— Возможно, на него не давит груз образования, — хихикнул Льюис.
— Кажется, причина действительно в этом, — сказала я.
— Нельзя спорить с успехом, — развел руками Альберт.
— Можно, если дощечка поддельная, — возразил Льюис. — И вы ведь сказали, что это возможно.
— К Джасперу было трудно испытывать симпатию, — сказал Альберт. — Возможно, мои подозрения больше касались этого момента, чем самой дощечки. Просто она показалась совсем неуместной там, должен сказать. Однако Эдвина была очарована ею, но с другой стороны, она же разделяет взгляды Джаспера на мир, во всяком случае, в том, что касается Рапа-Нуи.
— Кто-нибудь из вас двоих знает, кто такой или такая Анакена? — поинтересовалась я.
— Я надеялся, что это будете вы или ваша милая подруга Мойра, — ошарашил меня Альберт.
— А я был уверен, что это вы, еще в первый день в автобусе на Рано Рараку, — выдал Льюис.
Я оставила этих двоих глотать коньяк, а сама проскользнула обратно в свой номер. Следует сказать, что оба были в какой-то мере милыми, один в нижнем белье, второй в пижаме, но Альберт долгие года проработал в довольно-таки жестоком бизнесе. Он не мог быть даже близко таким милым, каким казался, и, в конце концов, они вломились в чужой номер.
Коньяк, тем не менее, подействовал, и в этот раз я уснула. Как и всегда, во сне был Роб:
— Ты не в форме, дорогая, — произнес он. — Это все этот отпуск. Хватит развлекаться. Тебе нужно искать связующие ниточки, необычные детали, которые раскроют убийцу. Тебе нужно понять, что общего между этими двумя убийствами и Габриэлой. Ты знаешь, что это. Эта та самая раздражающая мелочь.
Я проснулась и задумалась над этим. Роб предполагал, что я знаю, что это за ускользающая мелочь. Я не знала. Я снова заснула. На этот раз Роба не было во сне. Вместо этого я обнаружила, что меня схватила Кассандра де Сантьяго и тащит по земле. Кто-то в капюшонах, скрывающих лица, наблюдал издали.
— Я забираю тебя в Ханга Роа, чтобы сделать татуировку, — мерзко прохихикала она, словно злобная ведьма. — Анакена собирается наградить тебя татуировкой в виде маленькой птички.
— НЕТ! — закричала я или, по крайней мере, попыталась. Я постаралась привлечь внимание Мойры и остальных, но Мойра показывала Рори свою собственную татуировку и, казалось, не замечала, что происходит вокруг. Остальной народ стоял спиной ко мне, карауля самолет. Я была абсолютно уверена, что, если бы я пошла вместе с Кассандрой и мне бы сделали эту татуировку, то к утру я бы уже была мертва.
— Вот оно! — воскликнула я, резко сев в постели.
— Что такое? Что случилось? Еще кого-то убили? — спросила Мойра, совершенно сбитая с толку.
— Существует только один убийца, — выпалила я.
— Уверена, это облегчение, — успокаивающе произнесла она. Думаю, она решила, что я разговариваю во сне, прямо как Сет несколькими ночами ранее.
— Мне надо позвонить Робу, — выпалила я.
— Сейчас же глубокая ночь, — возразила Мойра, но я уже пыталась набрать номер. Проблема заключалась в том, что нельзя было напрямую позвонить так далеко, в Канаду. Я натянула шорты и надела футболку и в таком виде направилась к стойке администратора. Там никого не оказалось. Свет был приглушен, а телефон, по которому я попыталась позвонить, был отключен.
— Где ключи от машины? — спросила я, возвращаясь в номер.
— Ты с ума сошла! — воскликнула Мойра, когда я вылетела обратно. Я помчалась в город, прямо к дому Гордона и Виктории, и стала барабанить в дверь. Мне открыла заспанная Виктория.
— Мне нужно срочно позвонить в Канаду, — выдала я. — Вопрос жизни и смерти.
Вопрос к Робу: Можно ли отравить кого-то с помощью иглы для татуажа?
— Ты в порядке? — спросил озадаченный Роб.
— Да, — ответила я. — Но мне очень надо тебя спросить кое о чем, очень важном.
— Здесь сейчас четыре часа утра, — сказал он.
— Здесь тоже четыре часа утра, — парировала я.
— Ладно, значит, мы на одной линии. Какой вопрос?
Я сказала ему. Я услышала, как охнула Виктория, когда я озвучила свой вопрос.
— Да, это возможно, — ответил Роб. — Пару лет назад было громкое дело: один парень уверял, что его отравили, уколов зонтом. Все посчитали его сумасшедшим, но он умер некоторое время спустя, от отравления, и у него на ноге остался след от укола.
— А ты помнишь, что это был за яд? — спросила я.
— Нет, но я могу выяснить, — ответил он. — Что ты там затеваешь, Лара?
— Позже объясню, но отравить кого-нибудь в планах не стоит. Кое-кто здесь, точнее три человека, был отравлен. Чего я не пойму, так это почему патологоанатом и врачи не смогли этого выяснить. Неужели у них нет приборов, которые за несколько минут могут определить, что находится в крови человека?
— Ты слишком много смотришь телевизор, — вздохнул он.
— Возможно, — согласилась я. — Но я в форме.
— Конечно, в форме, — сказал слегка озадаченным, но успокаивающим тоном.
— Забудь об этом, — бросила я.
— Знал же ведь, что надо было с тобой поехать, — проворчал он.
— У меня такое чувство, что ты и так все это время был со мной рядом, — возразила я.
— Я не совсем понимаю, что это значит.
— Позже объясню, — заверила я его.
— Это звучит так, словно тебе потом придется довольно долго все объяснять, — вздохнул он. — Будь осторожна.
— Дело в татуировке, — сказала я, вешая трубку и поворачиваясь к Гордону. — В краске был какой-то яд. У Дэйва была татуировка, у Джаспера, и Габриэла начала делать себе татуировку. Она не умерла, потому что в ее организм не попало столько же яда, сколько в организм двух других. Должно быть, ей удалось убежать или убийцу отвлекли. Вам следует сказать об этом врачам Габриэлы немедленно. Патологоанатом как раз выясняет, что же убило Джаспера и Дэйва. Возможно, он уже знает или, может быть, врачи расскажут ему про Габриэлу, он сможет собрать все кусочки мозаики — выяснить, что это за яд.
Гордон было потянулся к телефону, но Виктория накрыла его руку своей:
— Гордон, — сказала она. — Подумай, если все трое отравлены одним и тем же, тогда этот факт может прямиком указать на тебя, особенно из-за Габриэлы. Ты и так уже под подозрением, даже если Фуэнтэс тебя пока отпустил.
«Естественно, Габриэла ведь не близкая родственница», — подумала я.
— Она моя дочь, Виктория, — возразил он. — Я умру за нее.
— Его дочь? — округлила я глаза, когда он стал набирать номер.
— Я позже объясню, — пообещала Виктория. — Но, да, Габриэла — его дочь.
Полагаю, нам всем предстоит кое-что объяснить.
— Змеиный яд, — сказал Фуэнтэс.
— Змеиный яд?! — воскликнула я. — На этом острове водятся ядовитые змеи?
Я подумала о милях полей с высокой травой, сквозь которую ходила, обутая в сандалии, и кучу скал, которые я излазала.
— Конечно, нет, — заверил Фуэнтэс. — Никаких змей, что, кстати, объясняет, почему змеиный яд они искали в самую последнюю очередь в случае сеньориты.
— А противоядие для него существует?
— Да, и я рад сообщить, что его доставят сегодня вечером или, возможно, завтра рано утром. Вопрос в том, очень сильно или нет повреждены внутренние органы сеньориты.
— А откуда привезут антидот?
— Из Австралии, где обычно обитает эта змея.
— От Австралии до Рапа-Нуи далековато плыть для змеи, — заметила я.
— Да уж, — согласился Фуэнтэс. — Именно поэтому я действую на основании предположения, что у кого-то с собой была либо змея, либо пузырек с ядом. Мне сказали, что его используют в очень маленьких количествах, чтобы лечить определенные заболевания, какие именно — понятия не имею, но это означает, что его вполне возможно приобрести.
— В Австралии, — закончила я.
— Да, — кивнул Фуэнтэс. — Уверен, вы знаете, где живет Гордон Фэйеруэтер, и где он преподает.
— Но отравить собственную дочь?! Я же видела его, когда разговаривала с ними прошлой ночью. Он знал, что рискует, и все равно позвонил.
— Да, — снова согласился он. — Но есть, так скажем, некоторые моменты, касающееся его дочери, и он бы выглядел еще сильнее виновным, если бы не сделал этот звонок. Я знаю, что вы и так бы мне все рассказали про татуировку, если бы он этого не сделал.
— Конечно, рассказала бы, — подтвердила я. — Я бы не позволила Габриэле умереть, ничего не делая и зная, что я могу спасти ее.
— Я очень рад это слышать, — улыбнулся он. — А вы скажете мне, откуда вы узнали про татуировки?
— Если бы я вам сказала, вы бы подумали, что я сошла с ума, — смутилась я.
— И все же расскажите, — настоял он.
— Мне это приснилось, — призналась я.
— Какое облегчение, — вздохнул он. — А то я боялся, что вы скажете, что это ваш друг полицейский знал об этом все это время. Видите ли, я ему немного завидовал в профессиональном плане, хотя мы и не были знакомы.