- Ох и тяжелые, - сказала Эви, вывалив весь этот ворох на директорский стол, и принялась массировать себе руку. Пыль взвилась столбом.
- Что ты принесла, деточка? - директор взглянула на нее исподлобья.
- Из архива... Тут все в кучу... Накладные на продукты, банковские документы, инвентаризационные акты...
- Разве я просила тебя об этом?
- Я решила... Завтра не выйдет, вы весь день будете заняты. Я думала, помогу.
- Эви, ведь ты разумная девушка.
- Я действительно...
- Ты думаешь, мы найдем? Впрочем, может, и найдем. И как, по-твоему, что мы найдем?
- Я вас не понимаю. Фамилию той женщины.
- Правильно, Эви. Фамилию той женщины. Фамилию женщины, которая родила двойню. А эти ребята ищут мать. Мать. Не поняла?
Девушка в замешательстве помотала головой.
- А это не мать. Не мать. Теперь не военное время, теперь дети у матерей не пропадают, теперь их теряют с умыслом. Мне этих ребят жаль. Ну скажем им фамилию, ну дадим адрес. Они пойдут по адресу и встретят грязную алкоголичку. Ты знаешь, чьи дети к нам поступают.
- Но не все же такие.
- Не все. Правильно. Но ведь это поступок, которому нет оправдания. Самое подлое предательство. Она будет перед ними плакать, лгать, клясться. И они простят. Верь мне, они ее простят, так как они ищут мать, и это слово для них святое. И потом эта, с позволения сказать, мать повиснет у них камнем на шее.
- Но... Может быть...
- Никаких "может быть". Разве люди, воспитавшие этих ребят, не заслуживают, чтобы их по меньшей мере пожалели? Ты понимаешь, каким это будет ударом для них?
- Что делать? Нести обратно?
- Нет у нас документов за этот период времени! Не сохранились! То, что они братья, они установят и без нашей помощи.
- Я не знала, что вы можете быть жестокой.
- Нет, я не жестокая. Я просто хочу быть справедливой.
Может ли ложь быть справедливой? Иногда, вероятно, может.
Но Виктора слова директора не остановили, он искал другие источники информации - в родильном отделении больницы и за ее стенами. Сведения были довольно расплывчатыми, но после просеивания кое-что могло и сгодиться.
Глава тринадцатая
- Как в той песне поется: и опять, и опять?.. - спросил Виктор.
Эрик ничего не ответил, он неотрывно смотрел на официантку. Казалось, она навечно застряла в дверях, через которые полагалось выносить чудеса кулинарного искусства. Он ждал, чтобы она сдвинулась с места, а она ждала, когда стихнет очередной порыв резкого осеннего ветра, который в этом кафе на открытой веранде просто свирепствовал, трепал полосатые полотняные зонты, явно намереваясь разорвать их в клочья, гулял по столикам. Она уже заработала насморк, и руки у нее были красные, озябшие. Хотя она и старалась подольше побыть на кухне. Несколько посетителей, торчавших за столиками, вызывали у нее ненависть. Не будь их, администрация закрыла бы это заведение - и она бы давно уже работала в тепле, как все порядочные люди.
- Два кофе и... и два по сто водки, - заказал Эрик, но карандаш официантки не запрыгал по блокноту.
- Насколько мне известно, водки в нашем кафе никогда не было, высокомерно сказала она.
- Коньяк? - Эрик повернулся к Виктору. Тот одной рукой оберегал от ветра помятые листки бумаги, а другой ставил на них какие-то таинственные знаки.
- Бери ликер, такая же дрянь, но дешевле.
- Двести ликера.
- Какого? У нас их несколько.
- Покрепче.
- Бенедиктин, - уточнил Виктор. - Депутат, дай-ка мне ту книженцию!
- Прошу тебя...
- Извини, старик, забыл. Больше не буду! Посмотри-ка, где улица Спаргелю.
- Знаешь, кажется, дома мне больше не верят... - начал Эрик, листая "Краткий справочник". - Ивета еле сдерживается, вот-вот пойдут расспросы. Пока ей гордость не позволяет. Я говорю, занят на подготовке пожарной команды, сейчас до меня дошло, она ведь может позвонить в депо.
- У тебя красивая жена.
- А ты откуда знаешь?
- Не знаю, мне так кажется.
- Почти угадал. Может, и не писаная красавица, зато хорошая. Улица Спаргелю... Ориентир один - улица Красотаю...
- Далеко... Отсюда далеко. Нам надо бы... - В этот момент официантка принесла заказ и, не сказав ни "пожалуйста", ни "приятного аппетита", удалилась. Виктор отпил глоток тепловатого кофе и вылил в чашку ликер из стакана.
- Разве так вкуснее?
- Скорее проймет сверху донизу. Адреса в центре пометим, скажем, буквой "А", те, что подальше, в сторону Юглы, буквой "Б"... Каждый район Обозначим индексом, иначе потеряем время без толку.
- Мудрец!
- Мудрец и красавец!
- Вдвойне мудрец, кофе с ликером и в самом деле можно пить.
- Улица Пиена... Найди...
- Нечего искать, я и так знаю, где она. Первым троллейбусом до конца.
По дороге к троллейбусной остановке Виктор думал о жене и дочери Эрика. Неправда, он знал их не только по его рассказам. Девчушка совсем еще крохотная, что о ней скажешь; а вот в Ивете была какая-то степенная, величавая красота, и он завидовал брату. Всякий раз Ивета вспоминалась с ребенком, будто без ребенка вовсе и не существовала. И он поехал посмотреть на нее еще разок. Теперь было проще, Виктор знал, когда она выходит с ребенком гулять. Он почувствовал, что зависть начинает перерастать в ревность. Виктор осмелился пройти совсем близко от нее. Пряча лицо. Да, это была она. О такой он всегда мечтал. Белла? Недоразумение, яркая погремушка, не больше. Белла - погремушка, Нина страсть. Как он обманывал себя с этими женщинами! Эрик с Иветой конечно же счастлив, такое вот благородство и умиротворенное спокойствие женщины не может не делать мужчину счастливым.
Виктору стало необходимо раз или два в неделю видеть ее, но когда Эрик решил познакомить его с Иветой, он категорически отказался. Наш положительный герой думал, что Ивету можно даже посвятить в их заговор, но Виктору было ясно, что таким образом брат хочет оправдаться перед женой за свое вечное отсутствие по вечерам.
- Берегись, у близнецов одинаковые вкусы, - с деланной веселостью сказал Виктор.
- Ты тоже об этом читал?
- Нет, я об этом догадываюсь.
Эрик рассказал, что библиотекарша дала ему статью о близнецах в медицинском журнале. Близнецы, живущие вместе, тратят максимум усилий, чтобы отличаться друг от друга и таким образом подчеркнуть свою индивидуальность. А близнецы, живущие раздельно, обладают одинаковыми вкусами, их прельщают одни и те же блюда, им нравится одна и та же музыка и у них одинаковые увлечения. Англичанок Фреду и Грету Чаплин, до тридцати лет живших раздельно, по очереди пригласили в один и тот же магазин. Всем на удивление, они вышли оттуда, купив одинаковые платья. А Джанетта и Айрин Гамильтон при своей первой встрече были буквально шокированы: обе носили одинаковую прическу и одежду, и даже их подружки на школьных фотографиях оказались похожими.
Виктор слушал краем уха, он думал об Ивете, вспоминая, как впервые увидел ее. Было часов девять или десять утра, он возвращался с совершенно дикого полуторадневного карточного марафона у Мартыновны. Утомленного, одуревшего от длительного бодрствования, его не брал даже алкоголь. И вдруг ему пришло в голову, что надо бы увидеть жену Эрика. Он понимал, что это глупо, и все-таки сошел с трамвая, нашел такси и велел водителю ехать в этакую даль. Долго сидел на скамейке под деревьями, ждал, когда она выйдет с ребенком погулять. И едва Ивета показалась в дверях, сразу узнал ее, хотя раньше никогда не видел, разве что на маленькой фотокарточке, которую Эрик носил с собой в бумажнике.
У Мартыновны игра шла по-крупному, дух захватывало, Виктор за несколько часов просадил почти все, что оставалось от заработанного в лесу. Он вышел из игры, имея рублей десять в кармане для решительной ставки, решил подождать, когда внутренний голос опытного игрока скажет ему: "Давай!" Коля-Коля был пустой уже к десяти утра, они оба с Тараканом куда-то смотались и вернулись со столовым серебром, и вдова Мартыновна купила его у них по сорок копеек за грамм. У нее были черные пластмассовые весы, как в фотолабораториях, а Коля-Коля за сорок отдавать не хотел, в скупочном магазине дают девяносто.
- Поищите другого покупателя, может, дадут больше, - вежливо сказала Мартыновна. Обиделась.
Таракан стал Колю-Колю уламывать, опасаясь, что вдова откажется от покупки, наверное, больше некому было загнать серебро. Виктор подумал про старика скупщика, но промолчал, ибо Мартыновна могла осерчать, а ему, мелкой сошке, расположение хозяйки дома было больше чем кстати. Пока торговали серебро, Франька Бригадир проиграл кожаную куртку, оцененную в двести рублей. Выигравший взял ее и небрежно, через плечо, бросил в угол. Хлопнувшись о стенку, куртка упала на пол да и осталась там лежать. Прослышав о большой игре, явился Борька Пирамидон. У него были с собой деньги и еще провонявшая нафталином шапка из выдры.
- Чур, моими гадалками, - сказал Пирамидон и положил на стол нераспечатанную колоду карт.
