Виктория похолодела.
— Я сейчас не могу говорить. У меня полно работы.
— Понимаю. Но наши радиослушатели были бы рады узнать, что вы думаете по поводу ограбления свадебного салона.
— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала Виктория. — Но я не позволю этому событию испортить самый счастливый день моей жизни.
— А вы уже слышали о том, что только что произошло в Центральном парке?
— Нет. А что там произошло? — быстро спросила Виктория.
— Одна из апрельских невест оказалась воровкой. — И он, захлебываясь от волнения, со всеми подробностями выложил ей сенсационную историю задержания Шоны и Тайлера. — Как вы это прокомментируете, Виктория?
— Какой стыд, — ответила Виктория. — Меня радует, что им не удалось выйти сухими из воды.
— А вы представьте себе, как сейчас радуются те старики с Пятой авеню! Что ж, зато найдется о чем почесать языки тихим воскресным утречком! Нам хотелось бы знать, как идут дела у остальных апрельских невест! — Шустрый мальчишка нахально подмигнул ей и заговорщически осведомился: — Виктория Бердслей, может, и у вас есть за душой какие-нибудь тайны, которыми вы хотели бы со мной поделиться?
Виктория натянуто рассмеялась:
— Нет. Правда, нет у меня никаких тайн. А теперь, если вы позволите…
— А как насчет того, чтобы прийти к нам в студию, когда закончится ваша смена, и немного поболтать?
Виктория решительно покачала головой, пытаясь в то же время оставаться любезной:
— Мы с моим женихом очень скромные люди. Я не заслужила такого внимания с вашей стороны. Я ничего особенного не совершила. Все, что я сделала, — это заказала свадебное платье у двух выдающихся модельеров. Вот и все. А сейчас единственное мое желание — держаться подальше от света софитов. — С этими словами она повернулась к репортеру спиной и исчезла в задней комнате.
— Ну вот, дамы и господа, вы сами все слышали, — провозгласил Эван в микрофон. — Еще одна апрельская невеста. Мы постараемся в ближайшее же время получить заявления от остальных. До встречи в студии!
Когда Виктория вошла в заднюю комнату, Дэйзи подняла на нее вопросительный взгляд и увидела, что та чем-то расстроена.
— Что с тобой?
— Вся эта шумиха вокруг свадебных платьев начинает действовать мне на нервы, — сказала Виктория. — Справишься без меня, пока не подойдет Келли? Я хочу домой.
— Ну конечно, что за вопрос! — Дэйзи подошла к Виктории и схватила ее за руку. — Все будет в порядке, не волнуйся.
— Мне вовсе не улыбается, чтобы Фредерик закатил мне сцену. Только что ко мне подскочил какой-то нахал с радио и буквально атаковал меня вопросами. Только и ищет возможности кого-нибудь искупать в грязи.
— Но ведь ты ни в чем не виновата.
— Я знаю, но…
Дэйзи улыбнулась:
— Может, твоя популярность привлечет внимание общественности к картинам Фредерика! Твоя мама только рада будет!
Виктория вяло отмахнулась.
— Одну из апрельских невест только что арестовали в Центральном парке за кражу драгоценностей. — Ее голос задрожал.
Глаза Дэйзи расширились:
— Правда? Вот это да! А ты с ней раньше встречалась?
— Нет, — честно ответила Виктория. — Никогда.
— Ладно, иди домой, детка, и постарайся хорошенько отдохнуть. У тебя впереди два дня выходных, верно?
— Ну да.
— Собираешься поехать к Фредерику?
Виктория кивнула:
— Думаю, мне не помешает ненадолго сменить обстановку.
— Вот и прекрасно! — сказала Дэйзи. — И что бы ты там ни говорила, я все-таки устрою девичник в твою честь!
Когда Виктория наконец очутилась на улице, она достала сотовый телефон и позвонила Джефри:
— Дорогой! Какая неприятность!
— Я уже слышал. Я так хотел тебе позвонить, но ты знаешь, что я не могу разговаривать на работе. Я только что смотрел новости, а сейчас читаю сегодняшний номер «Нью-Йорк пост».
— Какой-то наглый репортеришка сунул свой дурацкий микрофон прямо мне в лицо, когда я находилась за конторкой. Он задал мне столько бесцеремонных вопросов!
Джефри нервно втянул в себя воздух:
— А у меня телефон просто раскалился. Люди, с которыми я едва знаком, пронюхали, что Трейси — одна из апрельских невест, чье платье похитили из салона. Я был вынужден сказать им, что свадьбы не будет. А они, в свою очередь, набросились на меня с расспросами.
— Джефри, как ты думаешь, может, нам стоит уехать из города на пару дней?
— Перезвони мне, когда приедешь домой. Это надо обсудить.
— Хорошо. Но я на самом деле очень хочу уехать. На тот случай, если ко мне вдруг нагрянет Фредерик…
— Но ты ведь сказала, что он нас больше не побеспокоит.
— Надеюсь, этого не произойдет. Но вся эта шумиха может сорвать его с места.
— Позвони мне, как только доберешься до дома, ладно, дорогая? Будь осторожна. Я сегодня же заберу тебя оттуда. Не хочу, чтобы к тебе приближался этот тип.
Виктория улыбнулась:
— Как только приеду домой, сразу же начну собираться.
Эллен и Монтгомери Тимбер вздохнули с облегчением: когда по телевизору показывали утреннее шоу Патрика и Джинни, их дочь спала как убитая. А злополучный номер «Нью-Йорк пост» они спрятали на кухне, в шкафчике под раковиной.
Трейси и ее подруги воротились домой к четырем утра. Всю ночь напролет они играли в дартс, пока фотография Джефри не превратилась в решето. Когда они вернулись, то сразу же завалились спать. Вчетвером приволокли матрас из одной из комнат для гостей и, притащив его в холл, бросили на пол, рядом с двуспальной кроватью Трейси. Трейси и Кэтрин устроились на кровати, а Клер и Линда улеглись на матрасе. Они выразили единодушное желание ночевать в одной комнате, как уже не раз бывало в студенческие годы, когда они засиживались допоздна, делясь друг с другом своими проблемами и пытаясь сообща их решить. Большая часть проблем была, разумеется, связана с неудачами на любовном фронте.
Надо признать, с той поры практически ничего не изменилось.
Когда они проснулись, Кэтрин вызвалась сварить кофе для всей компании. Она знала, что впереди у Трейси нелегкий день. И не важно, сколько дротиков она метнула вчера в физиономию Джефри.
Родители Трейси завтракали на кухне. Эллен была одета с иголочки; на лице — безупречный макияж. Она была не из тех, кто полдня слоняется по дому в старом заношенном халате. По своему обыкновению, она встретила Кэтрин дружелюбной улыбкой:
— Ну что, девочки, удалось вчера отвести душу?
— По крайней мере, мы попытались. А сегодня я дежурю по кухне, — объявила Кэтрин. — Думаю, чашечка крепкого кофе поможет Трейси преодолеть все тяготы наступающего дня.
— Кэтрин Хини, мы считаем, что лучшей подруги для нашей Трейси на всем белом свете не сыщешь, — торжественно провозгласил Монтгомери. Ему нравилось обращаться к людям по имени и фамилии.
— Да, Трейси моя лучшая подруга, и она не заслуживает того, чтобы с ней поступали по-хамски, как этот тип.
— Безусловно, — поддержала ее Эллен. — Но, боюсь, у нас возникли новые проблемы.
— Какие? — сразу насторожилась Кэтрин.
Эллен открыла дверцу шкафчика, и, вытащив оттуда номер «Нью-Йорк пост», показала его Кэтрин:
— Здесь напечатано ее имя. А вдобавок его назвали по телевизору. Нам уже звонили несколько журналистов с требованием комментариев. Мы сказали им правду — что Трейси еще спит.
У Кэтрин отвисла челюсть:
— Это именно то, чего она больше всего боялась!
— Мы знаем, — горестно вздохнули супруги Тимбер.
Кэтрин сделала глубокий вдох, затем еще один. Наконец она собралась с мыслями и сказала:
— Мистер и миссис Тимбер, мы четверо знаем друг друга уже двенадцать лет. За это время мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы. Я считаю своим долгом сообщить ей эту неприятную новость вместо вас. Мы найдем способ изложить ей это в такой форме, чтобы максимально облегчить ее страдания. Так что не беспокойтесь. Все будет в порядке.
Эллен не выдержала и крепко обняла Кэтрин. Они вместе поставили на поднос кофейник, до краев наполненный свежим ароматным яванским кофе, четыре кружки, молочник, сахарницу и ее любимые французские рогалики, за которыми заботливый папаша сегодня с утра уже сгонял в булочную.
Кэтрин решительно взялась обеими руками за поднос; под мышкой у нее был зажат номер «Нью-Йорк пост».
— Трейси уже большая девочка, — объявила она, направляясь в комнату. — Она справится.
— Ведь она из рода Тимберов! — крикнул Монтгомери ей вдогонку.
Две минуты спустя дом огласил душераздирающий вопль.
— Подонок! Я его по судам затаскаю! — визжала «большая девочка».
Родители Трейси молча переглянулись.
— Это наша дочь, — вздохнул Монтгомери.
