Ознакомительная версия.
Я не понимал, что происходит. Юля в тюрьме и почему-то называет себя Александрой Леванцевой, – Осип озадаченно посмотрел на Семирукову, ожидая разъяснений. Валентина молчала, внимательно его слушая, и Манжетов, не дождавшись разъяснения, продолжил:
– Юля представилась чужим именем, и, кажется, я уже где-то слышал это имя. Бог с ней, с Леванцевой, может, и встречались где, мир, как известно, тесен. Это тогда я так думал, теперь вспомнил. Леванцев – муж моей четвероюродной сестры (или кто она мне?) Татьяны. Я ее заочно как Мухину знал.
Нужно было бросать все и спасать Юлю. Сам ведь виноват! Надо было об этом чертовом дзёмоне по пьяни сболтнуть! Дьявол меня тогда дернул за язык. Знал же, с кем дело имею: с алкашом и двумя бродягами, один из которых уголовник. Макс-то, скорее всего, Юлю и втянул в какую-нибудь авантюру, отчего она и попала в тюрьму. Или его дружки-уголовники подсобили. И все из-за оберега, будь он неладен! То-то глаза Макса заблестели, когда он про дзёмон услышал. А я, идиот, и имя Юлькино назвал, и фамилию.
О том, что совершил ошибку, рассказав о хранящейся у моей родственницы керамической фигурке, я понял уже наутро, проснувшись в похмелье. Вернувшись из экспедиции, я первым делом попытался разыскать Юлю. Я давно ни с кем из семьи Недорез, и с Юлей в том числе, не виделся, поскольку родство с ними имел весьма отдаленное. Знал их в основном по Пятиречью, куда много лет назад приезжал к бабушке Нелли. Но кто ищет, тот найдет. Выяснилось, что Юля живет, как и я, в Южно-Сахалинске. В городе я девушку не застал, Анастасия Михайловна сказала, что ее дочь уехала в Петербург, она там живет и работает. Дала два адреса – один рабочий, другой домашний, чтобы навестил, посмотрел, как устроилась и не надо ли чего? А то звонит очень редко, говорит, дорого.
Узнав, что Юля в Петербурге, я немного успокоился – чем дальше она от Макса и его компании, тем лучше. И при первой же возможности съездил в Петербург, чтобы лично убедиться, что с девчонкой все в порядке, и предупредить, чтобы вела себя осторожно.
По домашнему адресу, на Яхтенной улице, я ее не застал. Работает, наверное, а потом гуляет, она девушка молодая, дома сидеть не будет, рассудил я и стал ее караулить около работы. Там мы и встретились. Юлю я помнил совсем маленькой. Тогда, в коротком платьице, с пухлыми щечками и огромным бантом на рыжей макушке, девочка походила на куклу. Юля меня, конечно же, не узнала. Да я и сам ее с трудом узнал! Из маленького ангелоподобного существа она превратилась в высокую, статную девушку, только одета Юля была совершенно безвкусно и вызывающе. Такая если приключений не найдет, то они сами ее найдут наверняка, – вздохнул Манжетов.
– Вот что. Расскажите все, что вы знаете о Максе: фамилию, адрес регистрации, как его можно найти, – потребовала Валентина.
– Адреса его я, увы, не знаю. По-моему, у него его нет и никогда не было. Знаю, что работал Макс на железнодорожном переезде где-то под Поронайском. Фамилия у него, кажется, Хван.
– Хван – редкая фамилия, по такой фамилии легче искать.
– Это для вас она редкая, для корейцев же довольно-таки распространенная. Хван – корейская фамилия, аналогичная нашей «Петров». А корейцев на Сахалине тьма-тьмущая.
– Получается, Макс Хван – кореец?
– Шут его знает. Возможно, какая-то доля родства есть. Черты лица вроде европейские, но сильный прищур делает его похожим на корейца.
– Разве человек с фамилией Хван может иметь европейские черты? – возразила Семирукова.
– На Сахалине можно встретить Иванова Ивана Ивановича с типичной внешностью представителя монголоидной расы и голубоглазого блондина по фамилии Ли.
* * *
Сделанный запрос на Максима Хвана дал обнадеживающий результат. Тридцатидвухлетний Максим Кириллович Хван имел две судимости за кражи, в связи с чем состоял на контроле в сахалинском РУВД. Регистрация у Хвана отсутствовала, он жил, где придется, и если бы не агентурная сеть островных сыщиков, определить местонахождение Хвана оказалось бы весьма затруднительно. Благодаря агентурным данным стало известно, что интересующий питерскую полицию субъект околачивается в Охотском среди промысловиков кеты.
Всю дорогу, пока Небесов летел в Южно-Сахалинск, над страной висели плотные облака. Или они были лишь тогда, когда капитан бодрствовал? И только когда самолет пролетал над Татарским проливом, внизу проклюнулся просвет. Впереди, как на ладони, лежал бежево-зеленый остров. Михаил прильнул к стеклу и до самой посадки любовался быстро меняющимися пейзажами: море, высокий берег, скудная растительность тундры, густые леса, овраги… Дома стали появляться ближе к югу.
Будто желая показать пассажирам Курильскую гряду, самолет обогнул остров с востока и пошел на посадку. Широкие щербины на бетоне, за покосившимся сетчатым ограждением склад старой техники, низкое здание аэровокзала. Прилетели.
Несмотря на яркое солнце и обещанные командиром воздушного судна плюс девятнадцать, бортпроводница вышла на трап в пальто. Среди пассажиров легко узнавались островитяне не только по лицам с характерными чертами, присущими людям с примесью монголоидной расы, но и по манере одеваться – без лоска, но практично. По летному полю гулял сильный ветер, едва не снося с ног. Михаил застегнул куртку и уже пожалел, что не взял с собой теплый свитер.
В городе неожиданно стало жарко. В Южно-Сахалинске лето и не собиралось заканчиваться, по словам аборигенов, оно начинается в конце июня и продолжается до октября. В местном РУВД поспешили Небесова разочаровать: в Охотском, куда они поедут, лета еще никто не видел – там после затяжной весны сразу наступает осень. Это Южный со всех сторон защищен сопками, из-за чего в нем тепло, а прибрежные районы круглогодично находятся во власти свирепых ветров.
– Мог ли Хван шестого августа оказаться в Петербурге? – почесал плотный затылок Василий Николаевич, коренастый опер с корейской внешностью и украинским говором. – Разве что он перемещался по поддельным документам. Аэропорты мы проверили – через них Максим Хван не проходил.
– А если поездом? – предположил Михаил.
– Не дурные, пробили и железную дорогу. Хван за все лето ни на каком транспорте не засветился. В начале августа в Охотском прошла облава на браконьеров, его там видели.
– Взяли за браконьерство? – понадеялся Небесов.
– Какое там. Отвертелся, как речной песок сквозь растопыренные пальцы, ушел. Да ты не боись, от нас ни одна собака не спрячется. Это тебе не материк, на острове городов раз-два и обчелся, в сельской местности все на виду.
– А лес? Если он в лесу засядет?
– В лесу долго не просидишь. Там гнус, медведи, ночью холод собачий. Все равно придется к людям выходить, в магазин за продуктами.
Охотское встретило их бездорожьем и неласковым соленым ветром. Их джип катился по ухабам и песку, норовя где-нибудь застрять или вылететь в кювет. Вдоль берега, покрытого тиной и черными камнями, стояли одноэтажные, похожие на бараки полуразвалившиеся постройки. Если бы не висевшее во дворе белье вперемешку с вялившейся рыбой, Небесов бы решил, что здесь никто не живет. Когда они подъехали ближе, он увидел за одним из домов играющих с рыбацкими сетями детей. Загоревшие, с прищуром на обветренных лицах и выгоревшими на солнце волосами, они очень отличались от изнеженных городских детей. Море выглядело седым и спокойным, где-то вдали виднелись черные очертания лодок.
– Браконьерят, собаки! Сейчас самое время крабов ловить, вот и ловят, – прокомментировал Василий Николаевич.
– Почему их не берут? – поинтересовался Небесов.
– Как их возьмешь? Они, как только катер рыбнадзора видят, весь улов сразу за борт сбрасывают. Их надо на берегу с поличным встречать, но сначала сигнальщиков снять, чтобы не предупредили, а они, собаки, облаву за версту чуют. Из Хвана рыбак, как из меня танцор. Он обычно на стреме стоит. Вон тот заброшенный маяк видишь? – Василий Николаевич показал крупным, мохнатым пальцем в сторону развалин из серого кирпича.
Миша кивнул.
– Отличное место для наблюдения. Оттуда вся дорога видна. Так что, если Хван там, он нас уже запеленговал.
– И рвет когти, – скептически заметил Михаил.
– Вряд ли. Назад для него путь отрезан, а вперед далеко не уйдешь, там, за дюнами, сразу болота. Давай лучше на маяке проверим, а там определимся по обстановке.
Василий Николаевич завел мотор и резко тронулся с места. Немного проехав, остановились у песчаной насыпи.
– Дальше пешком. Это корыто по барханам не ездит, – сахалинский опер заглушил мотор и неохотно вылез из машины.
На маяке мелькнула чья-то фигура, Небесов рефлекторно хлопнул себя по куртке, прикрывающей кобуру с табельным оружием. Этот жест не остался незамеченным Василием Николаевичем.
– Не пригодится, Хван не дурной.
Кое-как вскарабкавшись по камням, они добрались до импровизированного наблюдательного пункта с лежанкой из тряпок и столика с остатками продуктов. Внизу раздался шорох падающих камней. В зарослях белокопытника просемафорила белобрысая макушка субтильного паренька.
Ознакомительная версия.
