Ознакомительная версия.
— Мама! — не выдержала Ирина.
— Нет, ты помолчи! Если она, — последовал кивок в сторону Даши, — не понимает, так я объясню. Сначала, видишь ли, соглашалась, а как дошло до дела, так ей ничего не понятно.
— Ваша вторая дочь замужем за Олегом Боровицким? — переспросила Даша, начиная что-то понимать.
— Вот, видишь, — Инна Иннокентьевна ткнула в Дашу пальцем, обращаясь к дочери, — уже делает вид, что не понимает! Да, представьте себе, Дарья Андреевна, Олег — муж Наташи. Между прочим, у них и сынок уже взрослый, в институте учится. А вы их семью лишаете самого необходимого — квартиры!
«Хватит, — решила Даша, неуклюже выбираясь из-за столика, — все уже слишком далеко зашло».
— Нет, а куда это вы собрались? — крикнула Инна Иннокентьевна, пока Даша торопливо одевалась в коридоре. Она наконец тоже вылезла из кресла и догнала Дашу. — Мы с вами по-хорошему поговорить хотели, а вы, значит, ни в какую, да?
— Я вас убедительно прошу, — Даша первый раз за все время взглянула в глаза Инне Иннокентьевне, — больше со мной не говорить ни по-хорошему, ни по-плохому…
— Ах, вот она как заговорила… Тогда зарубите себе на носу — никаких ваших уроков больше нашему мальчику не нужно. Ирина!
Мама Никиты кивнула, не глядя на Дашу. Даша хотела что-то ответить, но передумала и молча вышла из квартиры. Вслед ей на лестничную площадку донесся могучий голос Инны Иннокентьевны:
— А про квартиры чужие можете и не мечтать! Воровка! Самая настоящая! Совесть бы поимела, дрянь!
В состоянии закипающей ярости Даша доехала до дома, взяла Прошу и быстро пошла в лесопарк. Пес, почувствовав настроение хозяйки, держался рядом, далеко не отбегал и время от времени искоса поглядывал на нее, словно проверяя: кипит? Даша кипела. Быстро идя мимо почти голых, без листвы, деревьев, огибая серый пруд, она выстраивала в голове свой обличительный монолог. Оставалось только определиться с адресатом.
«Как вы смеете? — заявляла Даша невидимому оппоненту. — Нет, как вы могли подумать, что… Это не просто хамство, это… Так на меня кричать! Я уж молчу про оскорбления! Нет, про оскорбления я не молчу, я…»
Даша оборвала монолог и остановилась. Вокруг было тихо. В лужах под ногами отражались ветки. Все ее возмущение испарилось, и осталось только нестерпимое желание заплакать от обиды. Ее оскорбили, ей отказали в занятиях, и все только потому, что она упомянута в завещании! Даше захотелось немедленно написать отказ от всех квартир в мире, лишь бы на ее пути больше не попадались Инны Иннокентьевны, Олеги, Глебы и им подобные. Самым обидным было то, что она чувствовала справедливость всех упреков. «Ведь квартира и в самом деле должна принадлежать детям… Получается, я просто пользуюсь ситуацией».
Даша пошла дальше, и Проша послушно засеменил за ней. Она шла, стараясь не вспоминать Инну Иннокентьевну, но слезы так и наворачивались на глаза. Ей вспомнился один случай. Когда Даша была маленькой, на нее накричала продавщица в магазине, неправильно рассчитавшая сдачу. Вместо ожидаемых бумажек девочка получила в руки одну мятую купюру и много мелочи. Монет было много, но вместе с тем было очевидно, что случилась какая-то ошибка, и Даша робко попросила пересчитать сдачу. В ответ продавщица разошлась по полной программе, обвинив Дашу во всем — и в наглости, и в хамстве, а заодно и в воровстве. «Ишь, по карманам, может, припрятала, а я за нее отвечай!» — надрывалась тетка с синими кругами под выпученными глазами. Десятилетняя Даша опешила и от крика, и от абсурдности обвинений, и от неожиданного внимания людей вокруг… Она выскочила из магазина, по дороге рассыпала мелочь и долго собирала в карман, ревя от обиды и несправедливости. Дома она не смогла рассказать родителям, что произошло, и соврала, что потеряла деньги. Тогда ей попало еще и от родителей.
Даше стало так жалко себя, что она хлюпнула носом. И остановилась, обнаружив, что зашла слишком далеко, пора возвращаться. И тут за кустами раздались голоса.
— Нет, ты все выгребай, — говорил чей-то смутно знакомый голос, — всю свою ерунду. Лидии Михайловне покажем, чем ты тут занимаешься…
В ответ послышалось тихое бормотание и шуршание.
— Я сказал, выкапывай все! — повысил голос мужчина.
Тихонько приказав Проше сидеть на месте, Даша подкралась к кустам и раздвинула ветки. На маленькой полянке у самой ограды пансионата сидел на корточках Ангел Иванович, а над ним стоял Борис Денисов, покачиваясь с пяток на носки и обратно.
— Давай сюда свою банку! — приказал Денисов. — А потом разберемся, как ты через ограду перелез.
Присмотревшись, Даша увидела в руках старичка большую кофейную банку, выпачканную в земле, которую он прижимал к себе.
— Не дам, не дам, уйди! — замахал свободной рукой Ангел Иванович.
Лицо у него сморщилось, и Даше показалось, что он сейчас заплачет. Седые волосики вокруг лысины были спутаны, а куртка перемазана в грязи и порвана.
— Я тебе уйду! — грубо сказал главврач.
Он наклонился и вырвал банку из рук старика. Тот не вскочил, а остался сидеть на корточках, глядя снизу вверх. Вид у него был жалкий и больной.
— Так… — бормотал Денисов, открывая крышку и отбрасывая ее в сторону. — Что ж, полюбуемся, что ты здесь припас… Фу!
С этим возгласом он отшвырнул в сторону полусгнившую вареную картофелину. Картофелина прокатилась мимо старика, и тот бросился на нее, схватил и спрятал под курткой. С тем же брезгливым выражением лица врач достал за краешек кружевную салфетку.
— Что такое? А, это у нас для удовлетворения эстетических потребностей. Правильно, Ангел вы наш Иванович? Ну, ангелам салфетки ни к чему, у них и так красота вокруг.
— Отдай! — слезливо попросил старик.
Не отвечая, Денисов скомкал салфетку и сунул ее в карман. Затем из банки был извлечен ком туалетной бумаги. Когда врач развернул ее, внутри обнаружился маленький стеклянный заяц с отбитым ухом.
— А это ты где взял? — усмехнулся Денисов. — Смастерил на досуге, что ли?
— Это мое! Я нашел, нашел! Выкинули вот там, где красная полосочка, а я нашел!
— Полосочка? А, значит, из мусорки! Вот и правильно, там ей самое и место.
Денисов замахнулся, собираясь выкинуть безделушку. Ангел Иванович вскочил на ноги и бросился к главврачу. Тот поднял руку вверх и с улыбкой смотрел, как подпрыгивает вокруг него маленький старичок, пытаясь достать до своей драгоценности.
— Что здесь происходит? — раздался возмущенный голос.
Денисов вздрогнул и выронил игрушку. Ангел Иванович бросился на нее, схватил и зажал в кулачке.
— Вы? — удивился главврач, глядя на Дашу, выбирающуюся из кустов. — А вы что здесь делаете?
— А вы что здесь делаете? — зло спросила Даша, глядя на Денисова. — Почему вы над стариком издеваетесь? Это такой у вас частный пансионат?
— Никто над ним не издевается, — пожал плечами врач. — Пациент опять ухитрился сбежать, я его разыскал. Оказывается, у него тут было сокровище зарыто. — Денисов захихикал, но, увидев лицо Даши, перестал. — А вообще-то я вам, милая девушка, не советую вмешиваться в лечебный процесс. Иначе я решу, что ваши посещения вредны для наших пациентов.
— Проша, ко мне! — громко крикнула Даша.
Из-за кустов вывалился Проша и уставился на врача. Тот шагнул назад, изменяясь в лице.
— Это ваше лечение вредно для пациентов, — отчетливо произнесла Даша. — Не так давно у вас Уденич умерла. Не от него ли? А о ваших издевательствах я сейчас же расскажу управляющей.
Она решительно взяла старика за руку, обогнула Денисова и пошла вдоль ограды. Старик лопотал что-то непонятное, но послушно бежал за ней. Он начал задыхаться, и Даша пошла медленнее, поняв, что ему тяжело. Она обернулась, но врача не было видно.
— Ничего, ничего, — успокаивающе бормотала Даша непонятно кому, — сейчас мы с ним, садистом, разберемся… Ничего он нам больше не сделает, и не обидит, и игрушки не отберет…
Она поймала себя на том, что говорит со стариком как с маленьким ребенком. «А как же с ним еще говорить? Он же болен! Он же ничего толком не понимает!»
— Осень-то какая теплая в этом году, — неожиданно произнес сзади Ангел Иванович.
Даша остановилась и посмотрела на него. Старик задрал голову и разглядывал верхушки деревьев. Лицо у него было задумчивое, сосредоточенное, и ни намека на сумасшествие не читалось в нем.
— Теплая, — подтвердила Даша, не сводя с него глаз.
— Хорошо. Люблю теплую осень. Я вообще тепло люблю, — он улыбнулся и втянул голову в плечи, как черепаха. — Вот бы на море погреться! Я раньше все работал, работал… А сейчас бы отдохнул.
— А кем вы работали? — осторожно спросила Даша.
— Много кем, — уклончиво ответил старик, — сейчас уж и не вспомню. А на море мне нравилось по камушкам ходить. Знаете, не по песку, а по камушкам.
Ознакомительная версия.
