А ребята, кто были за столом, что-то шутить стали, дерзить, ерничать, а сами сидят и кашу уплетают… Я, помню, психанул и ушел. А через несколько минут… Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Не хочу пересказывать. А Захар… Потом со слезами на глазах благодарил меня, что я ему нос разбил и он не попал на завтрак.
— Что с ним случилось потом? Вы знаете, как он умер?
Мужчина кивнул и поводил губами из стороны в сторону.
— Знаю. Он тоже жил в Москве. И в начале нулевых скончался от обширного инфаркта. Вообще, он был хороший человек, ему бы жить и жить… Но, как видите, Татьяна, никто его не убивал и, предполагаю, никаких подкладов не делал.
— Павел Гаврилович… Я вижу, вы адекватный мужчина и с памятью у вас все в порядке. Расскажите, что у вас была за группа в лагере? Эти девять ребят, дружны ли они были и чем вообще занимались? Просто если предположить, что был отравитель, то у него должен был быть мотив.
— Отравитель был, это я вам точно скажу. Конечно, какая-никакая, а экспертиза в то время была проведена. Единственное, что смогли обнаружить, так это какой-то растительный яд, некий алкалоид непонятного происхождения. Даже и следствие какое-то было, а кого найдешь? Как найдешь? Тогда время было совсем другое, не было никаких камер, как сейчас — везде понатыканы. Да, походили, пошумели, порасспрашивали, поварих почти до инфаркта затаскали, но так ничего и не откопали. Так вот… Вы спрашивали про ребят… Не скажу, что группа была дружная, я только с Захаром общался и с Райкой. Другие ребята меня не особо интересовали. Хоть и говорят о мертвых плохо нельзя, но… Клава, Гуля и Шура были плохие девчонки. Какие-то озлобленные, завистливые, всегда пытались по возможности напакостить, но не сильно, так, по мелочи. Спросите, в чем это выражалось? Да уже и не припомню. Но точно помню, что противные девчонки были. Колька Лазарев… тоже, прости господи, был не подарок, какой-то недалекий, всегда смурной и понурый, да и бабник был хороший. Ухлестывал почти за всеми. Из нашей группы, помню, за Гулькой бегал, из другой группы — за Нинкой… Да вот и все, что я могу вам рассказать, госпожа детектив. Кстати…
Павел Гаврилович встал из-за стола, словно что-то вспомнив, и через минуту положил передо мной пышные румяные оладьи.
— Угощайтесь, Татьяна. А то, что вы чай без всего хлебаете, — непорядок это. А пряники, смотрю, вас не заинтересовали.
— Спасибо, — я взяла один оладушек, — не знала, что вы еще и пекарь.
— Да какой там пекарь, — он махнул рукой и рассмеялся. — Это Петровна меня вчера оладьями снабдила. Она вам, кстати, такие же должна была дать. Помню, один пакет мне дает, а второй отложила и говорит: это, мол, нашему детективу, пусть поест нормально. Вы кушали?
— Э-э… нет, еще не успела. М-м-м… какие вкусные. Приду, обязательно съем. — Я не стала говорить, что все оладьи у меня слопал мой неудавшийся горе-ухажер.
— Хотите, я вам и эти отдам. Я Петровну не обижаю, беру всю стряпню, что она предлагает, но сам не особо люблю всякую выпечку. Да и за здоровьем слежу, изделий из белой муки стараюсь избегать.
— Спасибо, но лучше оставьте себе. Парочка оладушков ваше здоровье не попортит. А я съем еще один и покину вас.
— Татьяна, ешьте все! Иначе я их отдам курам или уткам. Только… — он приложил палец к губам, — Петровне об этом не говорите.
— Не буду, — я улыбнулась.
— У вас еще будут ко мне вопросы, госпожа детектив?
— Пока что нет. Но… Я сейчас говорю на полном серьезе — Павел Гаврилович, будьте осторожны и бдительны. Поверьте моей интуиции, враг где-то рядом, и он не заставит себя долго ждать. Если обнаружите в своем доме или во дворе что-то похожее на колдовской подклад, сразу звоните мне. Давайте я вам оставлю свой номер…
* * *
Дома, как обычно, сварила себе чашечку крепкого кофе и с дымящимся напитком вышла на крыльцо. Немного подумав, захватила с собой пирожок от Раисы, которые мне вчера принес ее племянник Саша.
Погода была свежая, совсем не жаркая, на небе проплывали редкие, но тяжелые облака, гонимые порывистым ветром. Я пыталась собраться с мыслями, но у меня почему-то не получалось. Такое было ощущение, что у меня в голове поселился рой мух, они гудели, летали и не давали сосредоточиться. И сама голова была словно опухшая, напоминая раскаленный самовар.
«Может, у тебя давление, дорогуша?» — предположил мой противный внутренний голос.
— Я тебя умоляю! — ответила я вслух и отпила кофе.
«Ну-ну! Смотри какие облака на небе, погода меняется, а ты еще кофе свой хлещешь, как не в себя!»
— Заткнись! — я сделала очередной глоток и откусила от пирожка.
М-м-м, с яйцом, вкусный…
«Еще и под эмоциональным напряжением постоянно. Сосуды надо беречь, дорогая».
— Да уймись ты уже! — и снова глоток обжигающего напитка.
«Подумай о деле, Иванова! Ты чего как зюзя!» — не унимался внутренний голос. Причем я его так явно слышала, будто кто-то стоял рядом и разговаривал со мной моим же голосом.
— Ты прав, это последняя чашка кофе за сегодня, — пообещала я, и только тогда голос в голове затих.
«Так-то лучше… Итак, Иванова, что будем делать? Давай соберись! Или ты действительно стала реагировать на перемену погоды и тяжелые облака на небе? Боже, какие мы стали нежные».
Я доела пирожок и допила кофе. Может, сварить еще одну чашечку?
«Ты же обещала!» — я аж вздрогнула.
Не знала, что мой внутренний голос бывает таким громким.
Я села на ступеньки и постаралась собрать мысли в кучу.
Итак, пора переходить к более оперативным действиям. Где там моя походная шпионская сумка? Правильно, в багажнике. Насколько я помню, там должны быть три портативные, практически незаметные видеокамеры, прибор ночного видения, набор жучков, отмычек…
Надо дождаться, когда стемнеет, и установить одну камеру напротив дома Павла Гавриловича. Вторую — напротив колдуньи Раисы. А третью… третью, пожалуй, установлю напротив своего дома — так, на всякий случай.
— Надо было это сразу сделать, как приехала, балда!
Это был внутренний голос или я сказала это вслух?
— Господи, да что со мной происходит?
«Иди к Татьяне Петровне и померяй давление. У нее точно есть тонометр», — продолжал издеваться внутренний голосок.
— Надо всего лишь немного вздремнуть, — сказала я сама себе и направилась в дом.
Надеюсь, пока я немного посплю, ничего страшного не случится.
Это была моя последняя
