Ознакомительная версия.
– Слушаюсь.
– И еще скажи мне, только честно, эта история с выстрелом в ухо – действительно случайность? Так сказать, издержка операции?
– Конечно, а что, разве есть сомнения?
– Только не у меня. Я, знаешь ли, вообще не возражаю, чтобы этих головорезов изредка царапали. Чтобы они чувствовали, что это больно. Тем более в ухо. Как этого, Гогена…
– Ван Гога.
– Что? А, ну да. Может, у него теперь проснется художественный взгляд на жизнь, – неожиданно предположил замминистра.
Удивленный Грязнов не нашелся что ответить. Но потом все-таки спросил:
– А могу я узнать, чем вызвана такая перемена настроения?
– Только я тебе этого не говорил. Хочешь верь, хочешь нет, но, кажется, министр решил пару шахматных задач и еще кого-то обыграл.
В этот день он честно собирался отправиться с дочкой в зоопарк, на Красную Пресню, потом там же – в Киноцентр, потом… Но что загадывать, если день еще толком и не начался, а уже в восемь утра он был на Большой Дмитровке, в кабинете заместителя генерального прокурора. А дочка в свете этих печальных событий так и вовсе осталась дома.
– Бездельничаешь? – Меркулов оторвал взгляд от бумаг и насмешливо воззрился на Турецкого.
Вызов на ковер был срочным, но не неожиданным. Турецкий хорошо понимал, что рано или поздно придется доложить начальству об алиби Рыбака, но сознательно тянул резину – в надежде представить новую кандидатуру подозреваемого. И все-таки не успел. Теперь придется разводить руками, и Косте, хоть он и свой мужик и все прекрасно понимает, это наверняка не понравится.
– Тружусь в поте лица, – осторожно ответил «важняк».
Меркулов захлопнул папку, которую только что просматривал:
– Вот держи. Здесь тебе еще один труп.
Турецкий взял папку и, не раскрывая, положил на стол. Судя по дате на корешке, дело открыто два дня назад. Хоть и небольшой срок, однако сто процентов уже напортачили, наследили, все нити оборвали, все улики перетасовали, всех свидетелей измочалили без толку, а преступников распугали. Умеет Костя свинью подсунуть – хуже нет браться за уже кем-то начатое дело. Интересно, что это за труп такой бесценный? Не из Мавзолея же, в конце концов. Как пить дать опять какого-нибудь иностранца замочили или, того хуже, особу, приближенную к высшим эшелонам власти, а то и непосредственно в этих эшелонах по жизни передвигавшуюся. Опротивел этот «политес» – того не допрашивай, того не вызывай, езжай к ним на поклон лично, а пошлют к едрене фене – пеняй сам на себя, имеют право. И дело, может, плевое, а обязательно следователь по особо важным делам должен заниматься, никак не ниже, разве можно какой-нибудь всероссийского значения труп доверить простому следователю?!
– А чей труп, Костя?
– Да ты открой дело-то, – усмехается Меркулов. – Как раз в струю труп. Ты Рыбаком и его средой обитания плотно занимался?
– Ну, в общем, приближенно к этому состоянию… – осторожно ответил Турецкий. – Где-то в этой мутной среде новая кандидатура и прячется.
– Телевизор смотришь, футболом интересуешься?
– Не тяни, Костя.
– Ты же сам дело смотреть не хочешь, косишься на папку, как будто откроешь, а оттуда на тебя каракурт выпрыгнет. Никакого каракурта там нет. Зато Катанян там есть. Слышал такую фамилию?
– Вот же черт. Главный тренер сборной России?
– Точно. И в папке дело про его тело.
– Убит?! – Турецкий до неприличия разинул рот. – Умер своей смертью?
– Уммер-шмуммер, лишь бы был здоров…
Подробнее ответить Костя не успел, отвлек один из многочисленных телефонов. На этот раз розовый из отдельно стоящей группы – прямая связь с Домом правительства, мэрией, администрацией Президента и прочими глубоко эшелонированными организациями.
Турецкий вопросительно посмотрел: за дверью подождать? Но Костя махнул рукой: оставайся. И, выслушав бульканье из трубки, заговорил сам:
– Уже в курсе и занимается… Конечно… Разберемся в кратчайшие сроки… Самый лучший… Непременно доложим… Хорошо, ждем.
Костя положил трубку:
– Самый лучший – это ты, догадался?
– Комплексами неполноценности никогда не страдал, – безрадостно ответил Турецкий. – Только я еще со Штайном не закончил, а ты мне новое дело подсовываешь. Нехорошо, друг.
– Ты мне зубы не заговаривай. И не жалоби. В прошлый раз ты говорил, что дело можно закрывать, как только Рыбака арестуем, а сейчас вдруг обнаружил, что у тебя непочатый край работ. Прямо неубранное поле. Хоть студентов на трудовой семестр вызывай.
– Правильно, и тогда я говорил правду и сейчас не вру, просто за это время многое изменилось. Так вышло, что у Рыбака обнаружилось алиби…
Меркулов насторожился.
– Да-да. И я теперь занят поисками настоящего убийцы, который пытался подставить нам Рыбака.
– Ладно, сейчас приедет Яриловец и…
– Кто приедет? – Турецкий подумал, что просто ослышался.
– Я-ри-ло-вец.
– Тот самый, что ли? Гора пошла к Магомету?
– Тот самый. Вице-премьер России, который желает лично сказать тебе пару слов по делу Катаняна, поэтому Штайна на некоторое время, как бы это помягче… пролонгируем. Смерть Катаняна пока квалифицируется как несчастный случай, но кое-кто сомневается, и потому желательно, чтобы ты, не поднимая особого шума, все проверил. И если это действительно несчастный случай, вернешься к своему Штайну буквально через день-два, а пока пусть твой стажер попрактикуется.
– А если не несчастный случай?
Костина секретарша впустила в кабинет запыхавшегося вице-премьера. Лет сорока, светловолосый Яриловец имел большие оттопыренные уши, благодаря которым выглядел по-мальчишески несерьезно, даже несмотря на безупречный костюм и очень суровое лицо. Учитывая, что он никак не мог отдышаться, то и вовсе первые минуты походил на какого-то курьера. Ну в лучшем случае – на фельдъегеря.
Меркулов представил ему Турецкого, и Яриловец тут же взял «важняка» в оборот:
– Подробности гибели Катаняна вы уже знаете, знаете и вердикт милиции на этот счет. Причиной смерти назван несчастный случай, и дело фактически закрыто. У меня нет оснований подозревать их в предвзятости, но, возможно, у них не было той информации, которая доступна мне. Нет, я никого конкретно не подозреваю и не настаиваю на том, что это обязательно было убийство, но это могло быть убийство! – Яриловец важно поднял указательный палец и посмотрел на него.
Турецкий с Меркуловым тоже посмотрели. Палец как палец. Вполне нормальный перст.
– Могло быть, – вдумчиво повторил вице-премьер. – И потому я прошу вас еще раз скрупулезно все проанализировать.
– Я могу познакомиться с этой доступной вам информацией? – спросил Турецкий.
– Только в том случае, если в этом будет реальная необходимость.
В том, в этом, вот же ж блин.
– Интересно. А кто будет определять меру необходимости? – начал заводиться Турецкий. Так всегда, у них там подковерные игры: как бы кому ненароком на любимую мозоль не наступить, а следствие тычется, как слепой котенок, из угла в угол. Сейчас у них конфронтация, и они компромат друг на друга собирают, а потом помирятся – и всю работу тому же коту под хвост.
– Вам, – как бы читая мысли «важняка», поспешил успокоить Яриловец, – как только выяснится, что возможность убийства не исключена, я тут же представлю все имеющиеся у меня сведения.
Вице– премьер убежал, так и не успев отдышаться. Зачем он вообще появлялся, так и осталось для Турецкого загадкой. Может, палец свой показать? Эти начальники, ей-богу, думают, что все завертится быстрее и качественней после их высочайшего личного благословения. Ничего нового-то не сказал, только туману напустил, после такого предисловия в любом насморке почудятся происки мирового империализма.
С тяжелым чувством и гудящей непонятно от чего головой Турецкий читал документы, подсунутые Меркуловым.
"…В 6.45 в кабине лифта дома No 21 по Краснопресненской набережной обнаружен труп мужчины 50-55 лет с электрическим ожогом кисти правой руки без признаков насильственной смерти.
Осмотр лифта показал, что кнопочная панель была неисправна, часть кнопок разрушена. Кроме того, имеется выход на поверхность оголенных проводов, находящихся под напряжением.
Пол в кабине был залит водой, что, возможно, способствовало прохождению электрического заряда через тело…
Посмертное положение тела было изменено обнаружившим труп Засядько Е. Е., который, по его словам, пытался оказать первую помощь, подозревая, что пострадавший еще жив…
Пострадавший, по свидетельству жителей дома No 21 по Краснопресненской набережной, Катанян Борис Николаевич, проживавший в том же доме в кв. 47".
Пока все ясно как день: ни пули в затылке, ни тяжких телесных повреждений, ничего, что указывало бы на убийство. В лифтах нынче такое творится, что несколькими сломанными кнопками никого не удивишь. Хотя дом, наверное, достаточно приличный, не станет же главный тренер сборной жить в малогабаритной хрущобе. Могли бы жители и обратить внимание коммунальных служб на неисправности. Но может, и обращали, а может, местные вандалы только накануне учинили этот беспредел. Никаких сведений об истории порчи лифта в документах следствия не содержалось.
Ознакомительная версия.
