Артур Крупенин - Ave Caesar! (Дело о римской монете)

Ознакомительная версия.

– Кстати, о твоем даре. Есть у меня в этой связи к тебе одно дельце, но об этом потом, на трезвую голову… – проронил симпосиарх напоследок, еще больше заинтриговав Глеба.

Собираясь покинуть кабинет на выходные, Лучко по традиции подводил итоги истекшей недели. Итак, Семеныч нашел след от неизвестной инъекции. Звонок матери Меригина результатов не дал, она про укол ничего не знала. Поэтому капитан решил, что нужно послать кого-то еще раз поговорить с тренером и товарищами Меригина по команде. Может, они в курсе? Однако отправленный в спортклуб сотрудник доложил, что команда в полном составе, включая тренера, улетела на сборы куда-то в Краснодарский край.

«Богато живут молодые спортсмены!» – позавидовал капитан. Придется отложить встречу с тренером до его возвращения в Москву, тем более что разговор был, понятное дело, не телефонным.

Лучко тяжелым взглядом посмотрел на пухлую папку с делом душителя, немым укором возвышающуюся на столе. Какой-то заколдованный висяк!

Капитан сделал над собой усилие и вновь раскрыл дело, чтобы подшить свежие материалы. Как обычно, последним пришел результат спектрального анализа. Ну-ка, посмотрим. Капитан придвинул папку поближе к лампе и углубился в заключение. Из приложенной таблицы и короткого сопроводительного комментария вытекало, что на коже Меригина, как и на коже Грачева, снова обнаружены частицы золота.

Вечеринка в сицилийской таверне достигла апогея. Ди Дженнаро произнес забавный, хотя и немного дерзкий тост, по обыкновению ловко балансируя на грани приличия. Он вспомнил о вавилонском обычае, описанном в «Истории» Геродота. Там сказано, что каждая вавилонянка однажды в жизни должна была прийти в святилище богини любви Милитты и отдаться чужестранцу. Женщина не имела права покинуть храм, пока не исполнит обет, и чем привлекательнее она была, тем скорее возвращалась домой. В итоге дон Пьетро предложил выпить за то, что если бы сей варварский обычай был по какой-то невероятной причине возрожден в наши дни, то, по его ученому мнению, ни одной из присутствующих дам не пришлось бы долго околачиваться на паперти вавилонского храма.

Судя по бурной ответной реакции, тост женщинам явно польстил. А Глеб тут же припомнил опущенный итальянцем пассаж: Геродот писал, что отдельные вавилонские дурнушки проводили в святилище по нескольку лет, прежде чем на них решался покуситься какой-нибудь не особо разборчивый путник.

Глеб еще раз обвел «симпосиасток» критическим взглядом и пришел к неутешительному выводу: писаные красавицы в науку по-прежнему не идут. Упомянутый Ди Дженнаро священный обет по-быстрому могла бы исполнить только общительная норвежка. Стольцев, всегда умевший каким-то шестым чувством оценить женский потенциал, прикинул, что этой целеустремленной фемине на все про все вряд ли понадобилось бы более получаса, включая молитву, церемонию жертвоприношения и, собственно, соблазнение одного-двух чужестранцев. А вот остальных присутствующих на симпосии дам суровые вавилонские законы обрекли бы на долгие муки. Поэтичная фразочка «стать вечной пленницей храма Любви» выглядит заманчивой только на словах.

Некоторое время Лучко рассеянно рассматривал медицинский отчет, переваривая сведения, полученные от экспертов. Значит, снова золотой след? На этот раз на шее и подбородке. То есть ровно в том месте, где обнаружены кровоподтеки. Значит, убийца опять использовал то же самое оружие, с помощью которого оглушил Грачева? Но почему на этот раз удар пришелся не в голову, а в шею? Тут надо подумать. Например, Меригин мог попросту увернуться. Реакция у спортсмена наверняка была что надо. Ну а след на подбородке только подтверждает предположение о кастете, так что поиски холодного оружия прекращать не стоит. Лучко захлопнул папку и запер ее в сейф.

Неугомонная норвежка с азартом переключилась на Ди Дженнаро. Судя по ответным репликам, утопавшим в сицилийских напевах, дон Пьетро с удовольствием согласился прослушать ее любимую балладу Every Breath You Take и осмотреть дизайнерские интерьеры гостиничного сингла с «волшебным видом на Тибр».

Попрощавшись, Глеб отправился в свой номер и, просто умирая от любопытства, засыпая, силился понять, что же имел в виду Ди Дженнаро, когда говорил о деле, имевшем какое-то отношение к его дару. Да, дон Пьетро определенно имел на него какие-то виды.

Утром с больной головой Глеб отправился по магазинам. Известное дело: легкий шопинг – лучшее средство от тяжелого похмелья.

В одном переулке он набрел на художественную лавку, где обнаружил потрясающие пейзажи: лазурные волны, скалы с терракотовым отливом, исчезающие в дымке холмы, покрытые изумрудными кипарисами. Продавщица рассказала, что полотна сдала на комиссию молодая россиянка, приехавшая в Италию оттачивать мастерство на здешней богатой натуре. Глебу показалось, что, судя по картинам, оттачивать мастерство дальше было просто некуда. Он вообще давно смекнул, что если на оживленной улице Рима, Парижа или Вены вы среди откровенной туристской клюквы и мазни вдруг увидели по-настоящему талантливые работы и толпу глазеющих на них зевак, скорее всего, автором окажется выходец из СНГ. Чему-чему, а рисовать у нас, как теперь становится понятно, учили превосходно.

Поначалу хозяйка магазинчика заломила непосильную цену. Изрядно поторговавшись, Глеб купил небольшое полотно, на котором хрупкая угловатая девочка в раздуваемом ветром платьице сидела на берегу и, положив подбородок на колени, печально смотрела на море.

Вернувшись в отель и оставив покупки в номере, Глеб поспешил к Ди Дженнаро. Итальянец тут же заказал еду и непременную бутылку вина. Затем он с важным видом достал из портфеля небольшую коробочку и бережно извлек оттуда изящную античную фибулу – заколку, которая, судя по всему, некогда скрепляла одежды какой-то весьма состоятельной персоны. Золотое украшение было выполнено в виде змеиной головы с раздвоенным языком.

– Что ты можешь сказать об этой вещице?

Глеб повертел заколку в руках.

– Какая прелесть! Отменная работа. Скорее всего, римская.

– Я не о том.

Итальянец испытующе посмотрел на Глеба. Ах вот оно что. Ди Дженнаро не терпится протестировать его способности. Ну что ж, попробуем не разочаровать коллегу. Глеб улыбнулся и сосредоточенно закрыл глаза.

Первая картина оказалась самой ужасной из всех, что ему доводилось видеть. Глебу почудилось, что его тело сжигают. Причем не на костре, а в печке! Будто его по самую макушку забросали тлеющими углями. Он закричал что есть силы. Крик прозвучал женским визгом. Боль и страх были так сильны, что перелистнуть эту кошмарную картину стоило немалых усилий.

Следующее видение было уже совсем другого рода. Глеб страстно занимался любовью. С мужчиной. Его любовником был темнокожий атлет, чье могучее тело пестрело многочисленными шрамами. Их было столько, что Глеб невольно задался вопросом, как ухитрился выжить человек после стольких ранений. Особенно впечатляло лицо. Казалось, этого силача всю жизнь регулярно били по голове острыми, тупыми и любыми другими подвернувшимися под руку предметами, не говоря уже обо всех мыслимых видах оружия.

Когда до кульминации страстной сцены оставались считаные секунды, сильный толчок и последовавший за ним отзвук взрыва колоссальной силы отвлекли любовников, заставив их нехотя разжать объятия…

– Fantastico![7] – воскликнул Ди Дженнаро, потрясенный описанием последних мгновений жизни хозяйки прекрасной заколки. Театрально воздев руки к небу, он взволнованно затараторил: – Madonna Santa![8] Дружище, скажи, ты представляешь себе план раскопок в Помпеях?

– В общих чертах.

– А место расположения казармы гладиаторов хотя бы помнишь?

– Смутно.

– Так вот, там, совсем рядом, в свое время были найдены обуглившиеся останки и богатые украшения некой важной матроны. В том числе и эта самая фибула. Представляешь, я столько раз размышлял над этой загадкой: «Ну что могло привести женщину из высшего общества в столь неблагополучный и опасный квартал?» Кажется, теперь я знаю ответ. И это совершенно невероятно! Assolutamente fantastico!

Взволнованный дон Пьетро смочил горло глотком вина, но тут же отставил бокал, поскольку для по-настоящему «красноречивой» жестикуляции ему было категорически мало одной-единственной конечности. Классическим для итальянцев жестом он сложил пальцы обеих рук щепотками и, потрясая получившимися культяпками у самого лица Глеба, продолжал изливать свои чувства:

– Amico, ты хоть понимаешь, что твой новый дар делает тебя единственным историком в мире, кто способен не только прочитать о событиях древности в пыльных манускриптах, но и практически стать их свидетелем! Увидеть историю и ее творцов своими глазами! Я уж не говорю об атрибуции древних памятников. Здесь тебе вообще не будет равных. Ты же теперь можешь чуть ли не заглянуть в глаза самому Фидию или Поликлету, пока остальные вынуждены полагаться исключительно на интуицию, сравнительный анализ и лукавые изотопы.

Ознакомительная версия.