Ознакомительная версия.
Лошадь ярко-рыжей масти, с белой проточиной на лбу и большой седловиной на спине не внушала мне особого доверия. Я критически оглядывал ее. Костлявый зад, тощие, с выпирающими ребрами бока и понурый вид как бы говорили о том, что это жалкое существо только случайно забыто смертью.
Фома Филимонович как бы угадал мои мысли и бодро заявил, похлопав лошадь по крупу:
- Стоящая коняга! Такая не подведет!
- Дурень старик, из ума выжил! - промолвил Похитун и, подойдя к Фоме Филимоновичу, сказал ему что-то на ухо.
- Хорошо считать зубы в чужом рту, господин хороший! - огрызнулся дед. - А ты посчитай в своем!
Похитун прокашлялся и ничего не ответил. Ему подали огромный овчинный тулуп, позаимствованный в караульном помещении, и он натянул его поверх шинели.
- Трогать! - скомандовал Гюберт.
Часовой распахнул ворота. Похитун неуклюже плюхнулся в сани, и под его тяжестью в мешке что-то хрустнуло.
- Пьяный, что ли? - спросил Гюберт.
Похитун промолчал и поднял воротник.
- Он и трезвый-то недотепа, прости господи! - в сердцах бросил Фома Филимонович, уселся на передок, взялся за вожжи, круто повернул коня и тронул.
За санями на лыжах пошли Гюберт и автоматчики. Весь гарнизон повалил со двора, провожая охотничью процессию.
- Ни пуха ни пера! - крикнул я вдогонку.
Мне никто не ответил. Узкая, малонаезженная дорога врезалась в завьюженный лес, и сани уже скрывались за деревьями.
28. ПОХИТУН НЕДОВОЛЕН СОПЕРНИКОМ
Ровно через сутки охотники неожиданно вернулись. Обычно Гюберт задерживался на двое-трое суток. Я с опаской подумал, что Фома Филимонович не выдержал экзамена и сорвал охоту. Я тотчас же вышел во двор. И первый, кто мне попался на глаза, был Гюберт. Уставший, с опавшими, но зарумянившимися щеками, он стоял на крылечке своего дома и тоненькой хворостинкой тщательно выбивал снег из своих меховых сапог. Двор был пуст, сани стояли уже под навесом.
Я подошел к Гюберту и поприветствовал его.
Он довольным тоном сказал:
- Ну и каналья, дед!..
- Подвел? - спросил я, чувствуя хорошее настроение гауптмана.
- Нисколько! Я получил колоссальное удовольствие. Не напрасно покойный Эденберг кормил его своим хлебом.
Мои опасения рассеялись. Но я шутливо заметил:
- Результаты охоты определяются не охотничьими рассказами, а наличными трофеями
- Только так! - подтвердил Гюберт. - И результаты прекрасные. На два ружья приходится четырнадцать тетеревов, три глухаря, пять рябчиков и два зайца. Как?
- Замечательно! - воскликнул я.
- И стрелок он отличный! - продолжал Гюберт. - Перестрелял меня. Бьет с любого положения... Но не в этом главное. Я впервые узнал, что тетеревов можно стрелять, не слезая с саней. Они подпускают к себе на десять пятнадцать шагов. Как в сказках барона Мюнхгаузена! Сидят на березах, будто чучела, и только шеями крутят.
- Видно на место хорошее попали? - допытывался я.
- Редкое место! И недалеко. Молодец дед!
Гюберт был необычно словоохотлив, и мне опять припомнились слова Доктора о том, что ради охоты гауптман способен на все. Гюберт долго рассказывал, как они подкараулили глухарей, как напали на след зайцев, как рябчики водили за нос Похитуна.
Когда Гюберт ушел к себе, я попытался разыскать Фому Филимоновича, но его точно ветром сдуло. Я заглянул на кухню, где уже ощипывали и потрошили дичь, в баню, в закуток старика, в дежурную комнату - его нигде не было.
На вечер у меня была намечена встреча с Криворученко. Третья и последняя встреча. Я должен был сегодня переговорить окончательно и со стариком и с Семеном.
В поисках Кольчугина я заглянул к Похитуну и застал его за переодеванием. Он неуклюже и смешно прыгал на одной ноге, запутавшись другой в штанине.
- С успехом можно поздравить? - сказал я вместо приветствия.
Похитун повернулся ко мне, наступил на штанину и упал на пол. Штанина треснула. Похитун с остервенением плюнул и разразился площадной бранью. Я молча наблюдал за ним, сдерживая смех. Он сидел на полу, разглядывал брюки, отыскивая разорванное место. Потом выругался еще раз и наконец натянул их на себя.
- Что вы сказали? - спросил он, уставившись на меня тусклыми глазками.
Он явно не хотел вымещать на мне свое раздражение. Он отлично знал, что вчера, после их отъезда на охоту, мне должны были выдать водку.
- Пришел поздравить вас с успехом.
- А ну их!.. - бросил Похитун, засовывая ногу в сапог.
- Кого их?
- Успехи, успехи эти самые! Я промок до костей. Это не охота, а сумасбродство. Так можно за милую душу схватить воспаление легких.
- Зато удача!
- Ничего удивительного. Кольчугин - человек местный и лес знает.
- И охотник отличный, - вставил я.
- А человек препротивный! - сказал Похитун.
- Гауптман придерживается иного мнения. Я с ним только что беседовал.
- "Гауптман, гауптман!" - с нескрываемой досадой передразнил меня Похитун. - Что - гауптман? Ему нужна дичь, а там хоть камни вались с неба... А я измучился, как собака, и ни разу не выстрелил.
- При чем же здесь Кольчугин? - удивился я.
- При том... - неохотно буркнул Похитун. Он уже надел сапоги и теперь влезал в мундир.
- То есть?
- При том, что он грубиян и подлиза, этот ваш Кольчугин.
- Почему - мой? - рассмеялся я.
- Потому что вы его подсунули гауптману. Сам гауптман говорит.
- Так и говорит, что подсунул?
- Ну не так, а вроде того... Покурить есть?
Я угостил его сигаретой и сел за стол. Сегодня я был особенно заинтересован в беседе. Мне хотелось вызвать Похитуна на откровенность и выудить у него подробности о Куркове и о моей таинственной "семье".
- Вы напрасно обижаетесь на старика, - сказал я. - Не так уж он плох, как вы думаете.
Похитун молчал, рассматривая свои черные ногти.
- Он был о вас очень хорошего мнения, - фантазировал я, - до той поры, пока вы не начали задирать его, не стали подсмеиваться над ним. К людям надо относиться терпимее. У каждого из нас есть свои недостатки, есть они и у Кольчугина. Он ведь тоже выпить не дурак, но побаивается - у него другое положение...
Похитун хмыкнул и спросил:
- Он, значит, тоже?
- А вы думали? И добрый по натуре, хлебосол.
Похитун недоверчиво покрутил головой и промолвил:
- Этого я не звал.
Мне не хотелось продолжать этот разговор, чтобы не навлечь подозрений, и я сказал:
- Скоро окончится наша дружба...
- Да, жаль! - заметил Похитун. - И водочка окончится.
В коридоре послышались шаги. Мы умолкли.
В комнату вошел Раух и сказал Похитуну по-немецки:
- Гауптман приказал вам подготовиться к поездке в авиадесантный полк. После обеда за вами придет машина. Подготовьте интересующие командование полка сведения и захватите карту.
- А где карта? - поморщившись, спросил Похитун.
- У гауптмана, - ответил Раух.
Похитун кивнул. Раух вышел.
- Вот, видали? - обратился ко мне с усмешкой Похитун.
- Что такое?
- Ехать надо.
- Куда?
- К чертям на кулички, к десантникам. Это добрых полтораста километров.
- А когда?
- После обеда... - Он выдержал паузу. - Черт знает что! Это не мое дело. Я шифровальщик. Я должен сидеть на месте. Всегда ездил помощник гауптмана, покойный Бунк, а теперь меня впрягли.
- Печально, - заметил я. - Чего доброго, мы больше не увидимся. Знаете что?
- А?
- Давайте разопьем бутылочку. Комендант предупредил меня, что это последняя. Уж он-то, видимо, знает, что говорит.
- Давайте, давайте! Все возможно.
Я принес из своей комнаты бутылку водки. Похитун выложил на стол головку чеснока, твердые как камень галеты и пожелтевший кусочек сала.
Мы выпили за нашу "дружбу". Я пригубил, а Похитун хватил половину граненого стакана. Он закусил чесноком и салом, а я - галетой, напоминающей по вкусу фанеру. Потом пил один Похитун. Пил за скорое расставание, за одаренного ученика, каковым считал меня, за благополучный исход моей переброски, за мои будущие заработки.
Убедившись в том, что Похитун уже "под градусом", я пустил пробный шар:
- Гауптман объявил, что на той стороне меня будет встречать Курков.
- Правильно, - подтвердил Похитун. - Я знал об этом раньше гауптмана.
- Я, между прочим, думал, что Курков в Москве...
- Чего ему там делать, - сказал Похитун. - В Москве он показался один раз всего и то ради того, чтобы узнать о самочувствии ваших родных.
По спине у меня поползли мурашки. Я потерял всякое желание продолжать разговор и даже ощутил сухость во рту. Значит, меня разыгрывают и дурачат. Никаких родственников в Москве у меня нет, и отыскивать их там Курков не мог. Значит, меня провоцируют. И будут провоцировать до конца.
Я выждал, пока Похитун прикончил всю бутылку, и посоветовал ему отдохнуть.
Но Похитун напился не до такой степени, чтобы забыть о своих обязанностях.
- Отдыхать некогда, - сказал он и посмотрел на часы. - Надо подготовить кое-что, взять карту у гауптмана и обедать.
Ознакомительная версия.
