Ознакомительная версия.
Выход?! Что нужно делать, чтобы сохранить свое неожиданное счастье? Чтобы сохранить свободу, наконец?
Выход был. Он всегда у нее находился. И всегда бывал одним: нужно убрать неугодных!
Мария вздохнула в сотый раз и зажмурилась. Убить собственную дочь? Греха страшнее не совершала даже она. А на ее руках крови много.
Но тут же слабый стон со стороны кровати привел ее в чувство. Она, собственно, как хочет прожить остаток своих дней? Скрываясь под чужими именами, скитаясь из города в город, оставляя за собой метки «черной вдовы»? Или еще, чего доброго, угодить за решетку хочет? Или, может, стоило свалить уже за границу и воспользоваться уже счетами? Так не так уж там их и много, денег этих. Многие их дела заканчивались всего лишь пятизначными рублевыми цифрами. Это дети, дураки, думали, что денег много, потому что никогда не считали. Жили красиво и не считали.
Она их к тому же тратила потихоньку. Втайне от них. Любила достаток, вот и тратила. И закончатся они быстрее, чем можно себе предположить. В бизнес вложить? Так они с Настей в этом деле дуры дурами. Необразованные кровожадные дуры…
Или ей все же прожить остаток дней с любимым человеком в покое, богатстве и довольствии? Ни в чем не нуждаться, никому не кланяться, ни у кого ничего не просить? И не думать о том, что бы еще такого провернуть, чтобы дожить до следующей зимы, к примеру.
Да, это ее выбор! Она хочет так, и именно так. И если Настя ей вздумает мешать, вздумает гадить, то…
То тогда она просто не оставит матери выбора! Она избавится и от нее, и от Толика. Уложит их в одну могилу. То есть в машину. У нее все приспособления остались от одного такого крутого дела, провернутого Дэном пару лет назад. Она пошлет их куда нибудь на тачке, и они просто не вернутся, и все. Она поплачет, погорюет и продолжит жить спокойно и счастливо с мужиком, ее достойным.
– Эй, Маня, – вдруг тихо позвал с кровати ее Володечка. – Ты чего там? Иди сюда!
Она прошлепала босыми ступнями по чистому теплому полу, наслаждаясь уютом и тишиной. Присела на край кровати, незаметно пощупала шелковые простыни, это она тоже обожала. Потом тронула седые волосы любимого мужчины, шепнула со страстью:
– Ты мой! Ты только мой, милый!
– Однозначно, – пробубнил он со вздохом, откинул одеяло и требовательно шлепнул огромной ладонью рядом с собой. – Ложись, рано еще. Сегодня долгий день. Идем в гости к Насте и Володьке.
И у нее тут же снова заныло сердце. Вот бы дочка родная не подвела! Вот бы отыграла сегодняшний вечер, как надо. А ну как заупрямится, напьется и выдаст чего нибудь мерзкое?! Ох, скорее бы Толик возвращался с добрыми известиями, да уж тогда бы их обоих…
– Ну, ты чего ворочаешься, не пойму? – проворчал сонным голосом Володечка. – Спи давай, рано еще.
Она уткнулась носом в его огромное плечо, густо поросшее седыми волосами. С удовольствием втянула носом приятный запах его одеколона, погладила по груди и почти тут же отключилась под нежным шелком пододеяльника.
А он еще какое то время лежал, стиснув зубы, и невидящим от отвращения взглядом смотрел в потолок.
О чем он думал в этот момент? Да о том же, о чем и пару дней назад, и неделю назад, и месяц. О мести!!! Он должен вытерпеть присутствие этой гадины, он обязан! Потому что вердикт, который он себе вынес, был однозначным: виновен!
Он виновен в смерти Витальки, потому что не предостерег, не уберег, хотя душа болела, когда он наблюдал за его «семейным» счастьем. Он виновен в смерти Влада Сиротина, которого знал еще юным пацаном. Потому что он послал его на смерть, попросив следить за вдовой и ее окружением.
Кто же знал, что так выйдет?! Кто же мог предположить, что эта троица столь сноровиста?! В том, что они устранили журналиста, Смирнов ни минуты не сомневался. И хотя Володька возражал, ссылаясь на заключение экспертов, он был на месте аварии, и именно он подобрал мобильник, Смирнов твердо стоял на своем: Влада убили. Каким то образом ему что то удалось узнать, выследить, накопать. И они его убили.
– Они так ловко работают, Владлен Егорович! Нам их никогда не прижать, потому что они организуют все без проколов! – пытался увещевать его водитель и хороший друг – Володька, которого он накануне начала своих шашней с Машкой вывел из штата.
– Все ошибаются, – возражал он неуверенно.
– Они – нет!!!
– Тогда будем ловить их на живца! – и тут же предложил комбинацию со своей женитьбой. – От меня ей быстро захочется избавиться, уж поверь!
Володька не поверил и оказался прав. Машка сделалась с ним не просто покладистой, она сделалась шелковой. И он всерьез начал подозревать, что стал для нее объектом вожделения.
– Даже звери влюбляются, – удивлялся он. – И что делать?
– Их надо выманить. Их надо растормошить. Надо мне за дело браться, – Володька изо всех сил старался услужить, радуясь без памяти, что начальнику и другу, кажется, ничто не угрожает. – Я эту Настю…
– Что ты Настю, вот что? Заставишь написать явку с повинной?
– Я поставлю ее в такие условия, что…
Володя думал дня три. Потом доложил:
– Придумал, Владлен Егорович!
– Ну!
– Вы меня порекомендуете как своего самого лучшего друга, ради которого готовы на все. Мария, соответственно, тоже рада будет услужить. Я типа влюбляюсь в Настю и… И создаю ей такую «райскую жизнь», что она взвоет на второй день.
– И дальше что? – Смирнову идея не понравилась, все как то наивно, нелепо, ненадежно. – Она пошлет тебя, и все!
– Не-а, не пошлет. Я при вас с ней – сама любезность. Без вас – монстр. Настя ноет, жалуется матери. Та ей если и верит, то сделать ничего не может, поскольку желает вам угодить.
– Смысл то в чем, не пойму?!
– Смысл в том, чтобы их разъединить. Вместе они – страшная сила. Поврозь… Настя просто курица, насколько я понял. Она всегда делала и делает, что ей велит мать. Надо вбить меж ними клин! Будет бунт, поверьте!
– А если нет?
– Я буду стараться!
И он расстарался так, что Настя перестала вообще звонить матери. А прежде – в день раза по четыре, пять, и разговор длился минимум минут по двадцать. Потом еще Володька в день их так называемого знакомства подслушал Настин разговор с Дэном. И разговор его тоже обнадежил.
– Она на грани, Владлен Егорович! Она на грани! – радовался успеху Володька. – Что то будет! Эти стервы терпеть не привыкли. Настя бунтует. Мать бесится. А если еще и Дэн вдруг объявится, то непременно что то будет. Нам надо… Надо их растормошить. Надо заставить совершать ошибки. Надо подталкивать к тому, чтобы они начали действовать и совершать ошибки. Иначе нам их никогда не поймать! Никогда не уличить…
Дэна они по Настиному звонку с домашнего отследили. Тот отсиживался в каком то захолустье. Там же оказался еще один участник странной группы, которого Мария представляла ему прежде как своего родственника.
– Их уже четверо! – сетовал Владлен и скреб подбородок, теребил крупный нос. – Как то мы с тобой, Володька, все неправильно делаем. Может… Может, привлечь все же профессионалов?
– Ага! Они уже разбирались! И в смерти Виталика. И в смерти журналиста. Разобрались?!
Возразить было сложно. Полиция разводила руками, не находя ни в одном из случаев никакого состава преступления. Была, правда, еще одна девчушка, на которую Смирнов возлагал большие надежды, – бывшая невеста Влада. И он даже звонил кое кому, чтобы девушке не чинили препятствий. Но, по сведениям, у нее появился ухажер. Они оба ведут себя так, будто у них медовый месяц. До прежних ли почивших ухажеров ей?
Так что выбора у них с Володькой не было. Надо было просто терпеть, сжав волю в кулак, и ждать, когда эти суки проявят себя. И поймать с поличным.
– Они же как воры-карманники, Вовка! – сетовал Смирнов, с каждым днем становясь все менее терпимым и все более раздражительным. – Или, пока за руку не схватишь, не докажешь ничего. Так и этих… Только вор-карманник запускает свои руки в чужие карманы. А эти – в чужие души! Те крадут кошельки. А эти жизни… Ненавижу!!!
Конечно! Конечно, он мог бы упростить задачу и себе, и своему помощнику. И мог запросто найти человека, который устранил бы и мать, и дочь, и их приятелей. Просто и без лишнего шума. И даже искать их никто не стал бы.
– Но нет у меня твердой уверенности, Вовка! Нет!!! Не могу я на душу грех брать! А вдруг все не так?! Вдруг??? Такой вот я слюнтяй, понимаешь, – возмущался сам себе Смирнов.
Он мучился, сильно мучился. И совесть его порой так терзала, что дышать становилось невозможно. Это когда Машка особенно трепетной и послушной с ним была. И глаза ее слезами увлажнялись от нежности. И когда руки ему целовала, и тапки чуть не в зубах несла.
– И это здорово! – не понимал его чувств Володька и руки потирал. – Если она и правда влюбилась, то это вообще все упрощает. Она будет зубами землю рыть, укрепляя свои позиции. И уж конечно, не позволит дочке вставлять палки в колеса. И если понадобится, даже устранит ее.
Ознакомительная версия.
