Но самыми интересными и любимыми у Нумизмата были монеты, которые он отыскал сам здесь, в Свечине. Город этот возник при Петре Великом, его улицы помнили ещё Анкифия Демидова и его потомков. Другие, возникшие позже, населённые пункты Урала давно обогнали его в своём развитии, а Свечин остался таким, каким был и сто, и двести лет назад — провинциальным, тихим городком. Время от времени в Свечине ломали старые дома, иногда они сами сгорали. Силин мог часами разгребать старый хлам и частенько находил монеты, закатившиеся в щели рассохшегося пола при Николае Первом, а то и при Александре Благословенном. Не чурался он и просто старых вещей. Так он обогатился несколькими старомодными книгами и подшивкой газет за тысяча девятьсот двадцать четвёртый год, красивым настенным подсвечником в образе обнажённой нимфы, разбитым, но заботливо им отреставрированным. Иконы, нательные крестики, валдайские колокольчики и бубенцы с ямщицкой упряжью — все эти вещи постепенно заполняли квартиру Нумизмата.
Но гораздо больше давали Силину контакты с людьми. Если Михаил узнавал, что у кого-то есть старинные монеты, царские ордена или просто предметы старины, он превращался в сущего дьявола: становился вежлив и обходителен, красноречив или наоборот — с почтением внимал маразматическому бреду стариков, угощал клиентов чаем или водкой, в зависимости от наклонностей человека. Пусть с первого раза нужный ему предмет не переходил в его руки. Силин методично повторял свои «походы», становился чуть ли не лучшим другом семьи, советчиком и попутчиком по жизни. Очень редко нужный ему раритет продавался ему за деньги, гораздо чаще его ему дарили, польщённые вниманием столь заинтересованного и компетентного человека.
У старой, замшелой старухи, которую все звали Власихой, Силин купил два серебряных рубля времён Николая Первого и получил, уже бесплатно, с десяток «катенек» — двухсотрублевых денежных кредитных билетов с изображением Екатерины Второй. Власиха оказалась единственной дочерью бывшего купца второй гильдии Семена Власова, до революции снабжавшего полгорода провизией и мануфактурой.
Бонистикой — собиранием бумажных денежных знаков — Силин занимался попутно. Потёртые бумажки с портретами давно умерших царей, «керенки», советские «червонцы» времён нэпа — все это имелось в его коллекции, но уже не так трогало его душу, а собиралось для того, чтобы при случае продать своему же брату-коллекционеру или обменять на нужную Михаилу монету.
Иногда по воскресеньям он ездил в Железногорск. Там во Дворце культуры «Звезда» размещалось Общество нумизматов. Впрочем, в последние три года он охладел к этому змеиному клубку друзей-соратников. Слишком часто его там старались надуть, всучить чистое барахло за бешеные деньги, рассчитывая на его провинциальную наивность. Гораздо больше давали самые обычные «барахолки». С новой экономической политикой девяностых годов стремительно обнищавший народ потащил на базар то, что раньше хранилось как семейные реликвии или просто лежало как забавная дребедень. Особенно густо пошли ордена и медали. Этим добром Силин также не брезговал, покупал, если чувствовал, что цена не соответствует вещи. Некоторые алкаши продавали награды своих отцов, даже не подозревая, что многие из них изготавливались из серебра. Большой алый стяг на стене спальни Нумизмата с портретом Ленина и вечным лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» все больше и больше покрывался знаками доблести, храбрости, а порой просто лицемерия и угодливости граждан уже не существующей страны.
Но все это было так, забава, побочный продукт главного смысла жизни Нумизмата — Его Величества Коллекции.
Со временем собрание монет Силина приобрело просто грандиозные размеры и давно уже не считалось — его признавали даже москвичи, которые приезжали в Свечин для обмена или покупки. Не раз ещё в союзные времена гости из столицы за большие деньги предлагали Силину продать наиболее ценную часть коллекции, но Нумизмат только усмехался в ответ. Для него это значило распрощаться с жизнью, ибо без коллекции он её не мыслил. Он и жил-то для неё, что так и не смог понять капитан Филиппов. Из своей прихоти и форса Михаил никогда не составлял каталога и не подсчитывал точного количества монет. Нумизмат гордился тем, что он помнил каждую свою монету, знал страну, где она изготовлена, год производства, имена изображённых на них королей, герцогов, шахов и царей. В специально сооружённом Михаилом вращающемся секретере размещались десятки плоских ящичков, так называемых «планшетов», размерами семьдесят на семьдесят сантиметров, легко выдвигающихся по специальным пазам. И уже там на красном бархате покоились материальные следы прошедших эпох, кровавых войн, мятежей, свидетели создания и падения великих империй, возвеличивания и унижения ненасытных амбиций сотен властительных особ.
Самые первые монеты в истории Европы, невзрачные комочки серебра со знаком Лидийского царства, драхмы Афин с совой на аверсе или монеты с гордым профилем Александра Македонского — все это было в коллекции Силина, но, конечно, только в копиях. Лишь крупнейшие музеи мира да помешанные на старине миллионеры могли позволить себе приобрести тетрадрахмы Александра Великого или Евпатора Митридата. Изящные монеты Сиракуз с летящей во весь опор квадригой, золотые монеты Августа Первого или Нерона — они доходили до наших дней в чудом сохранившихся кладах или при раскопках погибших городов. За две тысячи лет каждый следующий правитель переплавлял монеты предыдущих эпох, желая видеть на лицевой стороне свой собственный гордый профиль. Монеты так же часто переплавлялись в слитки, грубые варвары сооружали из них мониста для своих многочисленных жён, да и просто мягкое золото и серебро неизбежно стирались при обращении, теряя видимые следы своей эпохи.
Средневековье Силин собирал не слишком активно. Имелись у него чешские— пражские гроши с характерным восьмеркообразным хвостом у вставшего на дыбы льва, венецианские дукаты и самые большие монеты средневековой Европы — серебряные талеры. Все это Михаил в своё время выписал по каталогам, но отнюдь не был уверен, что они соответствуют своему времени. Уж слишком дёшево они стоили.
В более поздних своих монетах Силин уже не сомневался. Девятнадцатый век котировался не так высоко, его уже не имело смысла подделывать. Особенно много у него имелось монет Великобритании: несуразно большие, по нынешним меркам, шиллинги, пенсы с высокомерным профилем королевы Виктории. Имелись австрийские пфенниги с ещё одним царствующим долгожителем — императором Францем-Йосифом. Достаточно много он приобрёл и восточных раритетов: старинных монет Китая и Японии, круглых и бочкообразных, но с неизменной забавной квадратной дырой посередине. Приятно ласкали взор небольшие арабские монеты с узорчатой вязью своих загадочных надписей. По магометанской вере запрещалось изображать лики восточных правителей. Зато на монетах Латинской Америки гордо красовались генералы-освободители: Боливар, Сан-Мартин, Бернадетто — в непременных треугольных шляпах и на вздыбленных лошадях.
С двадцатым веком у Нумизмата и совсем не было проблем. Одна только Африка, совсем недавно получившая независимость, занимала добрых шесть планшетов. Индия, Пакистан, всякие там Филиппины и Индонезии щедро чеканили свои монеты, радуя этим нумизматов всего мира. Забавляли Силина и монеты Австралии. Неестественно блестящие, словно хромированные, они обильно рекламировали животный мир континента: кенгуру, киви, коалу и ехидну.
Но главный отдел коллекции Силина занимали монеты России. Имелись у него самые первые, ещё времён Киевской Руси, сребреники, конечно в копиях, правда, очень похожие, с аляповатыми изображениями правителей и трезубцем на реверсе. Монеты пятнадцатого, шестнадцатого веков, маленькие, бесформенные, с всадниками в короне и с копьём, знаменитые копейки, — их Силин приобретал в Москве просто за бешеные деньги. Проще было с монетами Петровской эпохи. Их осталось побольше, да и выписать можно было по каталогам. Полушки, гроши, полтины, гривенники, медные и серебряные — свыше полутора тысяч материальных свидетелей ушедшей эпохи.
Немногочисленные гости, первый раз посетившие дом Силина и лицезревшие именно эту часть коллекции, просто шалели от такого обилия незнакомых им видов денег. Многие и знать не знали, что такое грош или алтын, полушка или деньга. В коллекции Михаил собрал монеты всех Романовых, начиная с первого Михаила, своего тёзки, и до Николая Второго. Имелись и совсем редкие экземпляры, вроде рубля Иоанна Антоновича, венценосного младенца, правившего чуть больше года и свергнутого «дщерью Петровой», Елизаветой.
Но самой большой гордостью, можно сказать, святыней Силина являлся константиновский рубль. И главное было не в том, что один он стоил больше всех остальных монет. Он был стержнем коллекции, именно он определял её значимость и неповторимость. А значит, он в какой-то степени и был смыслом всей жизни Нумизмата.
