– А… а зачем вам? – растерянно пролепетала экономка.
– Где?! – возвысила голос хозяйка.
– В мусорке… но я не понимаю…
Адель бросилась в кухню. Вывалила мусор из ведра прямо на пол. Вот они. Шприц… пустая ампула из-под инсулина… Маркировка обычная – «инсулин U-40».
Никакого криминала.
– Адель. Что случилось? – Голос экономки обрел внезапную твердость.
– Фриц… в реанимации… В тяжелом состоянии… – всхлипнула она.
По лицу тети Нины промелькнула тень. Ничего больше не спросила – молча сделала шаг назад. Навалилась на стену. Лицо – виноватое.
«Точно. Она меня и сдала! – уверилась Адель. – Но откуда, гадина, узнала?!»
Схватить экономку за грудки и вытрясти признание. Преступлением больше, преступлением меньше! Ее ведь уже подозревают в покушении на жизнь мужа. Тяжкие телесные, что она нанесет домработнице, особо на приговор не повлияют.
А тетя Нина – вот змея-то фальшивая! – обнимает ее. Бормочет ласково:
– Аделечка, не переживай!.. Все уладится!..
И даже не спросила, что с Фрицем. Почему он в больницу попал.
…В этот момент зазвонил городской телефон. Адель схватила трубку:
– Алло?
– Могу я услышать Адель Александровну? – поинтересовался сдержанный женский голос.
– Да, да, это я! – выкрикнула она.
И узнала, что ее муж пятнадцать минут назад скончался.
Адель положила трубку и выдохнула:
– У… умер.
Тетя Нина стояла бледнее, чем Фриц перед обмороком, судорожно глотала воздух. Наконец, выдавила:
– П-пусть… земля ему будет пухом.
* * *
Вскрытия Адель ждала со страхом.
Однако причина смерти в заключении значилась совершенно невинная: острая сердечная недостаточность.
– Но… вы же говорили про гипогликемический шок?! Очень низкий уровень сахара? – кинулась она к лечащему врачу. – Что это из-за моего укола случилось?!
– Низкий уровень сахара мог спровоцировать сердечный приступ, – пожал плечами врач. – Но сам по себе причиной смерти не явился. Это я вам ответственно заявляю.
– Слава богу, – возвела глаза к небу Адель. И тут же поправилась: – То есть слава богу, что это не я в его смерти виновата…
– Нет, не вы, – согласился доктор. – Совершенно очевидно: даже если доза была превышена вдвое – от этого умереть он не мог.
– А вы смогли выяснить – сколько у него в организме было инсулина? – поинтересовалась она.
– К сожалению, это невозможно, – пожал плечами врач. – Современная медицина в состоянии определить лишь его присутствие в организме – но не количество.
– Значит, ему все-таки с сердцем плохо стало… – пробормотала она.
Врач чуть раздраженно пожал плечами. Ему явно хотелось побыстрее распрощаться со свежеиспеченной вдовой. Он отечески похлопал ее по плечу, подытожил:
– Скорее всего. Что вы хотите – диабет, возраст…
«Не диабет его убил – я, – терзала себя Адель. – Своим предательством, своей подлостью…»
А вот кто выдал ее?
Тетя Нина – кому еще! У домработницы – в отличие от лопушка Фрица – глаз острый. Наверняка приметила следы от поцелуев на шее хозяйки. Разорванные кофточки. Неужели даже не поленилась проследить ее до квартиры Саввы?
Только что толку устраивать допрос без доказательств, экономка все равно будет отпираться. Надо просто, безо всяких объяснений, выгнать ее – и все.
Но только тогда – малодушно подумала Адель – она опять останется абсолютно одна, в пустом доме, без поддержки.
И решила: двуличную домработницу она уволит обязательно. Чуть позже, когда немного отойдет от смерти Фрица.
Адель – когда признавалась в своей любвеобильности, рассказывала о мужьях и любовниках – выглядела слегка смущенной. Явно боялась, что я стану ее осуждать. Хотя с чего бы? Молодец, деваха. Знает, чего хочет, – и планомерно добивается своего.
А что ей в голову засела мысль, будто она сама мужей убивает, – то полная чушь. Так мне по крайней мере казалось – когда Адель рассказывала про первого своего супруга, Григория. А вот когда речь зашла о Фрице…
Пока Адель излагала о знакомстве с немцем, его ухаживаниях, свадьбе, медовом месяце, я по-прежнему не ощущал ничего настораживающего.
Но едва телеведущая начала описывать их семейную жизнь – как они сняли загородный дом, стали его обустраивать, – я вдруг поймал ослепляющую, жаркую волну ненависти. Кто-то (лица я, естественно, не видел) желал им зла. Искренне, ежечасно и ежеминутно, полной горстью.
Впрочем, у каждого более-менее успешного человека существуют завистники. Объективно красотка Адель могла раздражать многих. Она продолжала делать карьеру, вышла замуж за успешного, искренне влюбленного в нее человека. Кто бы сомневался, что ей завидовали. Я почувствовал: на нее и порчу насылали. Восковая куколка, сердце пронзила игла. Примитивные, деревенские забавы. Способные разве что вызвать мигрень. Но головную боль вызывают также перепады атмосферного давления, снижение уровня сахара в крови, колебания гормонального фона и еще множество не метафизических – физических и физиологических факторов.
Однако ореол черного вокруг благополучной с виду пары становился все гуще. Сто процентов: дело тут не в доморощенном колдовстве.
– Вашего мужа отравили, – вдруг вырвалось у меня.
Адель осеклась. Взглянула на меня с ужасом. Севшим голосом пробормотала:
– Как? Кто?..
– Не знаю. Но вы с ним – отравителем – скорее всего знакомы.
Она нахмурилась. Растерянно переспросила:
– С ним?
– С ним – или с ней. Фамилию, имя и адрес по прописке сказать, к сожалению, не могу, – буркнул я.
Я вдруг вместо недавней бодрости опять почувствовал бесконечную усталость. Все ж не зря соблюдаю принцип: семь консультаций в день. Это предел моих возможностей. А восьмая – в неурочное время, вместо ужина – меня окончательно доконала. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло. Кажется, недомогание было видно и со стороны. Во всяком случае, Адель забеспокоилась:
– Вам плохо?
Соблюдать политес я не стал:
– Я весь день работал. И последний раз ел восемь часов назад.
Она поспешно вскочила:
– Да, простите! Простите, ради бога! Вы бы просто меня остановили… Я сейчас уйду.
«И скатертью дорога!» – едва не вырвалось у меня.
Чего мне стоило просто с ней распрощаться!
Однако с губ – против воли моей – вдруг сорвались слова:
– Впрочем, если желаете, можем поужинать вместе. Я хочу узнать окончание вашей истории.
* * *
Адель предчувствовала: Бог ее покарает.
И это случилось на следующий день после похорон Фрица.
Она проснулась поздно, с тяжелой головой. На поминках, естественно, выпивала. А чтобы уснуть, приняла снотворное. Тетя Нина пыталась таблетки отнять:
– Не знаешь, что ли? Нельзя со спиртным!
Но Адель вырвала облатку. Авось выдержит сердце. А не выдержит – туда ей и дорога.
Смерти как избавленья Всевышний ей не послал. Только жестокую головную боль.
А когда спускала ноги с кровати, вдруг стрельнуло под левую лопатку. Больно стало – она аж ахнула. Неужели сердце, накаркала домработница?
Но болела, скорее, спина. А «мотор» бился ритмично, в обычном темпе. Попробовала глубоко подышать – вроде легче стало. Осторожно добрела до кухни, напилась ледяной воды.
Верная себе тетя Нина опять повсюду расставила фотографии усопшего, возле каждой – рюмочка с черным хлебом. Этот его взгляд – всегда смущенный, чуть виноватый…
– Теть Нин! – рявкнула Адель.
И снова – согнулась от боли чуть не пополам. Да что с ней такое?
Явилась домработница. Хмуро спросила:
– Звали?
А неведомые демоны уже охватили всю спину, выжигают на коже огненными лапами.
– К-корвалолу м-мне накапайте, – непослушными губами попросила Адель.
И рухнула в кресло.
Пока домработница наливала лекарство, Адель кое-как сумела пристроиться – левое плечо упирается в спинку кресла, правая нога неестественно вытянута. Стало немного легче.
Выпила корвалолу. Попыталась подняться – снова спину будто щипцами раскаленными жжет.
Адель вновь упала в кресло, застонала.
– Эк тебя перекосило. «Скорую» надо, – со знанием дела произнесла тетя Нина.
Врачи явились быстро, лица озабоченные. (Адель когда-то делала передачу, знала: с медиков за смертность у молодых головы снимают.)
Слушали, снимали кардиограмму, щупали пульс, измеряли давление. Наконец, вынесли приговор:
– В порядке у вас сердце.
– Но я же шевельнуться не могу! – возмутилась Адель.
– Возможно, колика почечная. Или остеохондроз, – пожал плечами врач. – Но жизни вашей ничего не угрожает. Обращайтесь в поликлинику по месту жительства.
Хорош остеохондроз, когда она скоро на стенку полезет!
Напилась анальгину, но-шпы, кетанова – все без толку. Если сидеть, хитро скрючившись, вроде нормально. А стоит шевельнуться – будто раскаленным прутом боль пронзает. Единственно хорошее: корить себя за смерть Фрица сил элементарно не оставалось. Вся энергия уходила на то, что с собственной болью справляться.
