– Ну и зачем мы здесь?
Сказать по правде, на нимфу, которая легко порхает над лужком, прыгая с травинки на травинку, моя работодательница походила мало. Ее сильные, но, как ни странно, стройные ноги, скорее должны были попирать поверженного противника. Во всяком случае, обувь Йованки была вполне пригодна для этого.
– Видишь гору, поросшую лесом? За ней Ежинова Гурка. Капрал Блажейский должен сейчас находиться там.
– Далековато, – покачала головой моя сильфида в армейских башмаках. – Дорога туда есть?
– Есть, но нас с тобой не пропустят. Тут напрямик километра три-четыре. Правда, когда я был здесь в последний раз, к разминированию еще и не приступали. У тебя хорошее зрение?
– Не жалуюсь.
– Вон там, за речкой…
– Такое белое в кустах? Да это же кости…
– Так точно. Только не кости в кустах, а кусты, которые на костях успели вырасти. Тут сербы перед атакой пустили коров на минное поле… Еще тогда, во время войны.
– Хочешь пойти тем же путем-? А твой Блажейский стоит такого риска? – Вопрос был, что называется, на засыпку.
– Ну, риск не такой уж большой, к тому же я минер.
– Надеюсь, хороший? А то ведь намучаешься тащить меня, если я опять наступлю на мину.
– А вот это отпадает. Я уже не в том возрасте, чтобы носить женщин на руках. Ты остаешься, кохана.
– Я иду с тобой, – спокойно возразила она.
О, я уже слишком хорошо знал, чем чревато ее спокойствие!
– Исключено, – не очень уверенно заявил я.
– Знаешь, есть две возможности. – Тон Йованки не предвещал ничего хорошего. – Либо ты не подрываешься, а значит, и я, идущая по твоим следам, остаюсь целой и невредимой. Либо ты все-таки взлетаешь на воздух, и тогда мое присутствие просто необходимо: кто еще придет тебе на помощь, перевяжет и вытащит на своих плечах с минного поля?
– Ну ясно. А дезинфицировать мои боевые раны ты будешь своими горючими слезами…
– Не волнуйся, если у тебя оторвет что-нибудь жизненно важное, плакать я не буду. Пусть плачет долговязая цапля.
Я возвысил голос:
– Ты останешься здесь!
– Слушай, ты, начальник сраный! – взорвалась черноволосая ведьма. – Ну пошевели ты своей единственной мозговой извилиной. Ты думаешь, я ищу смерти? Да у меня есть Оля, и если она станет сиротой…
– Я военный сапер, – твердым как сталь голосом отрезал я. – Я не подорвусь, не дождешься! А ты подождешь меня здесь.
– И опять же глупо! И что, по-твоему, я сделаю, когда услышу, как бухнет? Воскликну «Ой!», полюбуюсь полетом твоей оторванной правой ноги, а потом сяду в машину и уеду, так ты себе это представляешь?… – Лицо у Йованки покраснело, она уже почти кричала. – Да я же побегу спасать тебя, кретина, причем самой короткой дорогой! И кто мне предлагает такой вариант? Тот, кто по долгу службы должен беречь меня как зеницу ока! В жопе я видала такую вашу заботу обо мне, пан детектив!
На всякий случай я отступил на шаг. Нет, она и впрямь была сумасшедшая. Чокнутая. Закатить истерику только потому, что ее не берут на минное поле, могла только она, Йованка Бигосяк. Другой такой на свете попросту не было.
Я смягчил тон:
– Мне нужно поговорить с Блажейским.
– А разве я против? Я тебе суточных не плачу, поступай как знаешь. Но почему ты молчишь, почему ты не делишься со мной своими планами?
Сбавила в тоне и она.
– Ну, планы – это слишком громко сказано. Кое-какие соображения.
Я подошел к машине. Аптечка лежала в багажнике рядом с наполовину опорожненной бутылкой «люксусовой».
– Я должна идти по твоим следам?
– Не по следам, а след в след. Слышала? И в четырех шагах за мной. Там везде трава, смотри в оба… Слушай, ты хоть знаешь, что ты ненормальная?
Йованка загадочно улыбнулась.
Я подобрал лежавший в траве ивовый прут.
– Это щуп, – пояснил я. – Мин может и не быть, но куда пойдем с тобой завтра, их полно… Без миноискателя на Печинаце делать нечего. Блажейский служил в моем взводе, он сапер. На блокпосту в Ежиновой Гурке миноискатель должен быть, это большой блокпост, к тому же он на самой границе с мусульманами, там везде минные поля.
– Мы идем через минное поле, чтобы позаимствовать снаряжение, с помощью которого ходят по минным полям?
– Согласен, попахивает идиотизмом, – вздохнул я. – Армейским идиотизмом. Я сам малость отвык от него. Но именно так мы и поступим, и знаешь почему?… Потому, что так надо.
– Не я, вы все чокнутые, – подумав, сказала Йованка, на чем, собственно, и закончилась наша непродолжительная дискуссия.
Я шел медленно, прощупывая прутом подозрительные кочки и не оглядываясь, вполголоса читая неотступно следовавшей за мной Йованке, а если честно признаться, и самому себе, лекцию по минному делу:
– Безопасней всего открытые места и пригорки. Как правило, мины ставят там, где можно скрыться от вражеского обстрела. Бойся воронок и окопчиков, никогда не лезь в кусты: в них легче всего скрыть растяжку… Одна осколочная мина может положить взвод. Стоит одному олуху задуматься о бабе и задеть ногой маленький, совершенно безобидный с виду проводок или рыболовную лесочку… и все! И нет ребят, нет больше классного сапера капитана Войска польского Малкоша, холера ясна!..
Я остановился у кучи коровьих костей, лежавших в глубокой воронке. Оглянувшись, я увидел, как Йованка замерла, наступив на мой след в точном соответствии с полученной инструкцией. Выглядела она довольно забавно, но было в общем-то не до смеха.
– Это не от снаряда, – тихо сказал я. – Кто-то закопал здесь противотанковую мину с взрывателем от обычной пехотной. Или мин было две и большая сдетонировала от малой. Корова не танк, она не должна была подорваться…
– То есть опасаться нужно не только проволочек?
Я отер пот тыльной стороной ладони.
– Тут у вас всего нужно опасаться… Если что, возвращайся по старым следам.
Делая следующий шаг, я постарался примять траву как можно сильнее, но она была крепкая, пружинистая. У речки я оглянулся и увидел, как Йованка бережно распрямляет поломанный мной цветок. А еще я увидел, что старых следов, в сущности, нет: мокрая от дождя трава быстро сохла под солнцем.
– Блажейский служил тут в одно время с твоим Ромеком, – присев на камень, сказал я. – Потом у него кончился контракт, он уехал в Польшу, а через год снова попал в Боснию. Может, он вспомнит что-нибудь. В казарме перед сном каких только сказок не рассказывают… Он неплохой парень, Блажейский. Был неплохим, когда я знал его…
Ручеек был нешироким, но другой берег оказался топким, прыгать в грязь я не рискнул. Выручил камень посреди течения. Он даже не шевельнулся, когда я ступил на него. Я протянул руку Йованке.
– Сама справлюсь, – отмахнулась она.
Никаких задних мыслей у меня не было, да и быть не могло. Я просто хотел подстраховать свою подопечную. Она сама поскользнулась на проклятом камне, неловко всплеснула руками и начала падать на меня. Если б я не был сапером, я бы расставил ноги пошире и принял в свои объятия подарок судьбы. Короче, я остался стоять, где стоял, а поскольку стоял полуобернувшись, совместное наше падение оказалось неизбежным. Мы рухнули в осоку и грязь, причем я упал на спину, а Йованка всем своим весом на меня. Будь на ее месте худенькая Дорота Ковалек, я бы, вне всякого сомнения, удержал ее. Но случилось то, что случилось, и, слава богу, что свидетелей случившегося, кроме нас двоих, не было…
На какое-то мгновение я потерял сознание, а когда оно вернулось ко мне, я увидел ее глаза над собой. Они были близко, я разглядел тонюсенькие, как паутинки, морщинки, разбегающиеся на виски. Ее полуоткрытые губы оказались рядом с моими, к ним даже не нужно было тянуться. Я чувствовал тепло ее щеки, ее тела под рубашкой, слышал, как стучит ее сердце вразнобой с моим. А потом она уткнулась носом в мою небритую щеку и выдохнула:
– О господи!..
Она лежала на мне, обнимала меня. Ее волосы щекотали мое лицо. Она дышала мне в ухо, такая тяжелая, теплая, своя… Одним словом, я коснулся губами ее губ и вспомнил вдруг детство, школу, соседку по парте, с которой мы оказались вдвоем в сарае…
– Йованка, – пробормотал я. И вдруг забыл о том, что хотел сказать дальше, а хотел я извиниться по дурости своей и, слава богу, не изви…
– Ты поцеловал меня, Малкош, – шепнула она.
Дыхание у нее было горячее, а груди, лежавшие на моей груди, мягкие, тяжелые и очень теплые. Мы лежали в холодной грязи, рядом с ледяной горной речкой, и одна ладонь моя была на ее голом бедре, на которое летели обжигающие кожу брызги…
Йованка пошевелилась. Что-то холодное коснулось моей шеи рядом с ухом. Это был ее нос. Она ткнулась носом в мою сонную артерию. На ответный нежный поцелуй это никак не походило…
– Мы промокнем вконец. – Я с трудом выдавил из себя слова.
Нос, ползавший по моей шее в поисках тепла, замер. Губы ее легко коснулись моей ключицы, плеча, подбородка, щеки…
– Ну так давай разденемся, – промурлыкала она.
