— М-да, — подтвердил Купцов.
— В цивилизованных странах ТАКОЕ совершенно невозможно.
— А что, в цивилизованных странах жуликов и брачных аферистов нет?
— Есть. Но ТАКОЕ, уверяю вас, невозможно! Только в нашем родном совке!
— То, что ты, Петр, презрительно называешь совком, между прочим, твоя Родина! — укоризненно произнесла показавшаяся из спальни Анна Николаевна.
Сейчас она была одета совсем по-домашнему — безо всякой косметики, с гладко зачесанными волосами, в узком скромненьком мышиного цвета платье. Тем не менее отмеченный решальщиками еще в «Альфонсе» неуловимый шарм в ней по-прежнему присутствовал.
— Вот-вот. Родина-уродина, — подхватил Московцев. — И люди — такие же. Между прочим, пока я тут трачу нервы, время и деньги на поиски твоего хахеля-афериста, у меня в Гетеборге срывается миллионная сделка!
— Петя! Ну нельзя же так! Нельзя же мыслить одними только категориями миллионов и сделок! Посмотри, как мы живем!
— И как же мы, по-твоему, живем? Лично мне казалось, что в целом неплохо… Вплоть до минувшей пятницы.
— Неправильно живем. Нечестно, нехорошо… Живем так, словно черновик пишем и помарки наши никакого значения не имеют. Вроде как — успеется, потом перепишем всё набело. Но так не бывает! Жизнь одна человеку дадена, и день, который ты сегодня прожил недостойно, грязно, с помарками, таким навсегда и останется… перебелить его нельзя, не получится. Вот только мы об этом совершенно не думаем. Мы думаем: вот завтра… завтра я заживу совсем по-другому. Но наступает завтра… послезавтра… послепослезавтра… а мы все пишем свой черновик и продолжаем обманывать себя…
— Ну началось! Опять завела свою шарманку. Я ей про Фому, а она… Тьфу! Мать Тереза и мать её!
— Петр! — вскинулась Анна Николаевна. — Ты снова начинаешь?
— Всё, Нюша! Извини! — Московцев просительно сложил руки на груди, а затем приобнял сестру за плечи и фальшиво докончил: — Не сердись. Все мы сейчас того… на нервах немножко.
— Хорошо. Не буду.
— У Дмитрия Борисовича возникло к тебе несколько вопросов.
— Хорошо. Я отвечу. Постараюсь. Спрашивайте.
Петрухин достал из кармана рабочий блокнотик, пробежал глазами последние записи:
— С вашего позволения, давайте пойдем с самого начала. Итак: Андрей появился в вашей студии минут за двадцать до закрытия, немного напугал вас, но тотчас реабилитировался. Так?
— Да.
— А вообще, с какой целью он приходил? Хотел у вас что-то купить?
— Нет, он хотел заказать проект интерьера для своего загородного дома.
— Но в тот вечер так ничего и не заказал?
— Нет, в тот вечер не заказал.
— А где у него дом?
— В Карелии, на берегу озера.
— А точнее?
— Я не знаю, я не спросила.
— Ясно. А фамилия и отчество у Андрея есть?
— Послушайте! Я же не отдел кадров!
— Очень плохо, что вы, Анна Николаевна, не отдел кадров, — вздохнул Петрухин. — Значится, фамилии-отчества вы не знаете?
— Я в его паспорт не заглядывала. Если вы это имеете в виду.
— Адреса не знаете, и визиточки своей он вам не оставил, и никакого номера телефончика тоже… Кстати, телефончик мобильный при нем имелся?
— Да, конечно. В течение вечера ему несколько раз звонили.
— А о чем велись разговоры вы, случайно, не запомнили?
— Я не прислушивалась. Это не совсем прилично, не правда ли?
— Хм… Ну это когда как. А вообще, может, в семантике его речи что-то такое проскальзывало, косвенно указывающее на род занятий?
Анна Николаевна отчего-то насторожилась и после некоторой паузы осторожно попросила:
— Извините, но, думаю, об этом не стоит лишний раз распространяться.
— Даже так? Интересное кино!.. — искренне подивился такому заявлению Петрухин, и тут его машинально пробило на иронию: — Так, может, он вообще — того? Разведчик-нелегал?
В ответ женщина метнула в сторону Дмитрия столь изумленно-испуганный взгляд, что в мозгу у того кольнула догадка: «Ба-аалин! Кажется, попал!» Вот только от этой догадки сделалось ему совсем несмешно. Оно понятно, что Анна Николаевна — барышня… хм… склада романтического. Но — не до такой же степени!
— Ну и как же мы должны его искать? Как вы себе это представляете?
— Шестьдесят тысяч долларов, Дмитрий Борисыч! — не выдержав, заголосил, обхватив голову руками, Московцев. — Шестьдесят!..
* * *
— «…Серебро, кожа, ткань. Нижняя часть клинка декорирована растительным орнаментом». Что ж, вещица действительно интересная.
Анатолий Яковлевич закрыл альбом, приходившийся братом-близнецом тому, что несколькими часами ранее демонстрировал решальщикам Московцев, снял очки и задумчиво повторил:
— Интересная. С историей вещица… М-да…
— Сколько? — лобово, без словесных прелюдий спросил Русаков.
Антикварных дел мастер поморщился. В деловых разговорах он как раз предпочитал «заходы издалека»:
— Э-э-э-… ну, скажем… пятнадцать.
— В таком случае мне ничего не остается, как попросить прощения за бесцельно отнятое время. Которое ни в коей мере не может быть компенсировано даже кофе. Хотя, как ни странно, его здесь готовят недурно.
— Перестаньте, Андрей, экий вы, право… Зачем сразу так-то? Давайте спокойненько всё обсудим.
— А затем, любезнейший Анатолий Яковлевич, что я терпеть не могу, когда меня пытаются разводить. Тем более — хорошие знакомые.
— Но вы же прекрасно понимаете, что вещица каталожная, — запротестовал антиквар. — Продать ее здесь, у нас, — почти нереально. Придется задействовать… э-э-э… специальные каналы. А это, уверяю вас, весьма затратная процедура.
— Я в курсе. Поэтому моя цена более чем скромна.
— И сколько вы хотите?
— Тридцать пять.
Анатолий Яковлевич страдальчески закатил глаза:
— Андрей, вы же просто без ножа меня режете!
— Бросьте! «Резать без ножа» — это, скорее, по вашей части.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду тот фолиант, который я подогнал вам в последний раз. Сколько в итоге за него отстегнул Саркисян?
— Это коммерческая тайна, — насупился антиквар.
— Странно, но Саркисян так не считает. И охотно озвучил итоговую сумму. Правда, в тот момент он находился в состоянии нелегкого подпития. Но то — детали.
— Какой подлец!
— Совершенно с вами согласен, — подтвердил Русаков, направляя заинтересованный взгляд поверх головы собеседника в сторону стойки бара. Там в данную минуту возник новый любопытный персонаж — одинокая дамочка бальзаковского возраста. Судя по прикиду, аксессуарам и обилию украшений — при деньгах, судя по манере поведения — малость подшофе.
Дамочка что-то заказала и, не с первого раза взгромоздившись на барный табурет, коротала время до очередного дринка, изучая немногочисленный пока контингент заведения. Встретившись глазами с Русаковым, она наградила его одобряющей улыбкой, однако мимика Андрея никак не отреагировала на подобную симпатию. В отличие от мозга, в котором автоматически запустился «бортовой компьютер», определяя оптимальный набор прикормок и наживок: «Ваенга… Стас Михайлов… „Все мужики — сволочи“… „Рыцари в наш век перевелись“… Шампанское? Нет, скорее мартини…»
— …Андрей! Вы меня слушаете?
— Да-да. Я весь во внимании.
— К сожалению, я вынужден вас покинуть, так как у меня назначена еще одна важная встреча. Но я обязательно подумаю над вашим предложением.
— Как долго?
— А каким лимитом времени вы располагаете?
— Дней пять. Максимум — неделя.
— Хорошо. Я постараюсь дать ответ в течение этого срока.
— Только не затягивайте. И в любом случае отзвонитесь: «да» — значит «да», ну а «нет» — оно, как известно, тоже ответ.
— Боюсь, к обозначенному сроку я могу не успеть собрать столько наличности. Вы же предпочитаете работать с кэшем, не так ли?
— Ценю вашу деликатность. Но в любом случае бо́льшим временем я не располагаю. Так как собираюсь в конце следующей недели покинуть этот город, знакомый до слез.
— Неужто всех местных вдовушек успели окучить? — невинно поинтересовался антиквар.
— Ну что вы! На «всех» и всей жизни не хватит, — ничуть не смутившись, ответил Русаков. — Просто опасаюсь, что мои рыжие кудри малость примелькались.
— Почему рыжие? Вы же, если глаза мне не изменяют, натуральный, с благородной проседью брюнет?
— Советую, Анатолий Яковлевич, почаще перечитывать классическую, а не только специальную литературу. Уверяю вас, в жизни весьма часто пригождается.
— Благодарю за совет, непременно воспользуюсь. Да, а куда думаете податься, если не секрет?
— Не секрет. В предгорье Кудыкиных гор, в славный курортный городишко Гдетотамск. Не доводилось бывать?
