карабкаешься, как мышь, по старому, медлительному маятнику больших часов. Время. Пробегаешь по циферблату, перескакивая через огромные стрелки, бродишь в хитросплетении зубчатых колес, балансиров и пружин часового механизма, рыскаешь в запутанном лабиринте с ложными выходами, естественными ловушками и искусственными приманками, ищешь настоящий выход и настоящую добычу.
Потом часы бьют один раз — пора уходить, надо сбежать вниз по маятнику и снова стать узником, спасающимся через одну и ту же лазейку.
Ибо часы, отмеряющие времена года, все приобретения и утраты, порции воздуха, которым дышит Джорджия, рост Джорджетт, цифры, дрожащие на циферблате приборной доски у меня внутри, эти гигантские часы, которые устанавливают порядок и жесткие рамки даже для хаоса, — эти часы никогда не менялись, никогда не изменятся и никому не позволят изменить себя.
Тут я заметил, что гляжу в пустоту. И сказал:
— Нет, я самая круглая пробка, какую тебе приходилось видеть.
Джорджетт расплющила сигарету и спросила:
— Ты поедешь в город на машине?
Я подумал о встрече с Роем и Хагеном в баре «Силвер Лайнинг».
— Нет. И домой, возможно, приеду поздно. Я тебе позвоню.
— Хорошо, я отвезу тебя на станцию. Может, сама ненадолго съезжу в город после ленча.
Допив кофе, я пробежал глазами газеты — ничего нового. Рекордное ограбление банка в Сент-Поле, но это не для нас. Пока Джорджетт отдавала распоряжения Нелли, я надел пальто и шляпу, вывел машину из гаража и посигналил. Когда Джорджетт вышла, пересел и уступил ей место за рулем.
На Марбл-роуд в то утро было свежо, но не холодно, небо было ясным. От недавней снежной бури еще остались шапки снега на коричневых лужайках и далеких холмах, которые можно было видеть сквозь черное кружево голых веток деревьев. Миновав Марбл-роуд, пристанище преуспевающих администраторов, разоряющихся боссов и упрямо стоящих на одном уровне торговцев, мы проехали мимо солидных, но слегка тронутых непогодой огромных каменных коробок коренных граждан городка. За городской чертой, где кончалась Марбл-роуд, по холмам были разбросаны участки покрупней. Они стоят кучу денег. Года через три мы тоже приобретем несколько акров земли.
— Надеюсь, сегодня я подберу подходящие портьеры, — сказала Джорджетт между прочим. — На той неделе никак не могла выбрать время. Просидела у доктора Долсона битых два часа.
— Да? — И тут я понял, что ей хочется чем-то со мной поделиться. — И как у тебя дела с доктором Долсоном?
Джорджетт говорила, не спуская глаз с дороги.
— Он надеется, что все пройдет нормально.
— Надеется? Так он и сказал?
— Он уверен в этом, насколько можно быть уверенным в чем бы то ни было. В следующий раз я должна быть в полном порядке.
— Прекрасно. — Я накрыл ладонью ее руку, лежавшую на руле. — А чего ради ты скрывала это от меня?
— Ну… Ты тоже так считаешь?
— Скажи, как по-твоему, за что я плачу Долсону? Ну конечно. Я тоже уверен.
— Я просто спросила.
— Ладно, больше не спрашивай. А когда? Что он сказал?
— В любое время.
Мы подъехали к станции, когда поезд 9.08 уже подходил. Я поцеловал Джорджетт, одной рукой обняв ее за плечи, а другой нащупывая ручку дверцы.
— Значит, в любое время. Гляди не поскользнись на каком-нибудь обледенелом тротуаре.
— Звони, — сказала она, перед тем как я захлопнул дверцу.
Я кивнул и прошел на перрон. В киоске купил еще одну газету и сел в поезд. У меня куча времени.
В поезде я всегда начинал с «Деловых возможностей», моего любимого раздела в любой газете, затем просматривал новости с аукционов и спортивные страницы, статистические данные страховых обществ и наконец — страничку юмора. Когда поезд нырял в туннель, я возвращался к первой полосе и читал сводку новостей, чтобы быть в курсе текущих событий. Если там было что-нибудь стоящее, я это усваивал за то время, пока мы, сотни и тысячи людей, старательно пробирались по ходам огромного муравейника, каким был вокзал, выписывая замысловатые фигуры. Но тем не менее каждый знал, куда идти и что делать.
Через пять минут, пройдя два квартала, я подошел к небоскребу «Джанот Билдинг», возвышавшемуся, словно извечный каменный идол, над своими собратьями. Казалось, этот идол предпочитает человеческие жертвы в виде плоти и духа всем другим знакам поклонения. И мы каждый день добровольно приносили себя ему в жертву.
Я вошел в гулкий вестибюль, чтобы в очередной раз принести себя в жертву.
Издательская фирма «Джанот Энтерпрайзиз» размещалась в девяти верхних этажах небоскреба «Джанот Билдинг» и вовсе не была крупнейшим предприятием такого рода в Соединенных Штатах. Уступала журнальному синдикату «Дженнетт-Донохью», а также фирмам «Бикон Пабликейшнз» и «Дэверс энд Блэр». Однако наша фирма занимала особое место и была далеко не последней среди издательств, выпускающих в свет художественную литературу и всякого рода новинки политической и деловой жизни, науки и техники.
Самым толстым и популярным журналом нашего издательства был «Ньюсуэйз», еженедельник широкого профиля с почти двухмиллионным тиражом. Его редакция занимала тридцать второй этаж. Над ним, на последнем этаже, располагались отделы, ведающие рекламой, бухгалтерским учетом и распространением журналов, и личные штаб-квартиры Эрла и Стива Хагена.
«Коммерс», еженедельный журнал, выходил тиражом около четверти миллиона, этого было явно недостаточно, чтобы удовлетворить читательский спрос, обусловленный авторитетом, которым пользовалось это издание. Приложением к нему являлись ежедневный «Торговый бюллетень» и ежечасная сводка «Торговый справочник». Все они располагались на тридцать первом этаже.
На тридцатом этаже был размещен целый букет технических газет и журналов, в основном ежемесячных, начиная от «Спортланд» до «Фроузен Эйдж» (пищевые продукты), «Эктьюери» (статистика страховых обществ), «Фрикуэнси» (радио и телевидение) и «Пластик Туморроу» (пластмассы будущего). На этом этаже была добрая дюжина изданий типа «Экспресс-прогноз» или «Сделай сам», все — малым тиражом, некоторые из них возникли в минуту вдохновения Эрла Джанота и продолжали существовать, хотя за эйфорией последовало отрезвление, а сам Эрл, возможно, забыл о них.
На двух следующих этажах находились картотека, библиотека и справочный отдел, отделы живописи и фотографии, небольшой, но вполне приличный и часто посещаемый пункт первой помощи, комната отдыха, коммутаторные и конференц-зал для общих собраний.
Однако мозговой центр организации находился на двадцать седьмом этаже. Там был журнал «Краймуэйз» (мир преступлений), главным редактором которого был Рой Кордетт (комната 2618), старшим редактором — ваш покорный слуга (2619), редакторами Сидней Кислак и Генри Викофф (2617), а в смежных комнатах помещались шесть штатных публицистов. По идее мы были полицейской книгой страны, сторожевыми псами, охранявшими кошельки граждан и их совесть, а иногда мораль и правила хорошего тона — одним
