Ознакомительная версия.
— Мама, — негромко позвал он. — Мама, все будет хорошо.
Евгения Генриховна обернулась, и его поразило выражение ее лица со скорбной складкой, пролегшей возле рта, и словно почерневшими глазами, и без того темными.
— Знаешь, Эдя, — отрешенно сказала она, глядя куда-то в сторону, — последние несколько месяцев мне часто снится один и тот же сон. Как будто бы я ночью, неизвестно почему, оказываюсь в реке. Вода холодная, течение очень быстрое, и я пытаюсь плыть к берегу, потому что иначе утону. Сначала я плыву вправо, потом влево, и меня не очень сносит. Да, да, то, что меня почти не сносит, особенно хорошо помню. И я радуюсь, Эдя, потому что очень хочу добраться до берега. А его все нет и нет. И я вдруг совершенно неожиданно понимаю, что река без берегов. Понимаешь, я плыву, а вокруг одна река. И никаких берегов.
Евгения Генриховна опять отвернулась к окну. Эдик подошел к матери, хотел обнять ее, но нежности не были приняты между ними, и он замер на секунду, пытаясь понять, как ему лучше выразить свои чувства. Ничего не придумав, тихо повторил: «Все будет хорошо», — и почему-то на цыпочках вышел из гостиной.
Аппаратура, установленная на телефоны, не понадобилась — до следующего утра никто с требованием выкупа так и не позвонил. Наташа с Эдиком уснули под утро: он — на супружеской кровати, она — на диванчике в Тимошиной комнате. Проснувшись, Эдик спустился в столовую и застал там завтракающих Бобровых. Мельком удивился, что последние дни почти не видел родственников, и тут же забыл о них — он понял, о чем должен поговорить с матерью.
— Мама, я прошу тебя, — повторил он в третий раз, сидя в ее кабинете. — Смерть Илоны — это ужасно, и найти ее убийцу, разумеется, надо. Но на первом месте для всех нас Тим, понимаешь? Если нанятый тобой детектив так хорош, как ты о нем говоришь, пожалуйста, давай привлечем его. Мы разыщем Тима, и он опять примется за свое расследование. Пожалуйста, мама!
— Я говорила тебе! — не выдержала и повысила голос Евгения Генриховна. — Я ведь говорила тебе, Эдуард: отправь их к Ольге Валерьевне!
— Ты была права, — покорно признал ее сын. — Но я прошу тебя, помоги мне исправить мою ошибку!
— Поисками мальчика занимаются лучшие оперативники, — устало произнесла госпожа Гольц.
— Так пускай занимается и еще один хороший детектив! Я верю, что он разыщет нашего сына, понимаешь?
— Ты не веришь, ты надеешься.
— Пусть так. Не отнимай у меня хотя бы надежду.
Евгения Генриховна тяжело вздохнула и кивнула. Эдик вскочил и выбежал из кабинета.
— Господи, куда нас несет? — прошептала Евгения Генриховна, оглядываясь вокруг в поисках каких-нибудь Знаков. Но мир вокруг нее молчал. Знаков не было.
Узнав о новом поручении, Бабкин только кивнул — он ожидал чего-то в таком роде. Евгения Генриховна и Эдик были абсолютно уверены, что похищение ребенка — дело рук Затравы, но Бабкина очень настораживала одна вещь — до сих пор не пришло никакого требования о выкупе или о чем-то подобном. «Не хватало еще, чтобы мальца угробили», — сокрушался сыщик, с сочувствием глядя на молодую жену Эдуарда Гольца. Приходилось признать, что она держится лучше всех и рассуждает более-менее спокойно. За свою жизнь Сергей видел людей в самых сложных ситуациях, и, как правило, только некоторые из них проявляли себя с лучшей стороны. Наталья Ивановна Гольц, безусловно, относилась к их числу.
Дом словно застыл, пораженный случившимся. Алла Дмитриевна Боброва, как и ее супруг, безвылазно сидела в своих комнатах, выходя только к обеду. Ольга Степановна, узнав о похищении мальчика, чуть не потеряла сознание, а потом беспрерывно плакала у себя комнатке, и было очевидно, что повар сейчас из нее никакой. Между делом, рассказывая Бабкину все, что знала, обед приготовила Наташа — с прежними обедами он, конечно, не мог сравниться, но, на вкус Сергея, был вполне съедобным. Семья молча поела и расползлась по комнатам.
Евгения Генриховна закрылась у себя. Мальчик Жора скользил бесшумной тенью по дому, но, наткнувшись пару раз на неприязненный взгляд Бабкина, исчез и больше не показывался. Старик Бобров утром вылез на крыльцо своего домика, постоял, заполз обратно, и больше его никто не видел. Эдик сидел около телефона в гостиной и не отрываясь смотрел на аппарат. Тот молчал. В особняке воцарилась тишина.
— Наталья Ивановна, у вас есть какие-то предположения?
Бабкин с Наташей сидели в столовой. По окружавшим их серебристым стенам пробегали тени от качающихся за окном деревьев — день стоял солнечный, но очень ветреный.
— Вы знаете, Сергей, — помолчав, ответила Наташа, — можете называть это блажью, но интуитивно я уверена в одном: Тимошу украл не тот бизнесмен. Вы понимаете, о ком я?
— О Затраве?
— Да. Однако я не могу представить, кому еще могло понадобиться похищать моего сына.
— У вас есть враги? — серьезно спросил Бабкин. — Они должны у вас быть, вы же умная женщина и сами все понимаете. Я, конечно, проверю возможные варианты, но время сейчас очень дорого. Не хочу вас пугать…
— Не испугаете, — покачала головой Наташа. — С Тимом все в порядке. Я чувствую, понимаете? Я знаю, что ему очень страшно, но с ним все в порядке.
Бабкин внимательно посмотрел на женщину. Ее уверенность была поразительной. «Может быть, это такое самовнушение, чтобы не сойти с ума от страха за ребенка? — подумал он. — В любом случае, лучше уж самовнушение, чем паника».
— Что касается врагов… — продолжала Наташа. — Если бы у моего мужа имелась любовница, которая намеревалась выйти за него замуж, то она была бы врагом. Но любовницы у него нет.
— Ваш муж — единственный наследник госпожи Гольц? — быстро спросил Бабкин.
— Не знаю, — удивилась Наташа. — Никогда, честно говоря, не задумывалась. Наверное, да. Ведь дочь Евгении Генриховны, кажется, умерла. Но она сама еще в таком возрасте, понимаете…
Бабкин понимал. Вспомнив Евгению Генриховну и мысленно сравнив ее с Эдиком, он подумал, что неизвестно еще, кто кого переживет. Хотя господин Бобров со своей супругой могут просчитывать варианты…
Он еще раз обдумал услышанное от Наташи и Эдика. Поразительно, но серьезных врагов — таких, которые пошли бы на похищение мальчика, — не было ни у того, ни у другого. Господин Гольц работает в банке и с бизнесом матери никак не связан. Наталья Гольц, бывшая Зинчук, переехала в Санкт-Петербург из Рязани и не имеет никаких серьезных знакомств. Оставался только один вариант.
— Наталья Ивановна, где сейчас живет ваш бывший муж? — спросил Бабкин.
Мужчина сидел на крыльце своего дома и поглядывал на мальчишку, возившегося в грязном дворе. Апрельское солнце пригревало, но ветер дул холодный, пронизывающий. Здесь их защищала стена дома. Из трубы поднимался дым, который быстро разносил ветер. В воздухе отчетливо пахло дымом и еще — весной. «Весна — это хорошо, — подумал мужчина. — После весны лето». Он не мог объяснить, почему это хорошо, — давным-давно уже в его голове остались только шаблоны, по которым он строил свою жизнь. Утром нужно почистить зубы. Завтрак зимой должен быть горячим. Почему горячим? Он не знал и не задумывался. Достаточно того, что так правильно.
Сейчас он смотрел за мальчишкой на краю лужицы. Грязной ручонкой тот провел по лбу, и на светлых, почти белых волосиках осталась грязь. Мужчина смотрел на нее, и в памяти его всплыло, как лежал в грязи его друг, но на его светлых волосах была не грязь. Кровь. Воспоминание было неправильным. Мужчина тряхнул головой и отогнал его.
— Я хочу к маме! — пожаловался мальчик, повернувшись к нему.
— Мама приедет попозже. Ты пока у меня поживешь, — невыразительно ответил мужчина, подумав: «Хорошо, что меня научили, что говорить. Сам бы я не догадался».
— Я хочу, чтобы мама сейчас приехала! — заплакал мальчик.
— Перестань плакать. Я не хочу, чтобы ты плакал, — так же невыразительно ответил человек, и Тим замолчал.
Он ничего не понимал. Не понимал, почему его так быстро унесли с прогулки в детском саду. Не понимал, почему они живут в такой же избе, как у дедушки с бабушкой, и почему мама никак не заберет его. Но одно он понимал хорошо — нельзя злить этого человека.
Тим всхлипнул и отвернулся к луже, в которую он запускал щепки-кораблики.
Убедившись, что мальчик играет, мужчина встал, зашел в дом и вернулся уже с винтовкой. Ему сказали, что с мальчиком все должно быть в порядке. Сказал человек, который был для него богом. Значит, с ним и должно быть все в порядке. Может быть, ребенка хотят украсть?
Мужчина подозрительно огляделся по сторонам, но все было спокойно. Поле за его домом просматривалось хорошо, а дорога, петлявшая вдоль поля, была пустой. Крепко сжимая винтовку, мужчина встал, обошел вокруг дома и вернулся на крыльцо. «За добро нужно платить добром, — вспомнил он очередную истину. — Я делаю доброе дело. Значит, я все делаю правильно».
Ознакомительная версия.
