Чувство гармонии не покидало гостей и тогда, когда они отворачивались от окна. В офисе архитектурной мастерской не было места лишним деталям. Одна стильная вещь, наподобие удобного широкого кресла, картины на стене или небольшого уютного дивана, была способна рассказать больше, чем целое портфолио проектов. Каждая деталь словно была небрежно оставлена, а на самом деле осознанно необходима именно в этом месте интерьера, создавая максимальный уют. Отсутствие лишних вещей освобождало жизненное пространство.
Среди идеально белых стен, на фоне беспредметных поверхностей ярче, чем в музее, перед глазами гостя выделялась на стене одна-единственная картина – «Сын человеческий» Рене Магритта. Это был не подлинник, а копия, сделанная Поташевым для собственного удовольствия. Как всякий архитектор, он был хорошим рисовальщиком и передал манеру Магритта довольно точно. На ней был изображен мужчина во фраке и в шляпе-котелке, стоящий возле стены, за которой виднелось море и облачное небо. Лицо человека было полностью закрыто парящим перед ним зеленым яблоком. Поташеву эта работа художника нравилась еще со студенческих лет. Он знал, что Магритт считал эту свою картину своеобразным автопортретом. Алексею тоже казалось, что человек в котелке с яблоком, закрывающим лицо, – это он, и точно так же, как многие мужчины до него и после него, он является потомком библейского Адама. А само яблоко, как ему и положено, символизировало искушения, которые продолжают преследовать мужчину в нашем мире.
Обычно гость долго всматривался в эту картину-ребус, а затем осознавал, что ему ее не разгадать…
Лиза, доехавшая до Печерска из центра по дорогам без пробок, сидела в большом кресле. Перед ней на небольшом стеклянном столике дымилась чашка кофе и стояла конфетница с конфетами, свежим зефиром и «птичьим молоком».
Она кратко рассказала Поташеву о последних новостях, связанных с внезапной смертью Шанаева. Еще более кратко описала процесс своего увольнения из некогда горячо любимого музея и затихла в ожидании реакции Алексея.
А реакция была неожиданной. Он взял в руку трубку мобильного, набрал какой-то номер и сказал:
– Манюня! Там у вас должен быть некий гражданин Шанаев на вскрытии. Так вот, он меня очень интересует! – Поташев выслушал ответ и сообщил: – Сейчас приеду!
Лизу он спросил так, словно это было чем-то само собой разумеющимся:
– Ты со мной?
– Куда? – поинтересовалась девушка.
– Тебе понравится! – подмигнул ей Алексей, который уже чувствовал кураж от предстоящего расследования.
* * *
В лаборатории пожилого ученого, где ничем приятным никогда не пахло, внезапно пронесся аромат дорогих духов «Joy». Смесь запаха роз и жасмина заполнила все уголки скромной обители Бродского. Вслед за благоуханием появилась его носительница – Валентина Павлова. Она была одета в салатного цвета котоновое платьице, поверх которого было наброшено розовое болеро. В руках у нее была розовая лакированная сумочка, а на ногах – балетки такого же карамельного цвета. Волосы из ярко-рыжих, какими они были совсем недавно, превратились в платиново-золотистые, а макияж стал почти невидимым, только мерцал перламутровый блеск на губах.
Лазарь Моисеевич Бродский в честь прихода милой лаборантки не только причесал свою седую шевелюру, а также усы и бороду, но даже надел новую белую рубашку, новый же синий галстук и новые очки в модной оправе. Судя по его внешнему виду, он хотел произвести приятное впечатление на свою бывшую коллегу. Восторженный возглас Валентины и ее комплименты в адрес хозяина лаборатории показали, что преображение пожилого затворника от науки в зрелого импозантного мужчину вполне удалось.
Беседа бывшей лаборантки и ее наставника шла в непринужденной манере. Они пили чай, приготовленный заботливыми руками Валентины, Лазарь Моисеевич шутил, рассказывал анекдоты, над которыми от всей души хохотала девушка.
– В Одессе на Привозе: «У вас есть документы на эту рыбу?» – «А шо вам надо, свидетельство о смерти?»
Но вскоре речь пошла о том, чем так хотел поделиться ученый и что с таким подлинным интересом слушала бывшая лаборантка. О «тесте на смерть».
Бродский напомнил любознательной Валюше, что, еще когда они работали вместе, он синтезировал те четыре маркера, которые назвали «тестом на смерть».
– Да, да! Я помню! – загорелись глаза слушательницы. – Вы пошли дальше?! – спросила она с замирающим сердцем.
– Я пошел значительно дальше, пани Павлова! – шутливо обратился к ней бывший наставник. – Я создал вещество, при воздействии которого на маркеры в организме человека один из маркеров разрушается и пациент может благополучно жить дальше. Ты понимаешь, что это значит?! – Он гордо развернул плечи.
– Понимаю… – тихо прошептала Валентина.
Бродский наблюдал, какое ошеломляющее действие произвело на Павлову его откровение. Она побледнела до такой степени, что даже губы под слоем блеска стали голубоватыми. Ему было очень лестно, что эта девочка, практически годящаяся ему в дочери, так мгновенно, что называется, с лету, смогла оценить его новое открытие.
– Вы с кем-то… кроме меня делились этим изобретением? – спросила она, закусив губу.
– Милая Валюша! Смысла не вижу. Пока оно не будет апробировано клиническими исследованиями, обнародовать его глупо! Спионерят и спасибо не скажут! А у нашего государства на науку, как известно, денег нет. Пусть полежит пока. До лучших времен.
– А не попить ли нам еще чаю?! Я тут пирожные принесла. Как вы любите – эклеры, с заварным кремом, – засуетилась бывшая лаборантка.
– Ты все помнишь, милая Валечка! Грешен, люблю их, как ребенок! Небось, сама приготовила? Я помню, они у тебя большие такие получались, как кулак здорового мужика!
– Сама, сама, все сама! Угощайтесь, пробуйте! Вам понравится! – ворковала Валентина, и щеки ее разгорались алым румянцем.
Эти румяные щеки были последним, что увидел Бродский в своей жизни. Яд был быстродействующим – смерть наступила мгновенно. Только убедившись в том, что Бродский не подает никаких признаков жизни, Павлова покинула лабораторию.
Глава 10
А в остальном, прекрасная маркиза…
У Нины Анатольевны Поташевой в последнее время само собой сложилось правило трех «Н», оно означало – Нет Ничего Невозможного.
Сперва, когда она познакомилась с Иваном Лещенко и он ей понравился не только как классный программист, но и как мужчина, она позволила себе забыть об их разнице в возрасте. Благодаря чему у них случился роман, да еще какой!.. Похлеще ее первого романа с Поташевым-старшим. Затем она решила честно поставить все точки над «і» и сказать любимому, что их чудные отношения его ни к чему не обязывают и он может считать себя совершенно свободным… Но любимый повел себя не так, как предполагалось. То есть не унесся на крыльях Зефира искать молоденьких и незамужних, а сделал Нине Анатольевне предложение руки и сердца. Он настойчиво дал ей понять, что хочет продолжать жить с ней в качестве мужа, а волнующее и пикантное положение ее любовника его больше не устраивает.
Как любая нормальная женщина, Поташева спросила его: «Почему?» Хотя она и догадывалась, что именно он ответит, но ей хотелось услышать это.
Иван понимал, что ответ: «Потому что!» не устроит любимую. Поэтому он, как математик по образованию и как мужчина, для которого логика – это система правильного мышления, ответил следующим образом:
– Во-первых, всегда, когда я тебя вижу, уровень тестостерона у меня в крови вырастает где-то в среднем на восемь процентов. Во-вторых, весь мой предыдущий опыт общения с женщинами доказывает, что когда заканчивается букетно-конфетный период, в девяноста девяти случаях женщины ведут себя как дуры, а именно: начинают яростно подталкивать мужчину к браку. Ты себя ведешь кардинально противоположно. Ты объявляешь мне, что я совершенно свободен! Но я не хочу быть свободным от тебя! В-третьих и в последних. Мы с тобой разные, и это мне нравится. Но в одном, самом главном, ты – такая же, как я. Ты живешь эмоциональной памятью, и твой мир – это настоящее. Ты, как и я, умеешь ценить мгновение. Ты умудряешься его не расплескать. Пить его медленно и с удовольствием. Наслаждаться, как единственной порцией драгоценного вина. Почувствовать каждую капельку… Поэтому я хочу быть с тобой всегда. Пусть даже это называется нехорошим словом «брак».
Нина Анатольевна улыбалась. Ответ был исчерпывающим и очень ее устроил. Стали обсуждать детали бракосочетания. Решили провести церемонию очень скромно. Но оставалось несколько вопросов. Кого позвать в свидетели? Где отметить? Кто, по мнению молодых, должен присутствовать из родных и знакомых? Видно, день был удачным, потому как и на эти вопросы ответы нашлись быстро.
Алексей Поташев довольно редко заглядывал в почтовый ящик, потому что с тех пор, как умные люди придумали электронный адрес, все важное приходило на е-мейл. Однако в этот раз его как будто что-то привело к почтовому ящику на первом этаже дома. Белый конверт, узкий, изящный, выполненный в евроформате, со вложенной в него открыткой, был приглашением на свадьбу матери. Конечно же, он сперва опешил. Затем помотал головой, улыбнулся и, войдя в квартиру, сообщил Лизе:
