взгляд посуровел. Несколько мгновений она ехала молча.
— Там дальше есть заброшенный золотой рудник, — сказала она. — Мой отец однажды брал меня туда с собой. Он работал там несколько лет до моего рождения. Несколько человек погибло, работая в этом руднике. Местные жители говорят, что там водятся привидения, поэтому никто больше даже не приближается к этому месту. Там проходит геологический разлом, который делает рудник опасным даже сейчас, и беглец может прятаться в штольнях месяцами, даже годами, и никто его не найдет.
— Это еще не объясняет то, почему ты думаешь, что Стайгер именно там.
Пренебрежительно пожав плечами, она поехала дальше, но уже чуть быстрее. Гейб догнал ее.
— Сильвер?
Она тяжело выдохнула и сердито посмотрела на него.
— Это место, где умер мой сын.
— Правда? — Он потянулся к ее поводьям и остановил ее лошадь. — Что случилось с твоим сыном, Сильвер?
Внезапно поднялся ветер, принесший вместе со своим ледяным дыханием снежный шквал. Небо над ними сомкнулось. Копыта заскрипели по сухому снегу. Чувствуя резкую перемену погоды и скорое приближение бури, лошади забеспокоились.
Она покачала головой.
— Я… не могу говорить об этом, Гейб. Ты, как никто другой, должен это понимать. Просто я думаю, что это часть игры Стайгера. Вдруг он хочет, чтобы я что-то пережила заново?
Он мгновенно напрягся.
— Все равно непонятно. Что, черт возьми, заставляет тебя так говорить? Он оставил тебе какую-то подсказку?
Она ничего не ответила.
— Сильвер, я не хотел давить на тебя, но теперь ты должна мне рассказать. Если ты считаешь, что твое прошлое неким образом вплетено в игру Стайгера, мне нужно знать, что это за прошлое.
— Я… ладно, забудь. Наверное, это все мои фантазии.
Внутри него вспыхнула горячая искра досады. В свое время эта женщина подверглась насилию. У нее остались ужасные шрамы. Она — мать, потерявшая ребенка. И вот теперь ее заставляют превозмочь самое себя. Гейб чувствовал, что не имеет права больше ничего из нее вытягивать. Но если ее прошлое напрямую связано с настоящим — с их будущим, — то он должен знать, что тогда произошло.
— Ты ставишь мне палки в колеса, Сильвер, — спокойно сказал он. — Я не могу вести эту битву, если не знаю, с чем я сражаюсь. Мы не можем быть командой, если ты будешь и дальше что-то скрывать от меня.
— Что, если это моя битва и ее должна вести я? — прошептала она.
— Нет, Сильвер. Это наша битва. Это касается нас обоих.
Он уловил в ее глазах предательский проблеск эмоций. Она поспешила опустить взгляд и теперь нерешительно теребила поводья.
— Моего сына звали Джонни, — тихо произнесла она. — Ему было семь лет. Он утонул в Ущелье Росомахи, недалеко от рудника.
На грудь Гейба как будто навалился тяжелый камень. Он не мог дышать. Не знал, что сказать.
— Я… Боже, извини. Как… как это произошло?
Она протяжно вдохнула и посмотрела вверх, на снежные хлопья, гонимые порывами ветра.
— Отец забрал его без моего согласия. Мы с ним жили порознь. Его звали Дэвид. Тем летом он прилетел обратно в Блэк-Эрроу-Фоллз, чтобы продавать спиртное, и явно сидел на чем-то… на каком-то наркотике. Он был известным на Севере бутлегером, Гейб. А также алкоголиком. Пока я работала проводником с группой туристов, он забрал Джонни. В последний день перед летними каникулами он забрал его из школы, оставив для женщины, которая присматривала за сыном, сообщение. В нем говорилось, что они-де отправляются в короткий поход и что я якобы не возражаю. — Сильвер отвела взгляд. — Няня сразу же позвонила мне по спутниковому телефону, и я поспешила обратно. Я была дома уже на следующий день, Гейб. Но мой мальчик исчез. А Дэвид был в запое. Я пошла прямо в полицию и сказала им, что Джонни похитили. — Она прищурилась. — Они там сидели, несли какую-то околесицу про опеку, про доступ отца к воспитанию ребенка и прочую белиберду, а мой сын тем временем находился в лесу с пьяницей, который к тому же был под наркотическими веществами. Поэтому я отправилась за ними сама. Нашла их там. — Она указала подбородком в сторону зловещих северо-западных хребтов. — В Ущелье Росомахи.
— И что было дальше?
— Я нашла их не сразу. В начале лета прошел ливень, вызвав внезапное наводнение. В ущелье такое бывает часто. Дэвид должен был заметить признаки. Этот ублюдок взял Джонни с собой на рыбалку, одному богу известно зачем. Он был не в себе, не видел, как поднимается вода, и…
Она вновь опустила глаза, не в силах говорить дальше.
— Сильвер… — Гейб потянулся, пытаясь коснуться ее руки.
Она сердито посмотрела ему в глаза.
— Мне не нужно сочувствие, Гейб. Я просто думаю, что Стайгер там, вот и все. Там, где умер Джонни.
Она плохо соображала. У нее явно была посттравматическая реакция.
— Сильвер, Стайгер не мог знать…
— Эта история была во всех юконских газетах. Она есть в архиве. Он мог ее найти.
— Это полная бессмыслица, Сильвер. Если только он не оставил что-то такое, что заста-вило бы тебя подумать, что тут есть некая связь. Чтобы ты знала — это та игра, в которую он играет. Это его почерк.
Она окинула его недобрым взглядом, как будто со злостью сдерживала что-то в себе. Его желудок скрутило узлом.
— Вот как? Он оставил тебе знак? Где? Когда? Почему, черт возьми, ты мне не сказала? — Он выругался. — Это все меняет.
Он даже не подозревал, насколько был прав.
Каждая молекула в теле Сильвер горела желанием признаться ему во всем.
Если они переживут следующие пять дней, Гейб все равно это узнает. И все, чем она делилась с ним до этого момента, закончится.
Он станет презирать ее за то, что она скрывала правду. За ложь и недомолвки. За то, что она ставит ему палки в колеса, как он выразился. Это было несправедливо по отношению к нему. Это также было потенциально опасно.
Она должна ему все рассказать. Но она не могла заставить себя сделать это прямо в эту минуту.
Ей было страшно попасть в тюрьму, но больше всего на свете она боялась увидеть разочарование в глазах Гейба. Она отчаянно хотела быть для него кем-то, кем она не была. Ей с каждым мгновением становилось все труднее удержать эту мечту.
Все было кончено. И она должна с этим смириться.
Вокруг них неожиданно буквально взорвалась снежная буря. Темное небо внезапно наполнилось пеленой снежинок, кружившихся в порывах ледяного ветра.
— Нет, — солгала она, смаргивая тающий на ее коже снег. — Я не видела никакого
