Дубосеков с интересом свалившегося с луны человека рассматривал обшитые кленовой вагонкой стены, на которых висели копии картин Рубенса с обнаженными женщинами; дорогие люстры заливали ярким светом подвальное помещение, еще недавно считавшееся непригодным для эксплуатации. А кабинет новоиспеченного коммерсанта и вовсе ошеломил Дубосекова своим роскошным убранством — итальянская мебель, панно во всю стену с красочным барельефным изображением «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. На полу ковер, в ворсе которого, как в июньской траве, утопают ноги. Сквозь стекло буфета проглядывают графины и бутылки с красочными этикетками.
Гагаров перехватил взгляд гостя и предложил:
— Выпьете чего-нибудь?
— Можно грамм пятьдесят. На сухую серьёзные разговоры не ведут.
— Коньяк, виски, водку?
— Давай нашу, русскую. Эти благодетели какой только гадости нам не подсовывают.
Станислав спорить не стал, достал из буфета бутылку «Смирновской», из холодильника упакованные ломтики ветчины, красные, будто налитые кровью, яблоки. Все это поставил на журнальный столик около кожаного дивана — большой письменный стол был завален бумагами.
— Неплохо живут ныне «новые русские», — пошутил Дубосеков. — Не боишься, что придут красные?
— Не боюсь, Гавриил Прокопьевич. Я ко всему привычный. Потому стараюсь, пока есть возможность, взять от жизни все, что можно. Да и вы, слыхал, не бедствуете.
— Не бедствуем, — согласился Дубосеков. — И хотя стараемся на вид свои богатства не выставлять, компетентные органы без внимания нас не оставляют. Слыхал, и у тебя друг из сыскарей объявился. Правду говорят?
Гагаров кивнул.
— Меня это мало колышет. Я стал законопослушным и никаких правонарушений не допускаю. А то, что он тут кого-то высматривает, чего-то выискивает, — его служба.
— Ты, похоже, и впрямь с ним сдружился?
— А почему бы нет? Мужик он неплохой, понимающий сегодняшнюю ситуацию, сговорчивый. В стукачи меня не агитирует. А лишней рюмки мне не жалко.
— Говорят, он и девочек очень обожает. Не интересовался по пьяной лавочке?
— Чего не было, того не было, — без фальши в голосе ответил Гагаров.
— А вообще-то у тебя девочки есть? Современная сауна без девочек — не сауна.
— Если надо, найдём. — Гагаров наполнил рюмки. — За встречу. — Выпил одним глотком. — Когда прикажете?
— А по каким дням у тебя бывает Семиженов?
Гагаров пожал плечами:
— По разным. Иногда предупреждает, иногда вот так, как вы, внезапно появляется.
— А сам никогда не приглашал его?
Гагаров отрицательно помотал головой.
— А зачем? Я в друзья не набиваюсь и ни у кого в «шестёрках» никогда не ходил.
— А пригласить надо, — убедительно посоветовал Дубосеков. — Угостить хорошенько, девочек на колени посадить. Он должен быть нашим человеком, на нас работать. И дружки твои из авторитетов чтоб были. Понял?
Гагаров долго молчал.
— Понять-то понял. Да рисковое это дело. Нелёгкое.
— Легко кошки родятся — и то слепые. Твоё дело напоить его и девочек на колени посадить, остальное я на себя беру.
Дубосеков осушил рюмку и поднялся.
— Позвони мне, когда этот легаш согласится попариться.
5
Приглашение в сауну несколько озадачило Семиженова: Гагаров из той породы людей, которые привыкли держаться независимо и гордятся этим. И оперативника он привечал не из-за любви к нему, а чтобы показать своим коллегам, что и власти с ним считаются, не брезгуют его компанией. Подполковника он встречал без угодничества, но делал все, чтобы ему понравилось: приглашал выпить рюмку-другую, всем своим видом показывая присутствующим панибратское отношение с ментом — всех, кто занимался борьбой с преступниками, он относил к милицейским холуям.
Это была игра кошки с мышью, и каждый из них считал себя кошкой: Гагаров старался приручить мильтона, Семиженов — заставить бывшего воровского авторитета работать на свою службу. Пока ни тому, ни другому осуществить задуманное не удавалось.
И вот неожиданное приглашение. Гагаров решил изменить тактику? Или кто-то и что-то ему угрожает и он решился заручиться поддержкой сыщика? Намек был довольно прозрачный: «У меня будут интересные люди, с которыми вы охотно познакомитесь…» Или Гагаров задумал что-то коварное?
Как бы там ни было, Семиженов принял приглашение. «Посмотрим, чей козырь старше!» Приехал, правда, с небольшим опозданием, когда сауна работала вовсю и из парилки доносились веселые, хмельные голоса.
В предбаннике стол был накрыт богаче обычного: и водка, и коньяк, и заморские вина в пузатых бутылках с красочными этикетками; из закуски — красная икра, копчёные рыбы, колбасы…
— Рюмочку для настроя примете? — предложил Гагаров.
— Потом, — отмахнулся подполковник и направился в раздевалку.
В сауне парилось четверо. Двоих Семиженов знал — «коллеги» Гагарова, один владелец ресторана, второй — магазина. Лица остальных тоже показались знакомыми, но где и когда он встречался с ними, припомнить сразу не смог.
Владелец ресторана лежал на верхней полке, а хозяин магазина хлестал его березовым веником. Незнакомцы сидели внизу, «травили» анекдоты, и оба при этом громко хохотали.
Семиженов поздоровался и тоже присел на нижней полке, чтобы несколько «акклиматизироваться» в этой душегубке — жара была такая, что перехватывало дыхание. Подполковник любил баню, только не эту, финскую, с сухим, обжигающим легкие воздухом, а нашу, русскую, с пивным парком, с дубовым веничком, пахнущим грибами, здоровым осенним ароматом, от которого тело наливалось силой и бодростью, вмиг смывая усталость, прежние заботы, неприятности.
Коммерсанты, поочередно отхлестав друг друга, спустились вниз, тяжело дыша и подтрунивая друг над другом, кто первый не выдержал, попросил пощады. Уселись рядом с Семиженовым, и, несколько отдышавшись, владелец ресторана обратился к нему:
— А вы сразу туда, Федор Иванович, — кивнул на верхнюю полку. — Взбодритесь. Так и быть, похлещу вас веничком, может, и вы когда-нибудь окажете мне услугу. — И громко захохотал, довольный своим остроумием.
— Не люблю быть должником, — поддержал весёлый тон подполковник. — Да и должность не позволяет оказывать услуги, тем более если они связаны с правонарушением. А ваша профессия такая, что без этого не обойтись.
— Ну, что вы, Федор Иванович! — возразил владелец ресторана. — Наша профессия ныне самая нужная, безобидная — накормить людей, напоить. Это нас все обижают — и рэкетиры, и налоговая полиция, и родная милиция, — все кому не лень.
— То-то, смотрю, исхудали вы оба, — кивнул Семиженов на выпирающие тыквами животы одного и другого.
— Это не от котлет, а от лет, — не согласился с ним собеседник. — И работа такая, сидячая. Да и вы не из худеньких, тоже, наверное, не сидите без куска хлеба.
Разговор из весёлого мог перейти в другое русло, и подполковник предпочел сменить тему.
— Вот теперь прогрелся, можно, на верхнюю полку. — Он легко поднял свое сильное, мускулистое тело на раскаленные доски. Вытянулся во весь свой небольшой рост, стараясь как можно медленнее вдыхать воздух, чтобы не обжечь лёгкие. — Хорошо-то как! — воскликнул от нестерпимого жжения. — И чего это вы так рано слезли? — подколол коммерсантов.
— Посмотрим, сколько вы продержитесь, — не остался в долгу ресторанный босс. — Может, всё же похлестать?
— Спасибо. Но я не люблю березовый запах. Вот если бы дубовым веничком…
— А где это вы дубовые видели? Тут и берёзовые с трудом достали…
Тело постепенно привыкало к нестерпимой жаре, доски уже так не жгли, и всё равно надо было обладать фанатичным упорством, безрассудным упрямством, чтобы так истязать себя. Семиженов лежал, терпел — не мог позволить, чтобы эти «новые русские» смеялись над милиционером. Двое незнакомцев, когда коммерсанты спустились с верхней полки и заговорили с Семиженовым, замолчали; прислушивались к их перепалке, не вмешиваясь. Подполковник лежал и напрягал память, где он их видел. И вспомнил: два года назад их судили за разбойное нападение на таксиста. Дали по три года. И вот они уже на свободе… Освободили по амнистии или сбежали?..
— Ну, хватит, пора и пивком побаловаться, внутри всё пересохло, — поднялся владелец ресторана. А за ним и магазинный босс. Ушли. Можно было спускаться.
— Жарковато? — сочувственно спросил один из бывших зэков, тот, что постарше. Плечи его были разрисованы орлами и змеями, удостоверяющими, что не раз отбывал срок. У второго тоже была татуировка, пожиже, на кистях рук.
— Да уж, — кивнул Семиженов. — Всех микробов уморил. — И направился в душевую охладиться.
Когда он вошел в предбанник, коммерсанты и бывшие зэки уже сидели за столом с наполненными рюмками. Первые, прикрывшись простынями, вторые — нагие. Правил бал Гагаров, тоже раздетый до трусов.
