Грязновы — и старший, и младший — синхронно кивнули. Тут Щербак не удержался и фыркнул:
— Ну вы даете!
— Ты чего, Коля? — спросил Вячеслав Иванович.
— Да я ведь ее тоже фотографировал, — сказал Щербак. — Или считаете, что я только на роль дипкурьера гожусь? И ведь вы уже видели ее фотографию, Вячеслав Иванович, ай-ай-ай! Это же та самая фифа, что выходила со следаком Васильевым из Мосгорпрокуратуры, когда я ездил «дню Беднякова» ему отдавать, ну вспомните же наконец?!
Грязнов-старший демократично хлопнул себя по лбу: мол, признаю, проштрафился.
— Хорошо, но что это нам дает? — возразил Денис. — Ты разве не знаешь, Коля, кто она такая?
Щербак пожал плечами, как бы показывая, что ему нужно только приказать, и все будет сделано.
— Ну не томите, Николай, — попросил Турецкий.
— Пожалуйста, Наталья Никифоровна Бочарова. В девичестве Горелова.
— Оба-на! — в голос сказали оба Грязновых.
— Что оба-на, что оба-на?! — нахмурился Турецкий. — Мало ли в стране Гореловых? Совсем не факт, что она родственница нашего вице-премьера. Николай, вы что-то узнали еще?
— Я — нет, вот наш специалист, и вообще, это все его работа. — Щербак кивнул на компьютерщика, про которого все забыли.
Макс сдержанно кашлянул. И это означало, что результаты имеются.
— Она родственница, это факт, — подтвердил Макс. — Вице-премьера зовут, если не ошибаюсь, Николай Никифорович? Такое отчество и совпадение? Вы шутите? Очень маловероятно. И имеется еще кое-что кроме фамильного портретного и географического сходства (оба, между прочим, родились под Киевом, в городке Белая Церковь).
— Еще один член семьи? — небрежно спросил вдруг Денис. — Небось банкир какой-нибудь?
— Ну да! Ее муж — президент Инвесткалугабанка Вадим Валерьянович Бочаров… Но как ты об этом догадался, Денис?
— Случайность, — буркнул Грязнов-младший, не вдаваясь в объяснения и махнув рукой: потом, мол. Он поднялся на ноги. — Дядя Слава, у меня тоже дела кое-какие образовались. Я позже тебе позвоню. — И он унесся. Через зарешеченное окно было видно только, как Денис запрыгивает в свой джип.
— Что это значит? — озадаченно спросил Турецкий.
— Я понимаю не больше тебя, — сознался Гряз-нов-старший. — Мы же решили использовать ребят вслепую? — На этом месте Щербак с Максом переглянулись. — Вот теперь и расхлебываем их самодеятельность.
— Но все же при чем здесь следователь Васильев? — не без грусти спросил Турецкий, пытаясь защитить честь мундира.
— Очень жаль, но факт, что ни при чем, — подтвердил вездесущий Щербак, довольно улыбаясь. — Просто он любовник этой дамочки. Мне пришлось по собственному почину проследить за сладкой парочкой. При необходимости могу еще сделать фотографии, — с готовностью предложил он свои услуги.
— Подозреваю, ты их уже сделал, папарацци доморощенный, — буркнул Грязнов, — и при необходимости сможешь предъявить, так, что ли?
— Да ладно вам, — обиделся Николай. — Стараемся же не за презренный металл, в конце концов. Для нас дело — прежде всего.
— Так что же получается, — снова подал голос Макс. — Через калужский банк были «отмыты», если тут уместно так выразиться, пенсионные деньги, добытые в результате реформы Клеонского? Я правильно понял, Александр Борисович? Вице-премьер Горелов тырит бабки, которые заработал министр труда Клеонский, и за то его, министра, вынуждают уйти в отставку? Но зачем такой риск?
— Господи, — застонал Турецкий. — Слава, ну как можно работать, если в этих стенах секреты Генпрокуратуры щелкают: как орешки?!
Грязнов-старший терпеливо объяснил Максу:
— Он тырит, как ты говоришь, не все бабки: только то, что оказалось сверх официальных двадцати девяти миллионов, которые Клеонский отправил в казну. Клеонский и сам точно не знает, сколько тырит Горелов. А точнее, даже не он лично, а…
— Вероятно, еще столько же, не меньше, — усмехнулся Макс. — Я считать умею. Но почему он так рискует, он же вице-премьер…
Турецкий махнул рукой и решил высказать свою гипотезу:
— Горелов действительно не знает, сколько там было. Он бы не рискнул, если б понял, о каких суммах идет речь, — слишком заметно. Ему, как и Очубееву, просто отстегнули процент. Есть серый кардинал, который руководит всем. Причем он настолько на виду, что никому и в голову не приходит его заподозрить.
— Кто же это? — в голос поинтересовались работники «Глории».
— Чепцов, — вздохнул Турецкий, — бывший генерал ФСБ.
— Прямо Злодей Хлодеич, — вздохнул Грязнов-старший. — Хорошо, когда есть на кого все списывать, да, Саня? Может, он и Толю Беднякова в подъезде убил?
— Это уже ваши дела, — сказал Турецкий, — и разруливайте их сами. А я сейчас должен получить моральную компенсацию. — Он вытащил мобильный телефон и набрал номер: — Аркадий Олегович? Он в зале, в первом ряду. Ваш выход.
Ток-шоу закончилось скандалом. Под самый конец, после того как несколько известных людей — народная артистка, писатель, депутат Госдумы и политический аналитик Очубеев — обменялись короткими репликами относительно пенсионной реформы и эксперимента, затеянного бывшим министром труда и социального развития, причем Очубеев с пафосом произнес:
— Все тайное, господа, рано или поздно становится явным. Помните об этом, когда идете в политику или занимаетесь сомнительным бизнесом! — И получил заслуженную порцию аплодисментов.
Тут ведущая выдержала эффектную паузу, и в зал на инвалидном кресле вкатился… Аркадий Олегович Клеонский. Разумеется, это была домашняя заготовка, но о ней мало кто знал. По крайней мере, для Очубеева она стала сюрпризом. Поднялся невообразимый шум. Клеонский энергично подъехал к побледневшему политическому обозревателю, благо тот сидел в первом ряду и особых затруднений это не вызвало.
— А вот и встретились давние оппоненты, — с удовольствием сказала телеведущая.
Очубеев повел себя неблагоразумно: он подскочил и рефлекторно попытался отпихнуть агрессивно накатывающегося на него Клеонского. Причем делал это кейсом. Кейс у него Клеонский вырвал, молниеносно раскрыл и надел обалдевшему Очубееву на голову. Посыпались сотенные пачки долларов.
— Это подстроено! — отбиваясь от баксов и Клеонского, визжал Очубеев.
Но публика уже визжала от восторга.
Бедняков. 22 мая
На работу Бедняков не торопился. Делать там было особенно нечего, выслушивать нравоучения Звягинцева не хотелось. В общем, он позволил себе поспать на полчаса дольше, потом сделал полномасштабную зарядку, всласть потягал шестнадцатикилограммовые гантели, поплескался в душе и только полдесятого сел завтракать.
И тут же зазвонил телефон. Гордеев деловито спросил его:
— Ты можешь срочно подъехать к метро «Сокольники»?
— Нет, конечно, у меня дел невпроворот!
Адвокат возмутился:
— Бедняков, если ты в начале десятого сидишь дома и все еще жуешь, то, значит, никуда не торопишься!
Но Бедняков решил держать марку до конца:
— Я работаю над развернутым планом розыскных мероприятий по очень запутанному делу и, если у тебя все, хотел бы спокойно продолжить.
Бедняков ждал, что Гордеев бросит трубку, вернее, отключится, поскольку звонил он наверняка по мобильному, но коротких гудков не последовало. Из трубки доносилось возмущенное сопение адвоката. Пауза затягивалась.
— Что я должен тебе сказать, чтобы ты согласился?!
— Правду.
— Если приедешь, скажу.
Бедняков вздохнул и согласился. В конце концов, он Юрке тоже кровушки попортил, так что можно сказать: счет один-один.
Гордеевского «форда» в окрестностях станции метро «Сокольники» не обнаружилось. Бедняков покатался туда-сюда минут десять, прежде чем Гордеев появился со стороны Оленьего Вала, опоздав на десять минут. И пересел в машину к Беднякову.
— Спасибо, что приехал.
— Не за что. Рассказывай.
— Рассказывать, собственно, нечего.
Ну вот, он так и знал! Бедняков распахнул дверцу с его стороны и сделал приглашающий жест на выход:
— Тогда до свидания.
Гордеев закрыл дверцу:
— Но ты же понимаешь, что я связан правилами адвокатской этики и должен сохранять тайну клиента.
— Плевать мне на твою этику. Ты собираешься использовать меня вслепую, так вот — не выйдет. — Бедняков снова открыл дверцу, и Гордеев снова ее закрыл.
— Я расскажу тебе, но не все, а только то, что имею право рассказать в данный момент.
— Что за комедия, Юра?! Как я, по-твоему, смогу отличить всю правду от той, которую ты считаешь нужным мне сообщить? По продолжительности рассказа? Чем длиннее, тем правдивей?
Гордеев, очень четко уловивший критический момент, тут же перешел на сугубо деловой тон:
— В действительности Аня пришла к Резнику не по собственной инициативе. Ее принудил к этому некто Владимир Андреевич, фамилии которого она не знает и с которым я должен встретиться в десять двадцать у входа в парк.
