее путешествие по миру своего непутевого сына Ричарда.
Ричард пребывал в Будапеште, когда услышал, что горы на востоке захватили турки и фрейзары. И он отправился туда в поисках приключений.
В Маризи он явился в лагерь фрейзаров с рекомендательными письмами из Парижа и Вены, он сопровождал фрейзаров до самого конца этой авантюрной кампании, то есть до того момента, когда они присоединились к туркам при взятии Фазилики.
Затем последовали происшествия прошлой ночи. Он испытал наконец ощущения, которых жаждал, а уж наткнувшись на препятствие в виде Алины Солини, исполнился решимости, граничащей с героизмом.
Он должен увезти ее из Фазилики прочь от мистического врага, которого она явно боится, в Москву, или Берлин, или даже в Санкт-Петербург.
Стеттон направил свои стопы к огромному каменному зданию, окруженному гвардией для защиты чести и достоинства генерала Нирзанна, который временно разместил в нем свою штаб-квартиру.
