Ознакомительная версия.
«А оно тебе надо? — вдруг проснулся внутренний голос. — Чем над всякими загадками голову ломать, лучше о диссертации подумай или офис поищи, раз уж решил частной практикой заняться. Виталик-то тебе с диссертацией не поможет, даже если очень попросишь…»
— Надо! — вслух ответил Савелий, притормаживая на светофоре. — Мне больше всех надо, такой уж я шебутной уродился. А Виталик — он родственник, брат двоюродный, и системе взаимозачетов в наших отношениях делать нечего.
Нечего так нечего. Голос умолк и больше о себе не напоминал.
Задумавшись, Савелий не сразу тронулся с места и оттого не смог проехать перекресток: зеленый горел какие-то считанные секунды. Пришлось остановиться прямо перед зеброй и слушать обильные благословения-сигналы от водителей стоявших сзади автомобилей. Любит у нас народ погудеть надсадно, да не просто так, а в каком-нибудь ритме. Один чередует два протяжных сигнала с тремя короткими, другой даст длинный, а в конце два раза пикнет отрывисто.
Среди пешеходов, переходивших через проезжую часть перед машиной Савелия, мелькнул знакомый профиль и не менее знакомая всклокоченная шевелюра доцента Щукина с кафедры госпитальной терапии. Савелий хотел окликнуть хорошего человека, предложить подвезти его, но не успел — красный сменился желтым, Щукин, и без того легкий на ногу, убыстрил шаг, а сзади начали сигналить уже не возмущенно, как раньше, а очень даже угрожающе, так что пришлось резво трогаться и ехать.
Мысли охотно переключились с убийств на Щукина, всегда приятнее думать о хорошем. Накатило нечто вроде ностальгии, вспомнились студенческие годы. «Боже мой!» — ужаснулся Савелий, осознав, что он окончил школу тринадцать лет назад, а семь лет назад получил диплом врача. Как бежит время, неумолимо бежит, кажется, что это было только вчера, ну, пусть — позавчера, короче говоря, совсем недавно, а тут целых тринадцать лет! И самому ему уже тридцать недавно стукнуло, первого июня, в Международный день защиты детей. Так не успеешь оглянуться, стукнет тридцать пять, затем — сорок, потом — пятьдесят… А дальше и думать не хотелось, поэтому Савелий вернулся к Щукину.
О Щукине он вспоминал с признательностью. Бывают очень вредные педагоги, бывают так себе, вредноватые, бывают — невредные, бывают и добрые, а Щукин был не просто добрым, но еще и очень ответственным. Казалось бы, проговори материал и забудь, проработай тему и иди дальше, но Щукин так не мог. Он старался донести знания до каждого студента и, кроме того, старался научить думать так, как положено думать врачу. Мыслить клинически.
— Еще Гиппократ говорил: «Qui bene dignoscit bene curat»![18] — любил повторять Щукин, подсовывая студентам трудные диагностические задачи.
Если под рукой не было малопонятных больных, Щукин терзал задачами «собственноручной выпечки». «Вот вам жалобы, дорогие коллеги-клиницисты, вот вам симптомы, вот данные обследования — извольте выставить диагноз и обосновать его, то есть объяснить, как вы к нему пришли». Причем задачки у Щукина были те еще — правильный диагноз искусно скрывался за множеством вероятных и вполне правдоподобных, но в то же время неправильных.
— Кривое попадание, — морщился Щукин, слыша неверные ответы.
— В точку! — резюмировал он, когда наконец выставлялся правильный диагноз.
Именно что «наконец», потому что сразу, с наскоку щукинские задачки было не решить. С кем-то из больных еще можно было разобраться быстро, но не с этими каверзными казусами.
— Зрите в корень! — призывал студентов Щукин. — Умейте отделять главное от второстепенного! Умейте видеть то, что не лежит на поверхности!
Щукин никогда не ругался. Самым тупым и нерадивым он дружелюбно говорил:
— Ничего, не переживайте. — Те, кстати говоря, и не думали переживать по поводу своей тупости, ибо к ней давно привыкли, но Щукину казалось, что переживать они все-таки должны. — Не переживайте. Медицинский статистик тоже хорошая специальность. Спокойная такая, а если в циферках ошибетесь, то и поправить несложно. Опять же медицинскому статистику легко карьеру сделать, потому что он привык с цифрами работать, а это — главное умение любого руководителя. Так что не переживайте.
«Мыслить клинически» в понимании Щукина означало мыслить нестандартно и непременно докапываться до сути, желательно — в кратчайшие сроки, ведь больные иногда не склонны дожидаться, пока там доктора раскачаются да растекутся мыслью по ветвистому диагностическому древу. Умрут — и на все вопросы нерадивым и недалеким клиницистам даст ответ патологоанатом. Недаром же говорят, кто в шутку, а кто и всерьез, что посмертный диагноз — самый верный.
— Если вам мешает один симптом, — учил Щукин, — ну никак не желающий укладываться в рамки диагноза, отбросьте его на время, выставьте диагноз, а затем попытайтесь объяснить этот симптом уже с позиции выставленного диагноза. От частности — к целому, от целого — к частности. Клиническая математика…
Злые языки, ухватившись за одно из любимых выражений доцента, прозвали его Клиническим Математиком. Щукин не обижался, напротив — сам употреблял это прозвище и говорил, что оно ему нравится. Главное, что клиническим идиотом не прозвали, уже хорошо.
Если вам мешает один симптом, не желающий укладываться в рамки диагноза, отбросьте его на время…
Если вам мешает один симптом, не желающий укладываться в рамки диагноза, отбросьте его на время!
Если вам мешает один симптом, не желающий укладываться в рамки диагноза, отбросьте его на время!!!
Применив совет доцента Щукина к убийствам на складском комплексе, Савелий понял все. И лучше бы было понять это дома или на работе, на худой конец — во время стояния на светофоре (благо то и дело приходилось этим заниматься), но не во время движения. Радость победы взволновала так, что в глазах потемнело, голова стала дурной, сердце учащенно забилось. Гипертонический криз, только без рвоты с тошнотой. А что? Вполне возможно. Адреналин, выброшенный на радостях в кровь надпочечниками, повышает артериальное давление.
Ничего толком не соображая, Савелий кое-как перестроился из левого ряда в правый, чудом избежав при этом как минимум двух столкновений, и остановился. Опустил стекло на своей дверце, чтобы свежий воздух помог ему побыстрее прийти в себя, и услышал сакраментальное:
— Бу-бу бу-бу бу-бу-бу, предъявите права и техпаспорт.
Не исключено, что худощавый капитан представился весьма членораздельно, просто вербальное восприятие Савелия включилось только к концу фразы.
Он протянул капитану документы, но выходить из машины не стал. Во-первых, ноги еще не окрепли окончательно, а во-вторых, капитан стоял прямо у дверцы, не открыть.
— Знак «остановка запрещена» видели?
— Нет, товарищ капитан, не видел.
— Почему? — не без иронии поинтересовался капитан. — Зрение плохое?
— Зрение у меня в порядке, просто плохо себя почувствовал.
Капитан склонился к окошку, принюхался, внимательно посмотрел Савелию в глаза, явно интересуясь зрачками.
— Не пил, не кололся, не нюхал. — Савелий постарался улыбнуться, но, кажется, это у него получилось не очень хорошо.
— Сердце? — предположил капитан.
Можно было бы кивнуть, но Савелий был немного суеверным и верил в то, что «присвоенные» болезни непременно прилипают к человеку. Да и какой смысл лгать, если можно сказать правду?
— Нет, не сердце. Это с головой. — Савелий для наглядности постучал себя пальцем по лбу. — Померещилось что-то, в глазах потемнело, руки-ноги как не свои стали, вот и остановился где попало, чтобы оклематься.
Не самое четкое и не самое правдивое объяснение, но не начинать же ab ovo…[19]
— Оклемались? — В голосе капитана послышались нотки сочувствия.
— Пока не до конца, но уже немного осталось, — ответил Савелий и, испугавшись, что капитан может вызвать ему «скорую», добавил: — Совсем немного, уже вот почти…
— Вы, наверное, артист?
— Нет, я психиатр. — Савелий снова улыбнулся. — Мы еще более впечатлительны, чем актеры.
— Впечатлительны? — удивился капитан. — Я не об этом. Просто вы похожи на одного актера из сериалов, вот я и спросил. Уже недолго, говорите?
— Еще буквально пару минут, — заверил Савелий. — Не больше.
— Аварийку включите, — посоветовал капитан, возвращая документы. — А вы на самом деле психиатр? Настоящий?
— Да, настоящий, — подтвердил Савелий, нажимая кнопку на передней панели. — Диплом только предъявить не могу, дома лежит.
— Тогда скажите, что такое проекция?
Вопрос немного удивил Савелия, но раз интересуется человек, то почему бы не ответить?
— Перенос каких-то собственных качеств или желаний, наличие которых не хочется признавать, на других людей. Но это не психиатрический термин, а скорее, психологический.
Ознакомительная версия.
