Ознакомительная версия.
Книга, значит… В одном из его любимых романов – «Наш человек в Гаване» Грэма Грина – такой книгой стало издание «Шекспира для детей» Чарльза Лэма. Но персонажами Грина были профессиональные шпионы. Какая книга могла служить пособием для шифровки у двух раскольников?
Внезапно его поразила собственная недогадливость. Да с чего он вообще взял, что речь идет только о страннике и странноприимном как о двух конкретных людях? История с дедом и его гостем происходила в 30-е годы, однако письмо явно относится ко временам куда более древнейшим! Состояние пергамента, качество правописания, способ начертания букв – это все не имитация старины, а самая настоящая старина и есть. Может быть, ХVII век. Может быть, еще раньше. Судя по рассказам матери, дед был человеком образованным, книгочеем. Опасный же гость выглядел как обыкновенный крестьянин. Конечно, он мог и притворяться, но это уже не важно: только один-единственный вид литературы был равно доступен всем слоям общества в России. Во все времена.
Это Библия. Ветхий или Новый Завет.
Додумавшись до этого, он наутро же ринулся в ближайшую церковную лавку и чуть было не выложил немалую сумму за толстенную книгу в темно-коричневом переплете с крестом на обложке, да вовремя спохватился: книга-то была переведена на современный русский язык! Нет, ему нужно нечто совершенно иное. Ему нужна Библия на старославянском, причем желательно издание начала ХVII века, а то и еще более раннее: вышедшее прежде, чем переписчики начали править божественные книги на новый лад, что, собственно, и явилось одним из оснований для разделения общества на староверов и никониан.
Такая книга, конечно, могла найтись в областной библиотеке. Он пришел в отдел ценных и редких книг и, запинаясь от робости, изложил свою просьбу. Сидевшая на выдаче огромная, толстая женщина выслушала его, недоверчиво щурясь и хмуря развесистые брови, чудилось, позаимствованные у одного бывшего генсека.
– А вам зачем? – пробасила, поджимая губы. – Вы представляете, какая это ценность?! Стоимость такого издания представляете? Литература подобного рода выдается у нас только научным работникам. Вы научный работник?
Он растерянно моргнул. Его основная работа была еще дальше от научной, чем старопечатная Библия с цветными буквицами и рисованными заставками – от современного унылого издания!
– Нет, я не научный работник.
– Ну, тогда… – Библиотечная дама сурово повела своей замечательной бровью в сторону двери.
Он ушел, чувствуя себя чуть ли не преступником. Просто-таки руки чесались, до того хотелось открыть старую Библию!
Брел по Большой Покровке, ничего не видя от огорчения. Надо вернуться и еще раз поговорить с этой теткой. Может, ей приплатить – ведь зарплата у библиотечных работников известно какая! А вдруг обидится, еще и милицию вызовет? Вот будет смеху!
Дошел до трамвайной линии и приостановился, пропуская мимо вагон. И вдруг взгляд упал на вывеску над узкой дверью: «Антик».
«Да нет, здесь всякое стекло, фарфор, бронза и прочий антиквариат, – вспомнил он. – Библия, да еще такая, чтобы мне подошла… Нет, это фантастика! А вдруг?»
Через пять минут он вылетел из магазина с круглыми глазами и бешено замахал руками, ловя попутку. Чуть дыша от волнения, примчался домой и вытряхнул свою заначку: откладывал на отпуск. Хотел съездить в Индию… Да черт с ней, с Индией, пусть она там и остается, не видел он ее – и нехай никогда не увидит!
Машина ждала его около дома. Опять визжащий, стремительный бег по объездным улицам, дверь в «Антик», круглые от удивления глаза продавца:
– Вы? Так быстро?
Подал тяжелый, завернутый в папиросную бумагу том не менее полуметра в длину и сантиметров тридцать в ширину:
– Владейте! Чтоб вы знали: это 1663 год, Москва, Печатный двор. Первое московское переиздание Острожской библии Ивана Федорова 1581 года. Тираж 2412 экземпляров. Кстати, шрифт для этой книги был специально отлит мастером Федором Поликарповым и получил название библейского. А вы давно собираете старопечатную литературу? У нас тут попадаются интересные экземпляры – и куда дешевле, чем, к примеру, в Москве. Там за такое издание вам пришлось бы выложить не меньше двух тысяч баксов, а здесь, как видите, обошлось тысчонкой. Оставьте свой телефончик, я вам буду позванивать, если что появится…
Покупатель словно не слышал. Нетерпеливо сорвал обертку, зачарованно уставился на твердый, деревянный, обтянутой рыжей кожей переплет, там и сям украшенный потускневшими медными заклепками, с тяжелой пряжкою. Открыл книгу…
«Библiѧ сiрѣчь книги Ветхагѿ и Новагѿ Завѣта наѧзыкɣславенскɣ…»
Отошел к подоконнику, дрожащими руками шевелил страницу, любуясь своим сокровищем. Бумага – точь-в-точь как то письмо из шкатулки. Пергамент! Шрифт утонченный, мелковатый и кое-где стертый, но вполне разборчивый.
Сначала идет благословение издателя: «Бгъ же всесилный всѧкiѧ благодати да подастъ ти, рачителствɣюѱему!»
Что-то встрепенулось в душе. Из глубины веков его поощряли, одобряли, благословляли! К нему обращались, говоря: «Вамъ же избраннымъ прежде векъ по предоувѣдѣнiю вѣчнагѿ бга…»
«А вдруг разгадаю? – подумал он – и похолодел от вещего испуга. – Нет, а вдруг и правда – здесь найду ключ?!»
Дело стояло за малым – найти…
* * *
Псих почти не спал в эту ночь. А кто на его месте мог бы спать? Его словно било изнутри, скручивало током такого напряжения, какого, чудилось, не испытывал раньше. Да нет, всякое бывало, иной раз и вспоминать жутко, но вчерашний день тоже непросто дался… непросто! Эта нечеловеческая работа, этот нечеловеческий риск, эта нечеловеческая угроза – он не привык к такому! Хотя риск – это было его ремесло, он всегда любил ходить по краю, но только вчера понял, что рисковать с людьми и попытаться быть на «ты» с такой стихией, как лесной пожар, – это разные вещи. Абсолютно разные! Хотя бы потому, что человека, пусть и самого опасного, можно взять на пушку, а стихию – нет. Если идти на таран, в лоб, то человек отвернет в сторону – даже самый смелый. Дойдет до края, дотянет до последнего – но отвернет. Спасует! А стихия тебя пожрет и переломит, измелет в муку – и помчится себе дальше, не замедлясь ни на миг. Вдобавок от человека всегда знаешь, чего ждать.
Он был неплохим психологом… хотя чаще его звали просто Психом. Он знал, знал за собой это опасное свойство, эту способность мгновенно утратить свой наработанный годами, глубочайший самоконтроль, ставший его привычкой, его второй натурой и даже принимаемый некоторыми недалекими людьми за основу его характера. С другой стороны, больные всегда знают о своей болезни даже больше, чем врачи! Поэтому он умел не только держать в узде свою опасную, взрывную безуминку, но и за версту чуял психологические отклонения других людей. Был и психом, и психологом одновременно.
Как-то раз ему попался в руки мифологический словарь. Делать тогда было решительно нечего, сидел себе сиднем «на базе», ожидая затишья, ожидая, когда ему снова будет можно «выйти в люди», не рискуя на первом же углу схлопотать маслину в лоб от бывших братков, теперь более чем рассерженных на Психа, не вовремя, вдруг нагло затеявшего передел собственности. Сидел, помирал со скуки и мусолил страницы. Сначала с тоской, потом даже с интересом. И в конце концов кое-что полезное для себя вычитал. К примеру, про оборотней.
Оборотень, господа, это совершенно поразительная штука, вернее, существо, которое то ведет себе нормальный и благопристойный, вполне человеческий образ жизни, то вдруг берется откуда ни возьмись на нем звериная шкура, волчья или медвежья, это уж кому что больше нравится, – и бывший человек идет вразнос. Бегает по лесам со звериными стаями, жрет всякую гадость и, представьте, даже нападает на своих прежних соплеменников – людей.
Это ведь классический пример поведения маньяка, подумал Псих. Человек живет себе спокойно, и все считают его вполне нормальным мужем и отцом, а потом вдруг накатит что-то – и он выходит на большую дорогу, насилует и душит женщин, отрезает людям головы или нападает на детей. Оборотень перекидывается через двенадцать воткнутых в землю ножей, чтобы сменить кожу на шкуру. Некоторым хватает для этого одного ножа, и все равно – образ оружия здесь очень показателен. Ведь убийства редко совершают голыми руками, всегда есть какой-то предмет, который следствие квалифицирует как орудие преступления. Часто бывает так, что именно его наличие заставляет человека сделать решающий шаг. Это еще какой-то занудный классик сказал, мол, если на стене висит ружье, оно обязательно должно выстрелить. Прав был, гад! Это Псих знал по себе. Поэтому он старался не доставать оружия до тех пор, пока уж совсем край не подпирал. Если пистолет в кобуре или в кармане – это одно. А вот когда он у тебя в руках – совсем другое. Стреляет, сволочь, сам собой, словно начинает жить своей собственной жизнью! Тут уж волей-неволей перекинешься через свои «двенадцать ножей» – и серым волком ринешься в чисто поле… На смену человеку придет оборотень!
Ознакомительная версия.
