Внезапно его осенила новая мысль. Он вспомнил, что, оставив лодку на солончаках, Вильями, по его словам, сел на лондонский поезд в Стиплфорде. Ложь, разумеется, но… Несколько мгновений Хью колебался, не желая испытывать судьбу, но потом чувство долга в нем взяло верх над опасениями.
– Как я понял, ты давно не видел его, Билл? – спросил он.
– Отчего же, сэр, – видел, и недавно.
Хью ощутил резкий укол тревоги, но отступать было уже поздно.
– Не помнишь, когда видел его в последний раз? Билл Хопкинс задумчиво почесал затылок.
– По правде говоря, это было в тот день, когда ваш отец попал в заварушку с молодой леди, – наконец сказал он.
Хью начал подниматься, но быстро взял себя в руки.
– Вильями был в поезде в тот день? Ты уверен?
– Конечно, уверен, мистер Лэтимер, и сейчас объясню, почему. Я пробивал его билет в последнем купе по коридору.
Поезд остановился на следующей станции. Контролер встал, коротко кивнул на прощание и пошел дальше по вагонам.
Хью, нахмурившись, обдумывал услышанное. Складки на его лице медленно разглаживались: последняя часть головоломки встала на свое место. Его глаза сияли от волнения.
– Цинтия, – радостно сказал он. – Кажется, я все понял. Неудивительно, что Хелен Фэрли столько раз ездила в Эссекс. Неужели ты не понимаешь – она репетировала.
Сэр Эндрю Фэрби, королевский прокурор, повесил свою черную фетровую шляпу на крючок в купе первого класса. Усевшись рядом с окном, он раскрыл свой чемоданчик с видом человека, чье время расписано по минутам.
Для высокого поста, который он занимал, Фэрби был еще довольно молод. Ему недавно исполнилось пятьдесят лет, но благодаря густым темным волосам, здоровому цвету лица и быстрым, уверенным движениям выглядел он на несколько лет моложе. Обычно, несмотря на множество дел, он держал себя в хорошей физической форме, но этим вечером усталость давала о себе знать. Прошлая неделя в парламенте прошла бурно, и впереди предстояла еще одна утомительная неделя – никакой надежды на отдых.
Слегка насупясь, он начал перелистывать бумаги, время от времени останавливаясь, чтобы сделать пометку на полях.
Дело Лэтимера беспокоило его. Фэрби был не только тщеславным политиком и ревностным стражем закона – он был также совестливым и чувствительным человеком. Несмотря на вроде бы неоспоримые улики, он так и не смог заставить себя окончательно поверить в виновность Эдварда Лэтимера. По крайней мере он не мог понять, как человек в положении Лэтимера мог пойти на такое преступление. Это не укладывалось в рамки здравого рассудка.
В то же время было бы абсурдно, подумал Фэрби, если бы он, обвинитель, с самого начала воспитал в себе предубеждение в пользу подсудимого, ибо, что ни говори, это было предубеждением. Вещественные улики выглядели весьма внушительно. Оставалось несколько слабых мест, незначительных неувязок, которые он как представитель обвинения не мог проигнорировать. Его работа заключалась в том, чтобы изложить суду факты честно и полностью, а не стремиться к обвинительному заключению любой ценой. Однако, несмотря на детали, совокупность улик представлялась ему убедительной, и он не сомневался в решении жюри присяжных.
Фэрби с трудом представлял себе, какую линию может выбрать защита. Предугадать даже в самых общих чертах действия защиты обычно очень трудно, но на этот раз у него не было никаких догадок. Помешательство явно исключалось – это подтверждало медицинское обследование. Адвокат, несомненно, произнесет сакраментальные слова об опасностях, которые таят в себе косвенные улики, но это ему не поможет – по крайней мере если у защиты нет иного пазумного объяснения установленным фактам. Ключом к делу было нападение на девушку в поезде, предопределившее мотив убийства; этот эпизод подтверждался свидетельскими показаниями. Возможно, Лэтимер будет настаивать на своей фантастической выдумке, будто девушка сама напала на него, но показания Сэйбертона опровергнут эту чепуху. И в то же время… Фэрби все еще сожалел, что не может рассматривать Лэтимера как человека, не владеющего своими эмоциями.
Он выглянул в окно и сверил свои часы со станционными. Кондуктор дал свисток, и в этот момент по платформе пробежала девушка. Через несколько секунд она, задыхаясь, открыла дверь купе. В руке у нее был чемодан. Поезд уже тронулся; Фэрби быстро поднялся, чтобы помочь ей.
– Огромное спасибо, – сказала она с благодарной улыбкой, наблюдая, как он ставит чемодан на багажную полку. – Это очень мило с вашей стороны!
Фэрби улыбнулся в ответ. Хорошенькая девушка, мельком подумал он, белая юбка с жакетом ей очень к лицу. Возвратившись на свое место, он снова склонился над чемоданчиком с бумагами. Девушка развернула вечернюю газету.
Около часа Фэрби напряженно работал, а затем отложил бумаги, устроился поудобнее и начал созерцать мирный ландшафт, неторопливо проплывавший мимо. Стоял теплый ясный вечер. В такие летние деньки понимаешь, что стоило бы обзавестись домиком в сельской местности, даже если редко можешь позволить себе провести там уикэнд. Почему же поезд едет так медленно? Фэрби взглянул на часы: поезд опаздывал уже на десять минут.
– Возмутительно! – сказал он.
Девушка подняла голову, улыбнулась и кивнула. Первое впечатление не обмануло Фэрби: она действительно была очень хорошенькой.
Окинув ее взглядом, он снова посмотрел в окно, а затем закрыл глаза и незаметно задремал. Должно быть, он проспал минут десять, ибо, открыв глаза, обнаружил, что поезд только что миновал узловую станцию. Осталось еще четыре остановки, подумал он. Жена встретит его на машине, а потом они выпьют по бокалу шерри на лужайке и плотно поужинают. Фэрби заранее предвкушал приятный вечер.
Когда поезд миновал узловую станцию, девушка подхватила свою сумочку и выскользнула из купе, оставив после себя легкий аромат дорогих духов. Фэрби продолжал смотреть в окно. Они приближались к одноколейке, и поезд замедлил ход, почти остановившись. Фэрби увидел, как стрелочник выходит на крыльцо своей зеленой будки и наблюдает за проезжающими вагонами. Это, должно быть, Джо Сэйбертон, главный свидетель обвинения. Сейчас его рот был приоткрыт, на лице застыло глуповатое выражение, но на суде, разумеется, все будет в порядке. Он уже сделал четкое, исчерпывающее заявление.
Дверь купе скользнула вбок, на пороге снова появилась девушка. Положив свою сумочку, она нерешительно взглянула на багажную полку, а затем на Фэрби.
– Извините, что снова беспокою вас, – пробормотала она. – Не будете ли вы любезны снять мой чемодан?
– С удовольствием, – Фэрби быстро поднялся на ноги, снял чемодан и поставил его на сиденье. – Вот, пожалуйста.
Не так уж часто случается заработать столь обворожительную улыбку, подумал он.
– Огромное спасибо, – снова сказала девушка. Несколько мгновений они стояли, тесно прижавшись друг к другу в узком промежутке между сиденьями. Девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза. Затем без всякого предупреждения она обхватила его руками за шею, приподнялась на носки и крепко поцеловала в губы. Совершенно ошарашенный таким неожиданным проявлением благодарности, Фэрби мотнул головой и положил руки ей на плечи, пытаясь освободиться из крепких объятий.
Потом девушка закричала – закричала во весь голос.
– Пусти меня, животное! Пусти! О, как мне больно! Помогите!
Ее крик эхом отозвался в коридоре. На мгновение Фэрби застыл от изумления, а затем оттолкнул ее изо всех сил, но девушка вцепилась в него мертвой хваткой, уткнувшись головой ему в грудь и продолжая вопить. Сцепившись, они упали на сиденье. В этот момент дверь купе с треском отворилась, и мускулистая рука схватила Фэрби за воротник.
– Отпустите ее, сэр, – послышался возмущенный голос. – Немедленно отпустите ее!
Сплетенные тела разъединились. Девушка забилась в угол, всхлипывая и судорожно застегивая воротник блузки. Ее спаситель, седой священник мощного телосложения, сурово взглянул на Фэрби. Губы и щеки прокурора были вымазаны губной помадой.
– Вы за это ответите, сэр! Что за отвратительная выходка!
– Он напал на меня, – простонала девушка, прижав руки к груди.
– Это дикая ложь! – выкрикнул Фэрби, сверкнув глазами. Его обычное самообладание улетучилось без остатка. – Она сама напала на меня! Бог ты мой, какая наглость! – он повернулся к девушке. – Ты, маленькая…
Внезапно он замолчал, пораженный неожиданной мыслью. Снова нападение! В том же самом поезде!
– Кто вы такая, сударыня, и зачем вы это сделали? – спросил он, с подозрением глядя на девушку.
– Объяснения должны давать вы, сэр, – отрезал священник. – Это возмутительнейший…
Пассажиры, привлеченные перебранкой, уже толпились в коридоре. Они хотели узнать, что произошло, и священник голосом, дрожавшим от праведного гнева, рассказал обо всем. Послышались сочувственные возгласы; какая-то женщина заявила, что людей, способных на такое зверство, следует линчевать.
