– Уйди, – пролепетала она, задыхаясь. – Я все знаю…
– Что, что ты знаешь? Что случилось? – тормошил он ее, еще не подозревая, какую глупость она совершила.
Но Лена теряла силы, а в кулаке сжимала листок, не отрывая его от груди. Фрол разжал ее пальцы, прочел и метнулся в коридор, где на стене висел телефон. Вот она – расплата. Утаил, не рассказал правду… А в виски выстреливали строчки, слова, начертанные на том листке: «Вашего мужа, полковника Огарева Георгия Денисовича, собственноручно расстрелял ваш нынешний муж Самойлов Фрол Пахомыч…» Расстрелял… собственноручно расстрелял… расстрелял…
Ее не удалось спасти. Пришли мальчики и застали мать мертвой. А что чувствовал Фрол… Не рассказать.
Записка странным образом исчезла, но после похорон в тот же день, вечером, поручив мальчиков соседке, Фрол пошел к парикмахеру Силантию Штепе. В парикмахерской его не застал, домашнего адреса не знал, вернулся домой.
В его разгоряченном сознании роились страшные обвинения самому себе. Он поклялся дознаться, кто уничтожил Огарева, донеся на него, но клятву не выполнил и теперь наказан. Мало того, он совершил преступление перед совестью – участвовал в расстреле Огарева, наказан и за это. Лена стала его женой – о чем он не смел и мечтать, но стала из благодарности, спала с ним, попав к нему в зависимость, а он не должен был этого допустить. Тогда, скорее всего, она не отравилась бы, получив подлый донос на него. Но кто накажет руку, писавшую записку? Только он, Фрол Самойлов, и это дело чести.
Вечером следующего дня Фрол снова пошел к Штепе. В парикмахерской горел свет, значит, Силантий на месте. Самойлов натянул на нос фуражку, вошел. У зеркала сидел старик, которому Штепа стриг волосы и усы. Силантий мельком взглянул на вошедшего, а тот опустился на стул у стены и низко склонил голову. Десять минут спустя старик отблагодарил Штепу и ушел.
– Прошу вас, – стряхивая белое полотно, которым Силантий укрывал клиентов, пригласил он Фрола на стул перед зеркалом.
Фрол приблизился, но голову поднял, когда подошел вплотную к парикмахеру, перекрыв путь к выходу. Штепа не испугался, но удивился.
– Кто написал записку моей жене? – процедил Фрол, подавляя в себе искушение убить парикмахера.
– Какую записку? – поднял плечи Штепа.
– Ты знаешь.
– Разве мы с вами на «ты»?..
Кулак Фрола врезался в физиономию Штепы. Силантий легко отлетел к стене, вписался в нее, раскинув руки, как Христос на распятии, и мешком рухнул на пол. От резкого движения фуражка слетела с головы и упала на пол, Фрол не поднял ее, на тяжелых ногах подступил к Силантию, слегка наклонился:
– Задаю вопросы я. А ты отвечаешь.
– Вы не имеете права… – еще возражал парикмахер, с трудом произнося слова, так как челюсть от удара свернуло.
Фрол сцапал его за грудки, поставил на ноги и ударил второй раз. Штепа сдавленно ойкнул, из его носа потекла кровь. Встряхнув Силантия, чтоб у того соображение встало на место, Самойлов прошипел прямо в его окровавленную физиономию:
– Это подтверждение моих прав. – Затем одним движением усадил его на стул перед зеркалом, сам сел на стол, повалив пузырьки. – Очухался? Тогда отвечай.
– Я не знаю про записку… – сплевывая кровь, блеял Штепа. – Я ничего не знаю… клянусь…
Он попытался встать, Фрол поставил ступню ему на бедро.
– Сидеть, гнида! – ровным и оттого еще более страшным голосом приказал Фрол. – Моей жене посоветовали обратиться к тебе. Когда она приходила?
– Нет! Не приходила…
Резкий удар под дых кулаком – и Штепа согнулся в три погибели, выпучив глаза, хватая ртом воздух. Фрол подождал, когда Силантий отойдет, сразу-то после удара говорить невозможно, спазм даже вдохнуть не позволяет. Самойлов рассматривал скудную обстановку парикмахерской с претензией на шик, картинки с персидскими барышнями на стене, на самом деле только подчеркивающие бедность и убогость помещения. Силантий задышал, значит, можно продолжить. Фрол взял тон, каким разговаривал Яков, – без интонаций:
– Моя жена пришла к тебе. Что было дальше?
– Я только свел ее… – наконец признался Штепа.
– С кем? Где?
– Я отвел ее к Федьке Косых домой и там оставил.
– Адрес Федьки. – Силантий с трудом рассказал, как найти дорогу, но вопросы Самойлова не закончились: – Кто тебя втянул в это? Как все происходило?
– Ко мне пришел Федька Косых и привел Гирю…
– Кто такой Гиря?
– Бандитский элемент, – поспешил сказать Штепа, боясь, что Фрол снова ударит. Но тот оставался сидеть на столе, это успокоило парикмахера. Вытирая кровь с подбородка, он торопливо выложил: – Гиря никогда у меня не стригся, то есть пришел первый раз. Когда я обработал его под ноль, он сказал: «К тебе зайдет жена полковника Огарева, у меня есть что сказать ей, так ты проводи ее к Косому». Федька Косых не присутствовал при этом, на улице ждал его, видно, договоренность у них такая была. Я поначалу отказывался: мол, в ваших делах не намерен участвовать… а он… он угрожал: «Закрой пасть, одеколон вонючий, а то я тебе ее навеки закрою, и никто не узнает, где могилка твоя. Сделаешь, как я сказал. Не бесплатно, получишь сто рублей. И ни одной ноты не пропой никому, понял?» Что мне оставалось делать? Скажите, они Елену Егоровну… убили? Да?.. Убили?.. – Фрол направился к двери, его остановил робкий голос Штепы: – Я не знал, что так выйдет… Я не хотел…
Фрол ушел, не обернувшись. Поздно раскаиваться и оправдываться, чей-то заговор убил Лену. Может статься, подбираются теперь к нему, Фролу. Ну, да, так он и отдал свою жизнь на потеху какой-то швали! Нет, прежде чем его убьют, он прихватит с собой несколько мелких душонок, это будет справедливо.
Федьку он знал, тот как-никак жил в том же районе, что и Фрол, но знаком с ним не был. К красавчику Федьке пылали страстью многие девки, а он петухом ходил разряженным, поговаривали, будто воровством промышлял. Все в жизни перевернулось с ног на голову: те, которые должны сидеть в тюрьмах, живут в свое удовольствие, грабят, убивают, а те, кто воплощал в жизнь благородную идею, гниют в лагерях, многие уничтожены, не-известны даже их могилы. Как это понять?
– Заходи, чего стукаешь? – крикнул Федька, когда Самойлов постучал в дверь. Его красивое лицо вытянулось при виде Фрола. – Вы ко мне?!
– А кого ты ждал? – тщательно закрывая за собой дверь, спросил Фрол. – Гирю?
– Я давно его не видал… – пожал плечами тот, будто не догадывался, зачем к нему пришел Самойлов. – Садитесь, гостем будете.
– Постою. Штепа приводил к тебе мою жену. Что было дальше?
– Так… я отвел ее к Гире, – не растерялся Федька. – Он предупредил, что она придет со Штепой, ну, а я должен привести ее к нему.
– Собирайся, отведешь и меня.
Без возражений и расспросов Федька Косых оделся. Фрол немного озадачился его поведением, видно, парень мастак прикидываться. На всякий случай он его предупредил, когда зашагали по улице:
– Только не вздумай драпать – догоню. И прибью.
– А я и не думаю, – пожал тот плечами.
– Как же тебя угораздило в банду попасть?
– Вы что! – остановился Федька, разом перетрухнув. – В какую банду? К Гире? Я с ним дел не имею, так, иногда заходит в карты поиграть. Это сплетни обо мне, будто я и Гиря… Разного мы с ним поля ягоды!
Самойлов остановился, закурил, посматривая на Федьку. Искреннее возмущение того не убедило Фрола, хотя, приглядевшись к нему, он сделал вывод, что парень не похож на бандита, орудующего ночами в городе. Тем не менее Штепа привел Лену к нему.
– Но ты и Гиря зачем-то заманили мою жену.
– Да я ж говорил, как дело было, – и продолжили путь. – А кто куда заманил, не знаю, честное слово. Она пришла ко мне со Штепой, Штепа ушел, а я отвел ее к Гире… Тут ничего такого нет… преступного. Вот и все. Потом… когда узнал, что ваша жена… умерла, мне не по себе стало. Но я не знаю, зачем она ходила к Гире.
– Ясно, – вздохнул Фрол, вытирая со лба пот.
Удачное стечение обстоятельств его разволновало, ведь еще чуть-чуть – и он узнает, кто затеял грязное дело против Огарева, Лены, самого Фрола. Явно это дело одного человека, но только не Гири, за Гирей еще кто-то стоит. Вдруг Самойлов остановился:
– А, черт! Фуражку забыл у Штепы. Давай-ка зайдем к нему, вдруг он еще в парикмахерской. Мне на службу являться без фуражки нельзя.
Отправились в парикмахерскую. В ней горел свет. В дверях Фрол на всякий случай пропустил Федьку вперед, а то, чего доброго, надумает удрать, собрался войти следом, но наткнулся на спину красавчика, который стал как вкопанный. Самойлов слегка подтолкнул его вперед, Федька упорно не хотел сдвигаться с места. Он обошел его и…
На полу за креслом, в котором Штепа стриг, брил и завивал своих клиентов, лежал парикмахер. Фрол бросился к нему… мертв. На шее широкая синюшная полоса – очевидно, душили его ремнем. Фуражка валялась рядом со Штепой под столом, Фрол поднял ее и повернулся к Федьке. Косых вжался в стену, его бледное лицо перекосила гримаса ужаса и растерянности, капли пота выступили на лбу.
