Ознакомительная версия.
– Во-первых, это не понадобится! – в голосе не было решимости, которую так хотел слышать Звонарев. – А во-вторых, если случится худшее, смысла убивать родных нет. По всему видно, имеем дело не с полной идиоткой – не станет она рисковать напрасно.
– Все равно пообещай! – капитан немного отстранился.
– Обещаю. Если вдруг – лучшие бойцы будут дежурить возле них круглосуточно.
– Спасибо, – он снова обнимал ее, вдыхая щекочущий аромат цветов и «Шанели». Стало легче – то ли от осознания, что родные будут в безопасности, то ли оттого, что девушка, в которую он стремительно влюблялся, сидела рядом… Настя будто почувствовала – плавно запустила руку ему под рубашку, провела теплой ладонью по груди…
Харон, до этого сидевший на кухне, матерно бурча, хлопнул дверью.
* * *
Следующие два дня не принесли результатов. Работник морга не сообщил ничего нового, психиатр тоже – правда, люди Насти выяснили, что кое о чем доктор умолчал: выписал он Ермолаева за взятку, причем существенную, но откуда пришли деньги, от кого, узнать не удалось. Купюры отобрали, сняли отпечатки, пробовали выяснить по номеру, где выданы, – бесполезно. Ниточки, ведущие к таинственной женщине, оборвались.
Капитан почти не спал – лицо осунулось, резче выступили на смуглой коже скулы, волосы по вискам запорошило серым инеем. Он подолгу держал в руках пистолет, ощущая теплый пластик рукояти и опасную тяжесть матового железа; взводил и опускал на место боек, словно привыкая… до назначенного срока остался день.
Письмо – то, в котором капитан признавался в содеянном, сожалел и притворно раскаивался, – лежало в нагрудном кармане белого, подаренного Настей костюма. Иногда Звонарев ловил себя на мысли, что лучше бы тогда, на лавке чужого района, Юркова не было – быть убитым не то же самое, что совершить самоубийство. Он пытался представить, каково это – приставить к голове оружие и спустить курок… стоит ли закрыть глаза, или не надо? Больно будет? Вряд ли – убитые, которых он видел, чаще таращили удивленные, никак не испуганные глаза. Миг, секунда – и все кончится… и враг, наверное, будет улыбаться, пока капитан летит вниз, где с каждым метром становится горячее… На арфу и персональное облачко Звонарев не рассчитывал.
– Положи его, – капитан вздрогнул, не заметив вошедшего Харона. – Выстрелишь случайно.
– Не выстрелю, – но пистолет отложил в сторону. – Какие новости?
– Особо никаких… – Димка уселся в кресло. – Настя ищет, полгорода на уши подняла, но пока глухо. Наши пацаны всем знакомым отзвонились – может, кто что слышал…
– Да никто ничего не слышал! – Звонарев резко встал. – Понятно же, баба не сама по себе: Хорошевский «мутит»! Вот с кем потолковать стоит…
– Никак, – Харон мотнул головой, – он охрану усилил, видимо, после нашего маленького… – он замолчал, подбирая слово, – казуса!
– И что делать?
Димка отвернулся к окну, уставился на ожившие цветочки:
– Есть одна мысль.
– Ну?
– Можно разыграть самоубийство, – он внимательно посмотрел в глаза капитану, – есть человек, мастер по спецэффектам. Выглядеть будет натурально, бабенка выползет из норы – тут и накроем.
Капитан долго молчал. Идея могла сработать – перестав чувствовать опасность, она снова займется продажей архива; появится возможность проследить за Хорошевским – где-то ведь он с ней встречается…
У Димки в кармане загудел мобильный. Он вытащил трубку, молча приложил к уху.
– Тебя, – протянул Звонареву, – Настя.
– Да?
– Слушай внимательно, не перебивай, – голос звучал взволнованно. – Прямо сейчас бери Харона и езжай к бывшей жене!
– Что… – капитан похолодел.
– Быстрее. На мой телефон пришла эсэмэс, адресовано тебе. Дословно: «За театр – минус один. Скажи Свете гуд бай».
– Едем! – проорал капитан, хватая пистолет. Димка вскочил и бросился в коридор.
«Мерседес», снова нарушая правила, ракетой несся по городу. Звонарев немигающими глазами смотрел на полосы разметки, летящие с бешеной скоростью под днище машины.
«Если она… Если ее…» – мозг не хотел заканчивать мысль.
Доехали за десять минут. Двор выглядел спокойным – грелись на солнце местные «аборигены»; толпа детворы облепила разноцветный пластиковый городок; две уродливые собаки рылись возле помойки, разрывая зубами пластиковые пакеты и разбрасывая на волю ветра отходы.
Свету капитан увидел сразу, едва «Мерседес» въехал в арку, – нахмурившись, жена что-то искала в маленькой сумочке. Нашла, вытащила – пиликнула, моргнув фарами, маленькая «Шкода». Села за руль.
– Стой! – Звонарев выскочил, не дожидаясь, пока Харон остановится. – Света!
Жена увидела – сначала улыбнулась, потом нахмурилась, поглядев в сторону: капитан и сам видел, как из вазовской «десятки» появились трое крепких мужиков с одинаково цепкими глазами. Они быстро разошлись и двинулись на него, стараясь зайти с двух сторон.
Света повернула ключ – мотор чихнул, порычал, но не завелся. Она попробовала еще раз…
Горячая взрывная волна отшвырнула капитана метров на десять – он ударился спиной о дерево и сполз, едва не потеряв сознание. Уши заложило назойливое, мощное гудение – он мог видеть, как беззвучно открывают рот бывшие соседи с первого этажа, показывая на выбитые стекла. Видел, как полыхают три машины с крошкой «Шкодой» посередине; как догорают и плавятся отлетевшие детали. И видел, как поднялись и снова пошли в его сторону трое мужиков, один потянулся рукой за спину…
– Твари! – он не услышал себя. Вскочил, выхватил за-за ремня «ТТ» и двинулся навстречу. – Суки! Не видели, как заложили бомбу?! Не видели, как садилась в машину?!
Смертоносные плевки пистолета отдавались в ладонь, стреляные гильзы летели в разные стороны… Когда оружие не отреагировало на нажатие курка, двое лежали – на легких рубашках расплывались темные пятна; третий, пригнувшись, вытягивал из-за спины руку…
Звонарев приготовился к худшему. Расстояние десять метров, промахнуться невозможно.
Будто издалека капитан услышал хлопки. Повернул голову – Харон стрелял, прижавшись щекой к светло-коричневому прикладу АКМа. Гул в ушах медленно проходил, начала болеть голова – Звонарев по опыту знал, что это начало – контузия, даже легкая, чревата…
Димка опустил автомат, подхватил капитана и поволок к «Мерседесу». Кажется, он что-то кричал, тыкал пальцем – ни один звук не проходил сквозь ватную глухоту, – открыл дверцу, затолкал в машину… Звонарев равнодушно думал, что бросил «ТТ» на улице, а на нем отпечатки и два убитых опера, или кто это был…
Автомобиль выехал со двора, но капитан, потеряв сознание, этого не видел.
Тошнота накатывала волнами, голова разрывалась на части при каждом ударе сердца. Мокрый от пота, едва не теряя сознание, Звонарев валялся на диване и снова жалел, что не умер, – жизнь казалась изощренным и безвыходным издевательством. Стоило ли терпеть мучения, если завтра придется с ними покончить?
Но какая-то часть, уцелевшая в передрягах, кричала – надо жить! Цепляясь за норовившее ускользнуть сознание, борясь с собственными внутренностями, капитан из последних сил выбирался из мутного, дурманящего тумана – смеси боли и отчаяния. Даже сейчас, корчась и постанывая, он искал выход – искал то, что мог упустить, недоглядеть, недодумать… Казалось невероятным, что обычная баба, не связанная до этого с криминалом, провернула такую полномасштабную операцию. Пусть и с помощью Хорошевского…
Стукнула входная дверь – Харон, на руках поднявший капитана в квартиру, сразу же уехал к доктору. Сейчас он привез маленький белый пакет с красным крестом.
– Жив пока? – не то пошутил, не то всерьез спросил Димка, вынимая упаковку шприцев и коробку с ампулами.
– Вроде… – Звонарев хрипел, речь давалась с трудом.
– «Лепила» сказал, поможет, – Димка набрал жидкость в шприц, выгнал лишний воздух. – Завтра будешь как новый.
Капитан почувствовал легкий укол в вену; через тридцать секунд боль отступила, дышать стало легче, буря в животе поутихла…
– Что это? – он кивнул на ампулы.
– От сотрясения, с добавками.
– Какими?
– Тебе не все равно? – Харон убрал приспособления в пакет. – Лежи, отдыхай. Настя занята, но сказала, как освободится, сразу сюда.
– Попить нальешь?
Димка вышел на кухню. Звонарев вытащил ампулу – никаких надписей, простая стекляшка с продолговатым горлышком.
– Покоя не дает? – Харон, стоявший на пороге, насмешливо улыбнулся. Капитан не понял, что удивило больше – нежелание говорить название лекарства или первая за их знакомство улыбка на мертвом лице.
– Вроде того… – он откинулся назад, глубоко вздохнул: боль понемногу уходила. – Не скажешь?
– Лекарство врач дал, названия не знаю… добавка – героин. Для скорости.
Ознакомительная версия.
