не ответила. Только один раз через врача ей передали сообщение, что Санми в командировке и говорить не может. Ёнён не находила себе места, ведь спросить о том событии она могла только у Санми. С каждым днем тревога росла: почему мать Минсо не отвечает?
– Помочь одеться?
Честно говоря, Ёнён не понимала, как себя вести. Она так ее ждала, что при встрече не могла собраться с мыслями. Ёнён решила начать с самого простого. Например, с того, что только что услышала.
– Вы говорите, Минсо была в Корее. Сейчас она не здесь?
– Уехала в США. Уже давно.
– А зачем?
– Поступать в аспирантуру. Теперь я здесь одна.
Вот оно как. Одним вопросом стало меньше. Казалось весьма странным, что Санми ухаживает за ней, а ее дочь, Минсо, никогда не приходит. Но теперь все стало понятно.
Санми протянула пакет и еще раз поинтересовалась, не нужна ли Ёнён помощь.
– Правда, фасон, кажется, уже не в моде, – сказала она, с беспокойством взглянув на одежду. Хотя вещи выглядели вполне современно, для Ёнён это было совершенно неважно.
– Я смогу одеться сама. Знаете… я вас очень ждала.
Санми, будто не понимая, в чем дело, удивленно взглянула.
– Я вам несколько раз звонила из больницы, мне сказали, вы обещали навестить меня, но после этого вообще перестали брать трубку. Похоже, у вас много дел? – спросила Ёнён, стараясь сохранять спокойствие в голосе, но ей было тяжело принять и понять такое поведение Санми.
Ёнён как будто застыла во времени и пространстве, а Санми постарела на десятилетие. Женщина протянула одежду, а сама села на край кровати ближе к Ёнён. В палате стало так тихо, что было слышно, как Санми усаживается на накрахмаленную простыню.
– Не расстраивайся. Дел было много. Мне звонили из больницы, но я не могла ответить. И сама не перезванивала – думала, скоро навещу тебя. Но не получилось. Столько всего навалилось, совсем замоталась и забыла о времени. Вот так три недели и пролетели как один день.
Санми нахмурила лоб, а Ёнён скромно ответила:
– Вам не за что извиняться. Я перед вами в неоплатном долгу за все, что вы сделали. Спасибо, что верили в меня и ждали возвращения из комы.
Ёнён показалось, будто ее собственный голос и интонация изменились за долгое время. О чем же думает Санми? Несмотря на мою открытость и слова искренней благодарности, ни один мускул на ее лице не дрогнул, она продолжает пристально смотреть на меня. Как будто что-то выискивает.
– Что с вами?
Было видно, как Санми колебалась с ответом, но произнесла:
– Даже не знаю… Повезло тебе.
В ответ Ёнён промолчала.
– С тобой точно все в порядке? Просто выглядишь гораздо лучше, чем можно было ожидать. До сих пор не верится.
Ёнён понимала, что Санми хочет этим сказать, но промолчала в ответ.
– Да, вы, наверное, были удивлены. Особенно когда я стала закидывать вас вопросами, – через какое-то время сказала Ёнён.
Наступила тишина. Ёнён решила пока не заводить разговор о Сугён. Ведь она не верила тому, что ей рассказали.
– А куда мне податься после выписки?
– Сперва поживешь у меня. Тебе наверняка сейчас некуда идти.
– Похоже, что так.
Ёнён уже думала об этом. Несколько дней назад пыталась спросить у дежурной медсестры, как ей дальше быть. Та ей ответила, что первое время она сможет получать базовое пособие на жизнь. При этом предупредила, что его еще надо будет оформить и это займет какое-то время. Все это намекало на то, что придется содержать себя самой.
Ёнён постаралась прикинуть в уме, хотя бы примерно, сколько она успела накопить до больницы. Как ни странно, память об этом сохранила четкие данные, словно речь шла о вчерашнем дне и не было провала в одиннадцать лет. Но разве могла накопиться у нее хоть какая-то значительная сумма, учитывая, что ее рабочий стаж составлял всего три года?
Вскоре пришел врач и приступил к обычным процедурам перед выпиской: посветил в глаза фонариком, сказал открыть рот, послушал сердце и внес соответствующие пометки в больничный лист. Каждый день она видела его в своей палате, но сегодня это будет последний раз. Закончив что-то писать, он убрал ручку и внимательно посмотрел на Ёнён:
– Как у вас с памятью?
– Все то же самое.
– Насколько то же самое?
– Ровно так же, как я рассказывала вам в прошлый раз.
– Может, еще раз попробуете рассказать?
Воспоминания Ёнён остановились на дате 17 января 2009 года. Плюс в памяти остались сцены 10 февраля 2009 года, со дня выпускного, когда она упала.
– Вы же сказали, что с крыши я упала 10 февраля, верно?
Врач встревоженно посмотрел на нее и утвердительно кивнул:
– Значит, с того момента вы больше ничего не помните?
– Да.
– И вам по-прежнему двадцать три года?
– Да.
Казалось, врач расстроился, как маленький ребенок, которому приходится мириться с неприятным фактом. Он колебался, будто хотел спросить что-то еще:
– Понятно… А воспоминания, о которых вы рассказали на прошлой неделе, не изменились?
Ёнён кивнула в ответ.
По мере того как она восстанавливалась после комы, в голове внезапно всплывали обрывки воспоминаний. Само падение с крыши она отчетливо помнила, но причина произошедшего была покрыта пеленой густого тумана. Однако неделю назад это воспоминание стало понемногу проясняться.
– Ясно. Но вы по-прежнему не помните лица того человека?
– Да. Скорее всего, тот, кто столкнул меня одиннадцать лет назад, продолжает жить как ни в чем не бывало.
Ёнён еще не представилось шанса рассказать об этом Санми. Но, услышав это, мама Минсо совершенно никак не отреагировала.
На крыше их было двое. Она сама и человек, лица которого она не помнит. Человек, толкнувший Ёнён, не спас ее, когда она висела, еле держась за парапет. С самого начала спасение не входило в его планы. Ведь он толкнул ее, чтобы убить.
Один из вопросов, которые она хотела задать Санми, кто же на самом деле виноват и нашли ли его.
– А того, кто напал на меня, так и не нашли?
Санми слушала их разговор, облокотившись о стену, но, услышав вопрос, выпрямилась:
– Нет, до сих пор не нашли.
– И даже подозреваемых не было?
– Нет. Шум вокруг всех этих событий подпортил репутацию школы, поэтому они постарались быстро все замять.
Ёнён кивнула, ей хватило такого ответа.
– Кто-то похожий на меня, – добавила она.
От этих слов Санми почему-то вздрогнула.
Перед выдачей эпикриза врач отметил, что точно неизвестно, когда память вернется, а может, даже навсегда останется в таком состоянии. Он не
